Таёжный Тупик
<< Бриллиант без оправы >>
или две встречи с Агафьей Лыковой. Нетаежный тупик
Алла Кравченко, Владимир Шелков (фото)

      О ней много писали и говорили. Она – живая легенда. Ей завидовали обыватели, грязно, по-мещански. Завидовали лавине внимания к ней всей мировой общественности, установленному в ее «апартаментах» радиобую, который в случае необходимости посылает «SOS» во все уголки земного шара. Завидовали заботе о ней: вот, вроде бы, Лыкова ничего такого не сделала, а поди ж ты... И вертолеты к ней, и журналисты. И на Горячий ключ ее, и обратно. А за что, собственно? С завистью все понятно, равно как и с другими человеческими пороками.

      Я была наслышана о ее исключительности. В нашей редакции делились впечатлениями побывавшие у таежного робинзона. Хотела ли я ее увидеть?.. Я представляла себе ее в суровых горах: дикий край, прозрачные воды Ерината. И на фоне всего этого – мужественная и гордая Агафья, с платком на голове, из-под которого выбиваются седые пряди. Сильная и мудрая женщина спускается навстречу, опираясь на посох. Бриллиант хорош в своей оправе, а вынь его и что он? – стекляшка. Урони и не заметишь. После лечения в абаканской больнице Агафью увезли к родственникам в отдаленный поселок Таштагольского района Килинск (где Лыкова находится и по сей день). Простудившись там, она попала в городскую больницу Таштагола. Тут-то и состоялась наша встреча.
      Отделение второй терапии. По коридору, опираясь на осгруганную, сухую палку, прошлепала Агафья. Напряженно всматривается в нас, демонстрируя свою болезнь. Сгорбилась, вздохнула, охнула. На ногах резиновые чуни, больше я не подберу слова, чтобы описать разбитую обувь. В лесу, шитая из байковых одеял, телогрейка казалась бы экзотичной. А на фоне больничных палат -убожеством и рванью. Маленькая, сухонькая, сантиметров на десять ниже меня (при моем росте 162). В белом платочке. Поприветствовала моего коллегу. Ко мне отнеслась недоверчиво. Впрочем, не преминула оглядеть. Незаметно, вроде бы как случайно, вскидывая синий брызжущий взгляд. Поразило несоответствие ее костюма и внешности. В свои пятьдесят она выглядела от силы лет на сорок. Чистое лицо, бледная, но далеко не дряблая кожа. Свежие ясные глаза. Большой алый рот. Удивительная, детская, извиняющаяся улыбка. Да, она, пожалуй, красива. Вот тебе и на! Ей, наверное, пошел бы белый пиджак в мелкую клетку, легкая блуза, черная облегающая юбка до колен. Я не сразу сообразила, что мы друг друга оцениваем. Приведя в порядок свои мысли, я снова попыталась рассмотреть в этой женщине старуху...
      Второпях и в связи с финансовой несостоятельностью мы прихватили для нее только плитку импортного шоколада в одном из коммерческих киосков, твердо решив исправиться при повторном визите. Прощаясь, вручили гостинец Агафье. Она с хозяйской расторопностью живо припрягала его куда-то под полу своего «кафтана»:
      – Только если не молочный – нельзя, грех.
      – Нет, – заверил мой коллега, – это очень полезно. (Хотя на обертке красочно было изображено молоко).
      Мы отправились прочь.
      – Постой! Она же ничего не ест в фабричной упаковке! – осенило вдруг моего товарища. Нам осталось только улыбнуться.
      Целый вечер Агафья не выходила у меня из головы. Ее замечательная улыбка. И еще взгляд, какой-то остановившийся, как у психически больных людей. Он длился секунды, направленный куда-то вдаль, словно сквозь существующую реальность в никуда. Об этом я старалась не думать. Настроение было отличное. Впечатление радужное. В первую нашу встречу Агафья и Владимир говорили о возможных вариантах ее возвращения в «Таежный тупик». У нее была надежда. Отсюда и улыбка какая-то очаровательная.

      Мы повторили визит к ней буквально на следующий день. В этот раз купили фрукты. И я преисполнилась желанием навещать больную и кормить чем-нибудь посущественней. Встреча уже не получилась такой праздничной. Женщина скоро поняла, что конкретно Владимир в родную среду обитания ее не повезет. Она быстро потеряла настроение и интерес ко всему окружающему.
      – Я Пескову говорила, если увезет меня обратно, то подарю ему носки.
      Агафья начала жаловаться на болезни. Дежурный врач объяснила, что больную необходимо оперировать. В таком состоянии отправлять ее в тайгу не имеет смысла – снова нажмет на кнопку радиобуя. (А вертолет до Агафьиной заимки стоит ни много ни мало 30 миллионов рублей). Об операции, по убеждению таежницы, и речи быть не может – грех. Агафье таштагольская больница не пришлась по сердцу. Лучше было в абаканской -вода там получше, чем в Шории. У родственников тоже не сладко – «пьют, ругаются – не можно с ними». Тягучая речь «робинзонки» стала меня отчасти раздражать. Я дала себе отчет, что это взаимно. Больничное освещение в тот день было несколько хуже. И цвет кожи у нашей знакомой уже не показался мне таким безупречным. Морщины выглядели чуть резче. Она переменилась, уже не искала в нас ожидаемой услуги. Мы были ей бесполезны. Владимир объяснил женщине, что я буду заботится о ней и принесу все, что она попросит.
      – Эта что ли? – небрежно кивнула Агафья в мою сторону.
      В последнее посещение я разглядела Агафью-потребительницу. Она как бы сжилась со своей исключительностью И никак не могла понять, почему с ней перестали нянчиться. Почему не подают самолет и не доставят ее на место. У меня возникло тяжелое давящее чувство. Мне стало ее жалко. У захворавшей отшельницы -коктейль представлений о нашей занятости, возможностях, быте. Косноязычие. Какая-то, только ей ведомая, грубая пища. Из больничного меню Лыкова позволяла себе только компот. Больше не принимала ничего. Водопроводную воду ругала – с хлоркой. У нее от воды-де весь рот болит. Людей Агафья не любит. Дышать одним воздухом с больными нельзя. Потому что именно для нее, для Агафьи, это вредно. Больные и врачи относились к нашей знакомой слегка как к блаженной. Агафья выглядела подавленной, разочарованной. Все ее мысли были о возвращении домой, где струился Еринат. Вояжем она явно пресытилась. А мы если и могли что-то для нее сделать, так это купить немного фруктов.
      Худенькая, в чем душа держится. А ведь построила лабаз из кедра в два обхвата. Говорят, она иногда из ружья постреливает, чтобы медведь не очень-то по огороду разгуливал. Странная она, спит не раздеваясь. Медсестры ни разу ее без сарафана не видели. И чуни на больничные тапки не поменяет – всякую заразу на ноги пялить. «Ты в ответе за тех, кого приручил», – сказал великий Антуан де Сент-Экзюпери. Наш мир для Агафьи -западня. Одна в лесу, вкусив цивилизации, Лыкова уже не сможет – истомится. На вертолете ее никто катать не станет, наигрались. Лучше бы она навсегда оставалась робинзоном. Бриллиантом в драгоценной оправе.
      Август 1995 г.


>>