Асексуальный человек?
или
Да здравствует культура


Видим ли мы себя со стороны? Освоились, свыклись, обвыклись с тем, в чем живем. Близкое сердцу и священное. Выросли из того и на том. Ностальгия. Попробуй только тронь! Укушу! Прилипшие как мухи к меду, мы забываем о священной родине внутри нас самих. А не к ней ли мы так боязко стремимся?

Понять себя, изменяться — видеть себя со стороны. Каждому бы из нас по иностранцу. Он видит нас такими, какими он не есть. Внешне. Но прозревает ли он и внутреннюю суть? С такими сомнениями я обратился к доктору Чи Жэню, который проездом был в нашей стране. При помощи его образа мыслей я пытался разобраться и в своих собственных.

— Наши закомплексованности не такая уж и плохая вещь, — говорил доктор Чи Жэнь. — Когда-нибудь из них мы сами вырастаем.

— А если не созреваем в их теплицах, топчемся на месте и не выходим за скорлупки никогда?

— Будь спокоен, из косточек вырастаем как пить дать. Другое дело, что этот процесс в себе и других иногда кажется слишком медленным. Сразу хочется так многого, но на что оно? Многое предвкушаешь, но всему свои место и срок. Будь терпелив к себе и другим. Ведь и по себе знаешь, что тело растет постепенно. Так и мы постоянно и постепенно вырастаем из тела, в котором оказываемся. Новые возможности, очередные потребности роста, движения и развития.

— Но хорошо. А как быть с закомплексованностями, зажимами, странностями?

— Они — элементарная защитная оболочка. Внешняя и внутренняя. Скорлупа и костяк. Пределы ограниченности, в которых осваиваемся и познаем те богатства и тайны, что даны нам в этих границах. У каждого своё. Свои гумус и гомункулус. Но у всех одна неудовлетворенность тем, что и чем мы есть, и она движет нами дальше. Рождаемся в том месте, в том времени и в той стране, из которых вырастаем.

— Неудовлетворенность — прекрасно сказано, и сексуальная тоже?

— Она одна. Пусть и назовем ее сексуальной, к смерти, к богу, к власти, к истине, к человечности, к справедливости, к благу, к тайне, к добру, к зачатию, детям, к единству, к личности, индивидуализации, к природе... Или как иначе. Стремление к познанию, раскрытию, развитию.

— К техническому?

— Все это лишь ступеньки к возможностям самого человека. Мы ничего не творим нового, все уже заложено в нас, и наше творение — раскрыть себя.

— Впрямь как протереть и распахнуть окошко?

— Тем-то наши творения и удивительны, что происходят исподволь. И всегда неожиданны для творца.

— Сплошные подарки и сюрпризы на Рождество?

— К рождеству. Для тех и становится творчество источником радости, жизни, вдохновения и сил, кто открывает его в себе.

— Творчество само себя и порождает?

— Творчество — наслаждение познанием, а оно приходит отовсюду. От человека требуется лишь изначальное усилие уловить в себе извечное движение. Не спорю, это пустячное усилие бывает, порой, столь мучительным и зябким. Но учись преодолевать его, входить в поток вдохновения, преодолевать свою начальную леность, скованность — и далее купайся, плещись на здоровье в наслаждении от познания сил. В нем соучастником твоей радости становится всё, что внутри и вовне тебя.

— Аж дух захватывает. И легкая зависть, что Вы способны испытывать такое.

— Завидуй не завидуй, а всегда работай над собой. Ты думаешь, что ты один в своих подвизаниях и труде? Весь мир принимает участие в тебе. Человек — дитя Божие и создано к радости Божией, к наслаждению и соучастию в Его творении. Наследник Божий. Эх, наследничек, хоть и кажешься ты глуп, как пробка и затычка, но никогда не перестаешь быть Собой. И творить миры из того, что внутри и вокруг тебя. Радоваться, бавиться как дитя. Которое всегда и при всех страданиях в тебе.

— Вы вот говорили о начальной данности, которую, порой, приходится с трудом преодолевать волевым усилием, действенными толчками и после которой волна творчества, познания и радости подхватывает, несет тебя, куда ни пожелаешь, лишь сумей совпасть с ней, не сорваться и удержаться, и это так напоминает волну оргазма за чертой извержения семени.

— Волны оргазма и творчества — суть одно и то же. Проявления этой единой волны-потока разнообразны, но все они лишь вместе поддерживают в тебе сознательное сотрудничество с тем внеосознаваемым, что выражают. Да, волна за чертой извержения, но на волне ты до тех пор, пока эякуляция не случится.

— А мгновения эти слишком коротки. Нет ли в том несуразности? Ведь волна творчества по природе своей безбрежна?

— Что поделаешь, человек устает, пока не способен на большее. Или когда объелся, насытился и требуется время, чтобы все переварить, усвоить. А большего достигаем неизменным трудом над собой. Работаешь-отдыхаешь, работаешь-отдыхаешь, работаешь-отдыхаешь... Но и тут: работа — это отдохновение от отдыха, а отдых — это работа после работы. К этому и развивается человек, чтобы работа и отдых стали осознанно одновременными в радости познания.

— А как же секс? Им тоже становится возможным заниматься все дольше и больше?

— Так оно и есть. Разве что, и тогда, когда наши сексуальные возможности становятся неограниченными, секс все равно занимает в нашей жизни времени и вожделения не больше, чем нам того для сытости и щедрости нужно. И, разве что, вожделения до тех пор и тогда, пока и когда мы того желаем, а сам секс обогащает нас не только телесно, но еще больше душевно и духовно.

— Да? А почему же всё иначе получается?

— У кого как. И это естественно. Одни прорастают, а другие дорастают, но пока еще не доросли.

— Не судите ли Вы о большинстве голословно?

— Об этом говорит обыденная культура стереотипов поведения и предрассудков.

— Что, культура совсем не нужна? Ведь она — сплошные предрассудки?

— Мы ее в любом случае культивируем своим к себе отношением. Она обуславливается нашим существованием и будет здравствовать, хотим мы того или не хотим, признаем ее или нет. Мы создаем ее, она создает нас.

— Замкнутый меловой круг?

— Наша среда обитания. Пинг-понговский мячик взаимовлияния скачет между нами и нашей культурой, но ведь каждый удар и шорох отражаются по-своему, всякий раз иначе. Во взаимоотношениях есть вечность, но в них же все непрерывно изменяется. И новое приходит в мир, и новые миры приходит к нам.

— Новое — хорошо забытое старое?

— Назовем то старым или потенциально заложенным — но оно расширяет наш кругозор и изменяет нас.

— К чему?

— К познанию радости существования. А она уж точно безгранична.

— Всё хихоньки да хаханьки?

— Радость осознанного соучастия в творении внеосознаваемого.

— Внеосознаваемого пока еще? И также безграничного в познании?

— Всё очень просто. Мы просто познаем самих же добрых себя.

— А злых, темных, жестоких, кровавых, укусючих, диавольских?

— Это — слабость, бессилие. От мелкой, угрюмой немощи мы приходим к радости всеобщего торжества вселенских сил. Мы вырастаем из осознанного одиночества и неосознаваемого соучастия — к сознательному сотрудничеству со всем, со своей же изначальной сущностью.

— А потому — и к неосознанному тотальному одиночеству? К забытию того в радости, в торжестве всемогущества?

— Это мы не засыпаем. Никогда. Оно всегда есть с нами. Оно делает нас быть способными тем, какими мы из себя есть. Неутомимыми и созидательными.

— Иначе тоска и отчаяние, что больше никого, кроме нас самих, ни вокруг, ни внутри нет. Был творец одинешенек — и из тоски-зазнобушки создал мир?

— Вот отсюда и все психозы, неврозы, параклизмы, извращения, аномалии. Видим ли мы непреходящее и внутри, и вокруг? Если бы видели, в этом напряжении-натяжении были бы сильны. Общаемся напрямик не через сущности изначальные, сущность в нас и другом, а через масочки и позы, масками и позами — оттого и презрение к другому, непонимания, гримасы и самомнения-судороги — чья масочка и поза лучше? Были бы и душевно, духовно мы так же юны, прекрасны и чисты, как порой бывают наши тела — да еще пониже бездушного лица. Гадко, мерзко вязнуть в предубежденности, никчемной, масок своих и чужих, но всегда ли нам просто отставить их в сторонку и пробиться к сущности, видеть ее?

— Впрямь и руки от огорчения опускаются.

— А всё из-за слабости, которую мы собою же питаем односторонне вместо того, чтобы она также питала нас — к жизни, к силам, к радости. Это — элементарная сексуальная неудовлетворенность. Удовлетворяем секс, но секс не удовлетворяет нас. Не удовлетворяет, потому что таким, каким мы его привыкли совершать, он не дает нам достаточно для нашего же развития и познания силы жизни-радости.

— Всё ли так просто?

— Куда еще проще и доступнее? Мы много думаем о сексе, но не думаем о том, что и секс гармонично в свою очередь должен думать о нас. Кто о нас же самих будет думать, секс или мы сами?

— Ну-ка, ну-ка, и об этом Вам рассказывает наша обыденная культура?

— Взгляни сам. Не мы ли боимся своей сексуальности? А разве человек может быть асексуальным, даже если он и лишен той или иной части половых органов? Но даже если он и лишен или думает, что лишен, сексуальность будет у него проявляться не непосредственно через половые органы, а опосредованно. Сексуальность никогда не удовлетворяется, не укрощается, это безбрежные силы жизни и творчества. Но к ним возможно быть восприимчивым, быть способным к соучастию с ними в творчестве, плодотворном и насыщенном творчестве, восхитительном тем больше, чем больше оно способно в других людях пробуждать силы радости и творчества к творчеству и радости.

— А половой акт?

— Половой икт удовлетворяет, когда он прочищает эту восприимчивость. Прочищает нас от осадков, наслоений и преград. Они образуются из песчинок эмоций, которые мы: подхватываем из произведений других мастеров и создателей. Произведения науки, мысли, искусства, вдохновения, склоки, унижения, испоганенного настроения. Нам бы жить, дышать и не задыхаться. Ведь все, что мы делаем, создаем — мы строим, чтобы лучше познать себя, высидеть, взрастить, выпестовать. А потом, исчерпав возможности роста в прежнем строении, с легким сердцем покинуть его и идти дальше. И творить новое для себя, с новым для себя осознаванием себя в мире и мира в себе.

— А. все же вернемся к нашим кроликам. О том, что мы боимся секса, Вы судите по явлениям обыденной культуры вокруг нас?

— И внутри также. Но боимся не секса, а своей сексуальности. Мы полагаем, что, признавая ее права, захлестываем цивилизацию извращенцами и насилием. Но взгляни на маленькое дитя. Оно не стесняется своего пола, не стесняется исследовать его, но, вместе с тем, никого не убивает и не насилует, не мучает. Пока его не сковывают ограничениями в подвижности. Тогда-то дитя и берется за насекомых вначале и зверюшек. Ограничения глушат в нем ощущение другого, себя в другом.

— И человек приучает себя запросто убивать, насиловать. Но при этом стесняется своей сексуальности.

— Да, сексуальность направлена вовне, но вначале она обращена на самого обладателя ею. Посредством нее он познает и себя, и мир. Однако нередко привыкают лишь направлять сексуальность из себя вовне. Миновав же осознание себя же, мы порождаем неудовлетворенность. Потому что обделяем себя познанием. При всей распущенности нравов и развязности поведения, мы занимаемся сексом как кролики. Подопытные. Остаемся внутри слепыми, пребываем существами незрелыми душевно и духовно.

— Хотя принимаем человеческую форму для осознания и познания.

— Что ж, но а когда-нибудь с успехом проходим свои прежние стадии возрастания. Из возрождения в возрождение. Человечество, порой, потому кажется неизменным из века в век, что не всегда различаем тех, кто идет дальше, и тех, кто недавно пришел.

— А вот какие у Вас факты, что мы стесняемся своей сексуальности?

— Стесняем себя в ней, чувствуем себя в привитых рамках тесно. Мы уводим себя от себя же. Пропаганда женских прелестей, предметов не первой обходимости и кровавого насилия. Официально допускается и ободряется наученными вкусами большинства населения. Куда реже средства массовой культуры затрагивают темы семьи, мужских прелестей, детей. И уж повсеместно является едва ли не подпольным бизнес, основанный на смаковании того, как мужские манифестации и дети истязаются телами и пытками. Мы настолько боимся явной эрекции мужчин и неприкрытой детской оголенности, что воспринимаем их только в терминах страха и разврата. Что дитя, что фалл – они одного высокоэстетичного и неагрессивного начала. Вдохновляющего и пробуждающего к светлому творчеству. Не в них причина извращений, а в нашей неосознанности, лености и подавляемой сексуальности.

— Каким же образом подавляемой?

— Зациклились на женщинах (в том числе и женщины) и на безудержных фантазиях о различных оргиях. А отчего? Боимся эрекции. А отчего? Боимся эякуляции. А отчего? Боимся неудовлетворенности. А отчего? Боимся мастурбации. А отчего? Боимся копать в себе и познавать себя.

— А отчего?

— Боимся увидеть себя такими, какими мы изначально есть, боимся увидеть в других себя, боимся измениться, отбросить обжитые стереотипы мышления и уклада жизни. И эта боязнь сексуальности приводит к тому, что мы глушим ее в незрелых сексуальных отношениях с другими людьми, с самими собой, а еще больше — алкоголем, наркотиками, роскошью, изысканностью, обжорством, агрессией, воспитательными, нравственными, телесными преступлениями против личности, против всякой живой твари — и, прежде всего, против самих же себя, своего познания — своей душевной, духовной опустошенностью, которую то и дело стремимся возместить скупостью, накопительством, тиранией. Но все это проходит у нас, как вода сквозь пальцы, — и тем ли мы творим вечное в себе? Но и это хорошо. Всему свой черед.

— А объясняется ли мир лишь сексуальностью?

— Попробуй разобраться сам в любом сложном, страшном и таинственном явлении через понятия сексуальности, половых взаимоотношений и их составляющих. И ты увидишь, что любое явление становится тогда и веселее, и интереснее, и понятнее и познавательнее. Когда ты обнаруживаешь сексуальность во всем — мир становится для тебя гармоничнее, проще, естественнее, склáднее, насыщеннее, привлекательнее и радостнее. Но только это происходит наряду с познанием тобой своей собственной сексуальности. Через доступное тебе ты прозреваешь и подоплеку всего.

— Почему Вы так ополчились на алкоголь, наркотики и табак? Они ли не способствуют сексуальности? Ведь они уже даже из себя представляют столь явные сексуальные символы и замещения. Разве, предположим, сигареты не подчеркивают сексуальность курильщика? Сигареты — символ фаллоса, сигаретная пачка — символ лона, а курение — символизирует коитус.

— Тот же курильщик сам себя выдает. И все свои пристрастия. В сексе стремится не наслаждаться — а кончать, испытывать не оргазм — а эякуляцию. И он ли сексуально удовлетворен? Не о сексуальной силе свидетельствует употребление алкоголя, наркотиков, табака и прочих возбудителей и стимуляторов. Скорее — о бессилии и неудовлетворенности. И о немощной неспособности совладать со своей сексуальностью иначе, как посредством ее глушения и истощения. Наркотики, как и эякуляция, быстро кончаются, удовольствие от них скоротечно. А вот сексуальность бесконечна.

— Так что же такое сексуальность?

— Связь явная с тем неизменным, что в тебе самом изначально есть и что дает тебе силы к творчеству и жизни. Связь, которой ты обнаруживаешь себя во всем и все в себе. Ею ты ощущаешь и очищаешь самого себя и ее.