Таёжный Тупик
<< «Таежный тупик» – фотосъемка >>
Фототворчество
Василий Песков

      За тридцать лет газетной работы ни в одну командировку я не ездил без фотокамеры и редкая публикация обходилась без снимков. На этот раз я особенно тщательно подготовил пленку и технику. Предстояла встреча с исключительным по своей природе явлением. Рассказ обо всем, что предстояло увидеть, был немыслим без фотоснимков, без наглядного подтвержденья реальности, лежащей у грани возможного...
      Публикацию в «Комсомолке» «Таежный тупик» прочли очень многие и нет нужды сейчас пересказывать «житие» семьи Лыковых. Напомню лишь главное. Семья религиозных фанатиков после распада староверческого скита уединилась еще глубже в малодоступное место горной тайги и прожила там в полной изоляции от людей более сорока лет.
      Легко представить себе, сколько разных вопросов рождалось в моей голове, пока сложным путам мы со спутником добирались в верховья реки Абакан, где на склоне горы был обнаружен очажок человеческой жизни. Вертолет, взявший нас на борт в хакасском поселке Таштыпе, летел, ориентируясь по снежным шапкам горных вершин. Внизу проплывали таежные дебри с серебристыми нитками речек и ручейков, зеленели нарядные склоны альпийских лугов. Я не жалел пленки, но все это пока не имело отношение к цели нашего путешествия.
      И вот после двух, примерно, часов полета каньоны в горах стали обрывисто темными и глубокими.
      В одно из ущелий вертолет наш нырнул, и мы полетели между берегов, поросших кедрами и сосной, над бежавшей по камням рекой.
      Протоки, островки, мели, горы подмытых водою мертвых деревьев... Река, сорок лет хранившая тайну человеческом жизни. Таежную хижину, известную по рассказам геологов, без проводника мы найти не могли. Проводник поднялся на лесенку в вертолете и жестами объяснял летчикам путь до нее... Имея немалый опыт съемки с самолетов и вертолетов, тут я вспотел, боясь упустить секунду, когда летчик делал крутой разворот и мы лишь мгновение видели то, что хотелось увидеть.
      Разглядеть подробности того, что глаз фиксировал в рамке видоискателя, было, разумеется, невозможно. И только проявив пленку, нетерпеливо, на мокром отпечатке я смог как следует изучить «усадьбу»-убежище Лыковых. Снимок этот, из-за трудности воспроизведения, в газете не публиковался, а сейчас мы имеем возможность все и как следует рассмотреть.

      «Вязаный полосатый чулок» в центре снимка – картофельный огород. (Именно эти линейки борозд, замеченные с большой высоты летчиками в 1978 году, помогли обнаружить «усадьбу».) Вверх и вниз от «чулка» – продолжение огорода: посадки картошки, репы, посевы конопли и гороха. Светлый язычок вверху снимка – посевы ржи. Хижину в безлюдном месте среди таежного бурелома заметить сверху без огорода было бы трудно. Но сейчас на белом пятнышке перед хижиной мы можем разглядеть даже фигурки людей. Это Агафья и Карп Осипович выбежали из хижины на шум вертолета.
      Что может еще рассказать этот снимок? Место для жизни Лыковы выбрали очень тщательно. Справа от хижины, там где сохнут кедровые плахи для новой постройки, с горы сбегает ручей. С трех сторон место защищено горами. Горный «мешок», заставлявший пилота делать крутой рискованный разворот, защищает «усадьбу» Лыковых от ветров. Тайга, состоящая тут из елок, берез и кедров, – тоже хороший защитник от ветра и надежный кормилец. Но она же постоянно стремится поглотить отвоеванный у нее лоскуток склона – из тайги на посевы летом устремляются полчища грызунов, постоянно надо было корчевать наступающий лес, и борозды огорода располагать во избежание смыва строго поперек склона.
      Не видно на снимке двух крестов над могилами. Они на маленьком светлом пятне левее кедра, стоящего над «чулком». Тут покоятся старшие дети Лыковых – Савин и Наталья и мать Акулина Карповна, умершая в 1961 году от голода. В то лето огород Лыковых накрыло снегом, и все, что росло в нем, погибло. Снег – частый гость ранним летом и ранней осенью в этом лежащем выше километра над уровнем моря горном местечке. Такова топография очажка жизни, на описание которого ушло бы немало слов и который все же трудно было бы нам представить, не будь на службе у нас фотографии.
      Все что было со съемкой позже – особая часть разговора.
      На тропе, ведущей от реки к хижине, сопровождавшие нас геологи предупредили: «Фотокамеры надо спрятать. Если увидят – все кончено, разговора не будет, могут даже не выйти из хижины». Скрепя сердце, я сложил свои «Никоны» на дно рюкзака. Благодаря Ерофею Седову – хорошему другу Лыковых – неизбежный ледок настороженности быстро растаял. Заночевали мы в хижине, долго просидев перед сном у лучины.
      А утром взялись помогать Лыковым достраивать новую хижину – старая обветшала и вросла в землю. Старик и Агафья с готовностью показывали нехитрое свое хозяйство, и моментов сделать хорошие снимки было сколько угодно. Но это был случай, когда в особенно острой форме проявилась проблема, знакомая, вероятно, каждому фотографу-профессионалу: снимать позарез надо, но приходится обстоятельствам покориться. Я ловил себя на том, что рефлекторно нажимал указательным пальцем на пуговицу куртки, фиксируя те моменты, в какие я нажимал бы на кнопку затвора. Вот Агафья с волнением рассказывает, как тут перед хижиной повстречалась с медведем... Вот старик по наклонной жерди акробатом поднимается на верх нового сруба... Вот вдвоем они сидят на бревне, не приближаясь к костру, у которого мы обедаем. (На приглашение отведать каши с тушонкой решительно отказались: «Нам это неможно»)... Вот Карп Осипович показывает ловушку на грызунов... Показывает наполовину выделанную маралью кожу... Агафья идет по бревнышку над ручьем... Кадры! Кадры! Но под рукой лишь пуговица на куртке.
      Лыковы исповедуют старую веру сектантов-отшельников. Со времен Петра I фанатики этой секты таились и прятались по лесам. «Бегуны» не признавали царей (и вообще никакой власти), не признавали паспортов, денег, службы в армии, зрелищ и всего, что по понятиям секты считалось «мирским». Семья Лыковых, вероятно, последний листок на высохшем древе, корнями уходящем в туманно-далекие времена. Главный закон для них: «Бегати и таиться!» Фотография же всей природой своей стоит на другом полюсе жизни. Старик Лыков, выраставший в общине, о делах «мирских» отдаленное представление все же имел. Фотография была ему ведома. И на нее распространялось безусловное «бегунско»-староверческое табу. Вдобавок ко всему геологи в первый год знакомства с Лыковыми, проявляя в обращении с ними такт и терпимость, вызвали все же стойкую неприязнь к фотографическим «машинкам».
      Такая была ситуация. Но снимки-то нужны! Без них все, что собрано было в мои блокноты, выглядело «документом, незаверенным печатью».
      С моим спутником Николаем Устиновичем Журавлевым – краеведом из Красноярска – мы попытались поправить дело простым и хорошим путем. Улучив момент особого благодушия старика, попросили разрешения поснимать, объяснив ему и Агафье, что никакого ущерба от этого им не будет – «вас ведь снимали уже». Но старик решительно покачал головой: «Нам это неможно!» Мы поняли: уговаривать бесполезно.
      Но снимки-то нужны! Решили действовать, «беря грех на свою душу». С телеобъективом я занял позицию в кустах за хижиной. И пока Ерофей беседовал со стариком и Агафьей, сумел, без большой, правда, уверенности в результатах, два раза щелкнуть. (Фотография публикуется.)

Таким же образом снял я Агафью, задумчиво идущую по мостику. Но «прятаться и таиться» в кустах, имея на голове уже седые волосы, было очень неловко. Я холодел при мысли, что цепкий глаз Карпа Осиповича обнаружит меня в кустах с «машинкой».
      Посоветовавшись с Ерофеем, решили действовать иначе. Попросили разрешения старика поснимать огород, хижину, утварь. Он разрешил. Однако сам вместе с Агафьей под предлогом моленья спрятался в хижине.
      Часа четыре с Николаем Устиновичем мы снимали лыковское хозяйство – берестяные туеса, лыжи, подбитые шкурой, источенные мотыги, ножи, топоры, остатки ткацкого стана, короба, долбленые бочки, рыболовные снасти, косарь для колки лучины и много всего другого, служившего Лыковым долгие годы. Старик, с интересом наблюдал в окошко за нашей вдохновенной возней, качал головой и сказал сидевшему рядом с ним Ерофею: «Баловство это...» Итогом съемки были полчаса, когда старику и Агафье сиденье в хижине надоело и они стали семенить возле хижины по житейским своим делам. Мы продолжали снимать инвентарь, но поставили на камеры широкоугольные объективы. Это позволило, не подымая аппарата к глазам, с наводкой по метражу делать снимки, когда в поле зрения объектива вместе с инвентарем попадали владельцы его.
      Хорошие результаты при такой съемке получить трудно. И все же минимум фотографических документов, не раздражая, не обижая людей, добыть удалось. Правда, на всех негативах «широкоугольник» нужные нам лица делал всего лишь с булавочную головку. Фонарь увеличителя при печати пришлось подымать до самого верха. И все же можно увидеть на снимках характер двух Лыковых.

Вот перед вами освещенное характерной полублаженной улыбкой лицо Агафьи и лицо Карпа Осиповича – сосредоточенное, властное, волевое лицо упрямого «кержака», у которого всегда наготове три слова «Это нам неможно!»

Глядя сейчас на снимки, я думаю, что Агафья и сам старик понимали, что украдкою мы их снимаем, но Агафья относилась к этому как к забавной игре, старик же явно без одобрения. Ерофею он сказал позже: «Хорошие люди, добрые, не богохульники, но что же «машинками»-то обвешались...»
      Из публикуемых снимков наибольшую ценность, конечно, представляют не те, что сделаны мною. Мы с Николаем Устиновичем снимали Лыковых уже после четырехлетнего контакта с людьми. А как выглядели эти робинзоны в 1978 году, когда геологи набрели на таежный тайник? Попытки разыскать снимки, сделанные а то лето, увенчались успехом.
      В Минусинске, в Геологическом управлении, мне дали рулончик любительской фотопленки. Пленка была потерта и поцарапана. И все же на ней сохранилось то, что нельзя сейчас рассматривать без огромного интереса. Перед нами облик людей, более сорока лет живших наедине с тайгой. Латаная одежда из грубого домотканого полотна, босые, в руках еловые посошки для хождения по горам, за плечами на лямках – мешки с картошкой. Сняты люди в момент, когда появились гостями в поселке геологов, неся подарки с таежного огорода. Мы видим главу семьи и наставника фанатичной религиозной группы, видим младшего его сына Дмитрия и младшую дочь Агафью. Сопоставляя эти первые снимки с теми, что сделаны прошлым летом, легко увидеть заметные перемены в облике Лыковых. Нет уже прежней таежной замшелости. Одежда Агафьи и старика сшита из подаренной им современной ткани. Высокую шапку из камуса кабарги Карп Осипович охотно поменял на городскую суконную шляпу, на Агафье белый платочек...
      С Зинаидой Томской, сделавшей эти первые снимки, я увидеться не сумел, и обстоятельства съемки мне неизвестны. Но можно предположить: в тот первый момент «фотографическая машинка» Лыковых не пугала. Посмотрите, как уверенно шествуют они прямо навстречу снимавшему их человеку. Событие того дня относится к числу тех редких явлений, снимать которые профессионалам чаще всего не суждено. Профессионалы идут обычно лишь по следам неожиданных, редких явлении, когда первозданность находок, встреч и открытий уже потускнела. И ничего тут поделать нельзя. Надежду запечатлеть явления жизни редкие, непредсказуемые, скоротечные надо связывать с любительской фотокамерой. Эта вездесущая камера может оказаться в нужном месте и в нужный момент.
      Не берусь сказать, сколько людей, отправляясь в поход, в путешествие, экспедицию, на прогулку, в числе снаряжения непременно берут фотокамеру. Много таких людей. И его величество Случай непременно улыбнется кому-то! Вот тут фотограф обязан оказаться на высоте. Долгом его является – остановить мгновенье, посланное судьбой. Спасибо Зинаиде Томской, оставившей нам важный фотографический документ редкого по своей природе явления! Благодарность эту заслужит каждый, кто в гуще человеческой жизни и в дебрях природы держит камеру наготове.
      март 1983 г.

>>