Актёра встречает режиссёр
Режиссерская работа с актёром — это работа режиссера над собой. В первую очередь над собой. Все, что делает художник, для потребителя? Как бы не так. Вся его работа для себя и через себя.
Всё, что открываем, отдает нам наша природа. Оно уже заложено и изначально заложено в ней. Было ли что придумано в мире новое? Такое, которого еще не было и в помине? Не человеку дано созидать. Созидать небывалое. Человеку дано не созидать, но открывать еще неизвестное. Люди у своей суетности обретают не творчество созидания, а творчество познавания. Познавание чего и познание зачем? Разве всего не прежде человеком самого себя и ради себя?
Потому режиссер и не созидает из актера нечто новое, но открывает в нем его возможности, данные, присущее, таланты. Развивает и лелеет способности, которые уже заложены в актере. Однако, работать с актерским органоном удается скорее не через внешнее общение — скорее при помощи открытия режиссером искомых актерских даров собственно в самом себе, режиссере.
И когда режиссер открывает в себе что-то новое, он уразумевает и актерское естество. Понимает все больше актера через себя режиссер и набирается ума. Приводит ли такой приобретенный ум к каким-то практическим советам и рецептам от режиссера к актеру? Да, беседа ладится, слово за словом, но самое существенное достояние режиссерское, собственное и внутреннее, передаётся художником вне слова, вне действия, вне примера. Хотя и во всем этом тоже, частично. Самыми существенными становятся психически-аурная связь и взаимообогащение: как актера опытом режиссера, так и режиссера сокровищами уроков, данных ему актером. И вот такой ценный обмен происходит не только во время репетиций. На репетициях крепчает связь, становится более чистой, а вот обмен начинается вне встреч: и на сознательном уровне, и на подсознательном — когда режиссер и актер разошлись каждый по своим делам и оставили зал.
Слова режиссера во время репетиций бывают из всего, что встречается на таких встречах, самым бесцельным, беспомощным, неценным. Разговор вяжется, но откуда еще появляется у актера вдохновение и живая импровизация, как не от внутреннего единения с режиссером?
Что это еще за «внутреннее единение»? Обязательная влюбленность, душевная близость, хватание на лету? Начало всему полагается режиссером из внутренней работы над самим собой. И чем больше разгорается в нем пламя вдохновения — тем пылче согревает оно и актеров.
Режиссер — это термоядерный реактор-питатель целостности работы, которую создает и распространяет вокруг себя. А именно — организуя человеческую и природную деятельность скорее не своими прихотью, капризом, волей тирана, однако через породнение всех и всего вдохновением творчества открытия и познания. Так сказать — помогая тем вдохновением другим, воспламеняя, облучая им, распространяя, возбуждая, пробуждая, стимулируя его в других и другом.
Вот, вот, способствует ли режиссер творческому воскресенью только актерских душ и масс? Видится влияние его куда более большим и глобальным, нежели обычно свойственно думать... В целом сказать, режиссер полностью выстраивает пространство, время, условия и всё сверх того вокруг себя. И человечность составляет лишь частицу, небольшую, вероятностную и тщательно выверенную частичку из всего этого. Режиссерское творчество — это живая великая объединительность, которая естественно вписывается в существование вселенной. В этой «великой объединительности» располагаются судьбы, вымыслы, происшествия, события; выражение творчества проявляется более многообразно, и столкновение, сплетение различных физических вещей — только материал для проявления сущности.
Одновременно требует уточнения другой вопрос. Имеет ли режиссерское выражение определенные сознательные и практические цели, например, некого выработанного и предварительно распланированного воздействия на зрителя? При всех людских мыслях о жизнедеятельности, редко, слишком редко понимают, а зачем эта жизнедеятельность проклятая и благословенная происходит. Есть и существенен ли во вселенной сверхъобщий вопрос целенаправленности «зачем и на что» — дело не в том. Только со временем своих жизни и развития, созревания каждый человек начинает усматривать, проглядывать свое прошлое, прожитое. И только при наличии познании он посредством своего прошлого убеждается, осознает, что да, какую-то конкретную ценность его жизнь имеет, какая-то определенная целенаправленность связана с жизнью, хотя никак не удастся ее повычерпывать: окончательно разрешить любым выяснением, решением, умозаключением.
Следовательно, не получается ли режиссер каким-то самовлюбленным одиночкой, которого интересуют лишь только собственные мнения, собственный опыт и собственные переживания? Вряд ли. В том и чудность. Как менее, двойная. Во-первых, питательной средой для собственного умудрения и собственного познавания становятся не только собственные происшествия, но и всё, что происходит. Не только внутри художника, но и также — вокруг него. И не только лишь то, что касается и цепляется непосредственно его. Угу. А во-вторых, чем больше режиссер становится осведомленным относительно того, чем живет, — тем более цельность его познания требует и взывает всё большего — и дальнейшего соединения с окружающим миром.
Что такое есть общительность человека? Обычно под этим разумеют нескончаемую болтовню, дрязги, жалобы, подлизывания, разговоры, обсуждения и многообразные многочисленные совместные предприятия в виде как международных корпорации, так и совместных распитий, выяснений отношений, вечеров и свиданий. Вот такая общительность распыляет, раздирает человека на кусочки, не дает ему возможности собраться наедине с собой — с тем, от которого никуда не деться, хоть бесконечно изменяются виды из родственников и обстоятельств. Что же, и такая общительность требуется людям, если они удовлетворяются ею до поры до времени. И вот такая общительность подталкивает непременно к большему. К первичному самоуединению, отделению, утверждению собственной целостности в поисках, сомнениях, упадках, откровениях — иначе говоря, к познаванию себя. До каких пор? Пока целостность не становится крепким основанием, из которого прорастает в мир глубокое, всестороннее, осознанное общение, общительность с миром и людьми, которое действительно обогащает все стороны молчаливого действа, события, явления.
Откуда берется та движущая сила, которая делает из ученика режиссера, из ремесленника художника, из постороннего человека выдающегося актера, которого встречает радостно режиссер, потому что уже встретился с ним в себе? Откуда?.. Из тех же истоков, из которых появляется и человек на свет. Из того, что человек знает, изучил свои творческие незамутненные истоки, приучился безболезненно набирать в них силы, обновление, молодость, радость — и не изменяет тому, своему приобретению. Ни за какие пряники, потому что то познание и без патоки безмерно слаже, чем мед.
Можно еще добавить пару слов, будто бы не совсем по теме, но они слишком уж существенно касаются творчества как режиссера, так и актера. Сила вдохновения, сила сновидений и сила оргазма — разновидности одного явления, разрозненного лишь в человеческом восприятии, впрочем, подобно всему остальному. В целом, относительно художественного творчества, каким образом связать в ней осознанную целенаправленность творения пробуженного художника, его свободную волю, — безграничную непосредственность и легкость снов, — а также животворность и всегда небывалую новизну, желанность, сокрушительность и извечную живительность оргазма? Как вот это всё разрозненное объединить? Ответ на всё вот это снова находит каждый в познании самого себя. Радость творчества — в силе, что пробуждается творением. В управлении этой силой и творении ею. Странная замкнутость. Вроде бы, сколько взял — столько и положил, сколько положил — столько и взял. А вот и не так. Вкладываешь больше, чем имеешь, а берешь от того еще больше, чем положил... Откуда берется избыток? Ага, слишком уж простая загадка. Силы то вот имеешь, но добавляешь к ним еще себя, свою жизнь, без сожаления, на переплавку, — и изменяешь во всём том себя.
Искусство — это смелость, вдохновенность пойманного мгновения. Режиссер встречает актера не для того, чтобы представление состоялось, но, в первую очередь, ради своего обогащения в познании себя. Только лишь актер побуждение к тому? Созревать, питать собой, а одновременно омоложаться — и является работой РЕЖа.
Вот так и получается, что, пока режиссер не созреет, не вынянчит в себе властно и нежно спелое зёрнышко-плод, не встретит он своего актера, не дождется своего представления, не будет ему удовлетворения. Вот-вот, такое элементарное и бесспорное — удовлетворение. Казалось бы, пусть будет себе режиссер неприметненьким — ниже травы, тише воды, — пусть тянет он свой воз потихоньку без стука и грюка, пусть не делает ежедневно новых открытий — вроде бы, так и спокойнее и себе и другим, и думы не тревожат, и голову никому не морочит, — а работа его как от козла молока — и не удой парной, и не родниковая водица — а так, что-то мутненькое да с гулькин нос. Что ж, так можно влачить своё существование, загнивать — но разве жить? Удовлетворения нет. Хоть раз вкусив удовлетворение (а неужели бывает, чтобы и одного единственного раза не поиметь за всю жизнь того счастья?), режиссер узнаёт его и вкус, и наслаждение, и сверхценность неописуемую. Вот с тех пор и стремится тот режиссер повторить вот такое своё удовлетворение еще раз, будто впервые, в том же объёме, напряжении и составе. Это становится вершиной-идеалом режиссера, которая долженствует следствием его последующей работы. И что же, наконец, достигает режиссер алкающий того прежеланного своего удовлетворения — что же дальше? А дальше то, что требования к удовлетворению растут, оно должно становиться еще более интенсивным, еще более радостным, еще более пробуждающим. Вот-вот, удовлетворение — это пробуждение, трезвение, открытие единства с миром внешним и внутренним. Однако, как достичь того без кропотливой ежедневной работы, что шажок за шажком подготавливает почву для новых веселых побед? Да, удовлетворение — это и ярчайшие веселия, пьянящий аромат которых не вскруживает голову, а наоборот — приоткрывает новые горизонты, возможности, силы. Зачем человеку внешние преходящие наркотические источники удовлетворения, если истоки сверхъудовлетворенности журчат в нём самом, пусть лишь только он прислушается к ним, последует их мудрости и укрепляет свои встречи с ними. Преходящей наркоты можно стать лишь узником и рабом. Собственных сил становишься другом, братом и властелином.
Так пусть же везёт каждому режиссёру всё больше встречать себя.