Легко ль зачать любимое дитя?
или
Бесплодие в сексе


Доктор Чи Жэнь — врач. Однако его специализация привычна лишь отчасти. К нему обращаются пары, страдающие бесплодием, а также супруги, желающие зачать ребенка... определенных пола, внешности, характера. Меня это озадачило. И я попытался разобраться в образе мыслей доктора, общих принципах его профессиональной деятельности.

Беседа с доктором Чи Жэнем шла мягко и мило. Бархатные кресла, вазочки с фруктами, панно на стенах, приглушенная музыка создавали атмосферу разговора. Этот уравновешенный мужчина в одеждах просторного покроя, с грациозными манерами и безупречной осанкой был непосредственен как ребенок, радостен как солнышко, искренен и добр. Ничто не предвещало конфуза.

— Мужчина, по большому счету, не слишком отличается от женщины, как и женщина от мужчины, — говорил доктор Чи Жэнь. — Им есть, чему с пониманием и с обоюдной пользой друг у друга учиться. Ну, вот считается, что исключительно мужчина обладает пенисом и способностью к эякуляции, а женщина — беспредельной множественностью оргазмов и способностью к вынашиванию ребенка. И тут исключительные достоинства оборачиваются и недостатком, потому что лишены видимых преимуществ другого пола.

— Неужели?

— Забавные предрассудки мышления. И не нужно ничего придумывать, чтобы опровергать их. Просто более внимательно взгляните и подумайте сами. До зачатия будущие качества предстоящего ребенка вынашивает в себе мужчина, а, умело следуя внутренним побуждениям, и беспредельное переживание множественного оргазма становится быть ему доступным. Что же касается женщины, то разве не является для нее клитор тем же, чем и пенис может являться для мужчины — для наслаждения, познания, развития, аккумуляции сил и копуляционных движений? А разве не способна она по-своему эякулировать в бурном экстазе?

— Клитор для копуляционных движений?

— Да, для своих особенных.

— Что ж, а чему в таком случае мужчине и женщине друг у друга учиться?

— Мужчине у женщины — умению вынашивать в себе ребенка, прежде чем зачинать его в любимой. Подобно тому, как женщина вынашивает в себе человеческий плод, прежде чем породить его миру. А также грандиозной способности переходить от одного оргазма к другому, от второго к третьему и так далее на едином все более крепнущем и возрождающем дыхании любви. А женщине еще как можно научиться у мужчины активности, инициативности, чуткости, самосовершенствованию и естественной возможности эякулировать лишь тогда, когда зачинают любимое дитя.

— И все же, что же более существенны — сексуальные различия или сходства?

— Они важны одинаково. В сходствах находить различия, а в различиях — сходства. Каждый человек уже изначально двуполый. Вот даже мужчина обладает собственной вагиной — это крайняя плоть. Обнаруживать недостающее именно в себе, и тогда взаимоотношения с другими людьми, со всем миром становятся творчеством.

— А, по-моему, творчество и без всяких изысков присутствует во всем.

— Оно-то так. Да только всегда ли мы замечаем это? Тем-то открытие в себе творчества и удивительно, что мы начинаем замечать его непрерывное волшебство вокруг себя и в себе, осознанно живем с ним и в нем и способны сознательно сотрудничать с ним.

— Простите, а разве понятие «творчество» не есть просто-напросто удобной абстракцией? Оно что, и впрямь живое существо?

— Что ж, можно рассуждать и так. Да только по мере твоего созревания, сущность прежде абстрактных для тебя понятий оказывается все более живой и все более взаимосвязанной с тобой, сопричастной тебе и без лишних слов. Вот тогда-то и становится возможным ваше сотрудничество, основанное на уважении и любви. Сущность тебя уважает и любит, а вот когда наступит твой черед?

— Абстракцию сложно уважать. По-моему, ею надо просто пользоваться — и все. Да и то — лишь в отвлеченных рассуждениях.

— И тут правда. Можно ли уважать другое, пока проникновенно не осознаешь, что оно такое же живое, как и ты, и даже более того — что вы живете не только друг рядом с другом, но и друг в друге, и еще более — что вы живы именно за счет друг друга.

— Вы вот говорили о созревании. Имели в виду половое или возрастание по годам?

— Речь идет о бесконечном раскрытии возможностей творчества, которые заложены всецело в изначальном единстве человека с миром. Ни способность к деторождению, ни преклонные лета не определяют это раскрытие, хотя и могут накопленным опытом способствовать или мешать ему. Творческая зрелость тем и красит человека, что в ней он познает осознанное сотрудничество с миром вовне и внутри себя.

— И ради чего все это?

— Чтобы соучаствовать в творчестве жизни, а не только быть орудием его.

— То есть, все под контролем — и человек в результате разумно владеет вселенной?

— Вот-вот — разумно. Понимает ответственность и живет ею. Сущность человека остается неизменной в возрасте на протяжении всех периодов своего существования. Она — извечный младенец, который творит и обнаруживает себя силой любви.

— Секс превыше всего?

— Если под сексом понимать то, что зиждит существо до рождения, после смерти и приводит для творчества в эту жизнь. Это также та сила, которая позволяет человеку увидеть свою сущность младенца, как бы самого себя и на этом вИдении преображаться, изменять свою жизнь и жизнь вокруг. Ведь и в живом существе окружающего мира он распознает того же младенца, того же себя. За всеми гнусностями, мерзостями. Понимать и их природу, требование измениться прежде всего самому и тем разрешаться, освобождать себя от их давления.

— Не значит ли это, что половая жизнь существенна для всех и что мир вокруг людей таков, каким они создают его в своих сексуальных отношениях?

На это доктор Чи Жэнь промолчал. Он взял со стола поднос с несколькими серебристыми рюмочками и стал меня угощать одной вслед за другой. Их содержимое представляли настойки трав, пахучие, терпкие, горьковатые. После пятой рюмочки, простите за нескромность, я вдруг явственно ощутил свою мужскую принадлежность. Возбуждение было таким сильным, что я ожидал оконфузиться еще стремительнее и бесповоротней. Такого подвоха от собеседника я не ожидал. А он продолжал потчевать меня рюмочками как ни в чем не бывало. С обреченным видом я заглотал оставшиеся три наперсточка и готовился к тому, что сейчас у меня вырастут еще и уши. Однако вместо этого мой конфуз растаял без следа, как летний снег.

— Вот пример для ответа на твой вопрос, — добродушно сказал доктор Чи Жэнь. — Из секса люди надуманно создают для себя проблемы, мучаются ими, не умеют совладать, а поэтому и мало пользы извлекают из него. А секс так прост. Для него не нужны никакие искусственные приспособления, снадобия, фантазии. Для него полностью достаточно собственных тел, наших и любимых. Удовлетворить его потребности чрезвычайно просто — во взращивании собственной внутренней целостности, которой всем нам зачастую недостает. Иногда эти потребности проявляются в том, что мы, мужчины, зачинаем в лоне женщины детей. А привычнее в том, что попусту разбрасываем семя при случайных связях направо и налево.

— Что же тут плохого?

— В зачатии ничего плохого нет. Но извергаемся ли мы только затем, чтобы зачать? Зачинаем ли мы дитя в лоне любимой? А любимо ли дитя, которое мы прежде не вынашиваем в себе, а воплощаем в угаре? А главное — мы забываем свои сущности, а без них тупеем и дичаем. Блуждаем в неосознанном стремлении найти самого себя, блуждаем в насилии над самими собой и другими.

— Насилие как извращение единения любви?

— Вточь как те пять рюмочек. От них возбуждаешься, извергаешься, сил нет, но раздражаешься и хочется еще больше, до исступления. Причина насилия в самом человеке, она приходит извне, бродит по телу как те настоечки и искажает силу любви.

— А возвратиться к любви несложно — очиститься от пришлого и припасть к естественному истоку — вúдению непосредственного и невинного младенца внутри себя? Любовь к другому искренняя — если в другом видишь самого себя. А как же дети?

— Желанные дети от желанной женщины.

— Но ведь и без этого повсюду рождаются дети — здоровые, красивые, всесторонне одаренные.

— Рождались и будут рождаться. Какого ребенка мужчина выносит в себе до зачатия — таким тот и родится. Осознают или нет сами родители, что дети рождаются достойными их добродетелей и вынашиваемых желаний, явных или сокрытых. Мой знакомый пастырь когда-то увидел на фресках лавры рисованного мальчика и очень захотел, чтобы сын, когда придет время, был таким. И через несколько лет у него родился сын, который ныне, словно сшедший с той фрески. Дети рождаются всякими, а прежде мы их сами формируем вольно или невольно телесно, душевно, духовно. И поскольку обычно процесс этот протекает неосознанно и подвержен различным влияниям, результат оказывается не в пример мать и отца. Не всегда желанное воплощается. Иными от наших желаний оказываются силы творения и любви.

— Это печально?

— Если печально — становись другим. И более достойным искренности любви.

— Полюбить искренне возможно любого человека — если сумеешь увидеть в нем самого себя. А как же та единственная или тот единственный?

— Сущность и открывается единой. Искренняя любовь жертвенна, ведь ты прозреваешь сущность ближнего сквозь все его наносные оболочки и помогаешь и ему становиться чище, вдохновеннее, радостнее. И ближний тут — любой человек, любая тварь, весь мир — и все это как вовне, так и внутри тебя.

— Кажется, я вас понимаю. Тварью может быть и наваждение, и призрак, и болячка. А человеком внутри меня — и моя собственная сущность-младенец, и то существо, которое собираюсь зачать. Вообще-то, и это существо, и эта сущность едины. Продолжаем сущность свою в детях. Суметь бы это распознать. Но только зачем это самопожертвование, заклание на кресте?

— Вот-вот, на кресте. На перекрестке мировоззрений различных существ, тебя и другого. И затем-то, чтобы и в другом пробуждалось, возрождалось вúдение самого себя в тебе. Ты обогащаешь себя знанием и тогда, когда другое недопонимает тебя, и тогда, когда оно совсем не понимает тебя. Но сколь упоительными становятся мгновения, когда мало-помалу появляется и крепнет взаимопонимание. Все это с лихвой окупает слезы, пот и кровь прежних мук и трудов. Но для этого лучше не терять, не глушить в себе источник живительной любви.

— А возможны ли у такого прозорливца дети? Ведь он во всем видит одно и то же — самого себя. А что если прозорливец встречает такую же прозорливицу, как он?

— Не единообразие ты прозреваешь во всем, а то единое, что стоит за всем этим. И ты видишь мир куда более богаче, разнообразнее, восхитительнее, чем знал его раньше. А дети... Разве их зовут? Они приходят сами. Но насколько ты сознательно соучаствуешь в их приходе, сотрудничаешь с ними, помогаешь им? Видишь ли ты осознанно потребность, распознаешь ли ее, следуешь ли ей. Обычно тобой руководят, пока не способен ты сотрудничать на равных.

— С кем?

— С теми и с тем, что внутри и вокруг тебя. Мир един, просто ты вроде как то пересечение крестное внешнего и внутреннего миров, своих миров.

— Что Вас вновь привело в нашу страну? Некогда на ее союзных приделах Вы учились. Теперь у Вас тут практика?

— О, нынешний случай весьма сложен, а потому и интересен мне. Скажем так. Далеко-далеко отсюда у одной женщины умер муж. Детей у них не было, и вот она желает зачать ребенка, которого могла бы иметь… от своего мужа. Этот ребенок должен быть похожим на ее младшего брата, погибшего в детстве. Кроме того, этот ребенок должен быть художественно одаренным и быть не менее одаренным продолжателем дела умершего отца, бывшего крупным банкиром и промышленником.

— Прошу прощения, голова идет кругом. Столько конкретных требований — и это к ребенку, который еще не зачат и должный папенька которого умер. Этот покойный муж что, оставил замороженные сбережения в банке спермы?

— Нет. Но даже если бы и оставлял, оно было бы бесполезным. Вначале предъявленные требования к будущему ребенку нужно выносить в себе мужчине, прежде чем зачинать.

— Но ведь мужчина, который должен зачинать, умер.

— Умер ее муж. И мне с моими сотрудниками предстояла реальная, хотя и кропотливая работа. Мы многоуровнево изучали пациентку и ее родственников, большей частью покойных, в частности генетические портреты, психосексуальные составляющие, скрупулезные графики жизненных ритмов и связующих. Хотя обычно интуитивные находки оказываются самыми плодотворными, они требуют параллельных исследований и фундаментальных анализов, которые и стимулируют дальнейшую интуицию. Все это достаточно медленный процесс, ведь его результаты, пусть и приходят сами по себе, но вызревают постепенно на ниве неустанных трудов и вдохновений. Даже отдых является непроизвольным трудом, если мы произвольно направляем его к достижению конкретного результата.

— И к чему это все привело?

— Мы узнали, что мужчина, с которым предстоит работа, живет на Украине. Узнали, где он и кто он.

— Как?

— В частности, через звезды. Но и они — лишь повод, который способствует интуиции. Шажок за шажком. А интуиция, если мы не останавливаемся на достигнутом, но, ухватившись за нее, следуем дальше и дальше, открывает все.

— Кто же тот мужчина? Ну, хотя бы в общем, сколько ему лет?

— Пятнадцать.

— Ладно, а что же дальше?

— Ныне мы проводим ту же реальную, хотя и кропотливую работу, с. данным молодым человеком. И так где-то, вероятно, в течение года. Последующие время, место и условия зачатия пока еще неизвестны.

— Что же Вы делаете с этим юношей?

— Не отнимая от него ни самостоятельности, ни воли, ни мышления, а наоборот, всесторонне развивая их, мы делаем его способным к выполнению того, что ему предстоит.

— Ну, хорошо, вот Вы — врач. А могут ли супруги сами устранять устранимую причину своего бесплодия и зачинать желанных детей по собственному усмотрению?

— Безусловно могут. Возможности для этого безграничны у каждого. Но для этого супругам предстоит много работать над собой. Что, опять-таки, вполне реально, хотя, порой, и очень трудоемко. Они так близки друг к другу, почему же они успешно не пользуются этой близостью, а наоборот, создают между собой и вокруг себя новые преграды, новые комплексы, новые заторможенности?

— И почему?

— А об этом пускай они у себя и спросят. Они ли непорочны и непосредственны, как дитё-сущность внутри них самих?

— Через осознание зачать возможно любого ребенка?

— Дитё не бывает любым. Ребенок не бывает порочным, злым и слабым, если способны мы увидеть в нем изначально ту же сущность, которая питает нас и всех других.