Таёжный Тупик
<< Агафья-жительница тайги >>
Лев Черепанов (Белоусов М.)

Уже шестая научная экспедиция вернулась из тайги где, порвав с миром, полвека жила большая семья староверов. Выводы ученых проливают свет на ключевые страницы из драматической биографии отшельников поневоле...

      Сколько читано-перечитано о Лыковых, а мы все ждем вестей из саянской тайги. Не оттого ли это, что до сих пор мы не знаем о Лыковых и половину правды? Думается, что как раз в этом и кроется причина нашей ненасытной жажды и нескрываемый интерес к судьбе отшельников, вдруг явившихся миру из прошлого.
      Собрал эту экспедицию, как и все прежние, писатель-сибиряк Лев Степанович Черепанов.
      Знал он, что дошагать и отметиться у заимки Лыковых отнюдь не подвиг для землепроходца – до Камчатки добирались люди русские! Подвитом, пожалуй, было то, что пережила, выстрадала и вынесла, не растеряв душевного покоя и согласия, сама семья Лыковых. Этой именно истины допытывались на заимке Черепанов, профессор Назаров и профессор Ушаков, Ольга Ивановна Полетаева и доцент Шадурский, режиссер Суриков, филологи, художники, врачи – члены этой никем не субсидируемой экспедиции.
      Но в тайгу спешили не только разгадывать ее тайны. Сюда торопились и со своими рецептами «истины», со своим «снадобьем» от одиночества и старой веры.
      «Появились люди, которые, не желая работать, забираются в тайгу и пытаются жить дарами природы. Мало того, что это тунеядство и должно караться по закону. Но они еще уводят с собой детей...» Такое, например, письмо в качестве аргумента против Лыковых взял себе в статью мой коллега из «Социалистической индустрии» и потребовал: «Нет, не стесняться и оглядываться в таких случаях приходится. Надо вмешиваться, решительно и быстро. И общественности, и компетентным органам. Нельзя допускать, чтобы по чьей-то прихоти калечились людские судьбы» («Социалистическая индустрия», 17 июля 1982 года).
      Доброе слово Василия Михайловича Пескова вроде бы перечеркнуло подобные речи. Но ведь не только вера виновата в трагедии Лыковых. А люди, общество?
      Еще в первую экспедицию задумались красноярские врачи: как бы не помешать Лыковым, как бы ненароком не отравить им жизнь каким-нибудь гонконгским вирусом или другой прилипчивой заразой?
      Обследовались перед отъездом из Красноярска, как перед космическим стартом. Твердо решили поселиться подальше от заимки, не навязываться ни с разговорами, ни с кинокамерой, а со столом тем паче.
      И вот итоги теперь уже многолетних встреч, поисков и догадок.
      Во-первых, о том, почему на самом деле ушли Лыковы от людей? Ушли они в тайгу не от добра, не по обету или из-за фанатизма. Ушли в 1929-м, лихо названном потом историками «годом великого перелома». «Коллективизация под одну гребенку» не обошла в тот год и лыковскую заимку. «Верховной волей и властью» безоглядно ломали вековой уклад, традиции, а заодно жизни и судьбы. Лыковым велели вступить в артель «Пограничник», бросить землю, чтобы заняться охотой да рыбой, которой снабжать золотой прииск. В противном случае их ждала ссылка.
      Братья Карп, Степан и Еремей Лыковы в артель не захотели. И остался один путь – в тайгу.
      Ушли они, говорят, не шумно: Степан с семьей, Еремей с семьей, Карп, жена его да 5-летний тогда сынок Саввин.
      Недолго задержались на первой таежной заимке: тайгу делили под заповедник и при дележке ухватили и тот край, где Лыковы жили. Какой-то егерь-меткач подстрелил в тайге Еремея.
      Смерть Еремея не сломила, не испугала Карпа. Он не повернул назад, а ушел еще дальше.
      Уже в наше время отыскал Черепанов земляков Карпа. От них и стало известно, почему же ушли Лыковы. Религиозные чувства здесь были едва ли затронуты, уходили-то не от чужих, а от своих – от староверов. Но вот права хозяина были бездумно нарушены, достоинство попрано, честь задета. Какой характер смирится с этим в 28 лет от роду?..
      Но если, образумившись наконец, мы стали возвращать крестьянам завоеванную для них революцией землю и возрождать едва ли не испепеленное реформами село, то для Карпа Лыкова и его семьи дорожка назад, к сожженной в 1929 году заимке, была уже заказана. Сама мать-природа наложила запрет на их возвращение, навязав таежным отшельникам другое бытие.
      Она отобрала у Лыковых самые простейшие средства, без которых немыслима их жизнь в миру. Это те микроскопические существа, которые живут в нас, чтобы вступиться за нашу жизнь против всякой вредоносной бактерии иль микроба. Но если нет ни бактерий, ни вредоносных вирусов, то «от нечего делать» эти существа-антитела «выселяются» из нас: зачем армия, когда не может быть воины? И до поры до времени на заимке у Лыковых было как раз так, что ничто не раздражало их мир. Они умели поймать медведя, а перед жалким микробом были бессильны, как младенцы. И настал час испытать свое младенчество...
      В сентябре 1981 года, побывав в поселке у геологов, заболел и вскоре помер Дмитрий. Занемогли Саввин, а потом Наталья, Агафья и Карп Осипович. Саввин и Наталья не перенесли недуга. Агафья, которой было тогда 36 лет, а выглядела она лет на десять моложе, была, пожалуй, покрепче всех, поправилась. Ожил и Карп Осипович...
      Черепанов записал на магнитофонную пленку длинный рассказ Агафьи. Я слушал этот рассказ с авторучкой в руке.
      «С Каиру в субботу пришла. В воскресенье вечером начала кашлять. Укроп сварила, напилась. Утром в понедельник встала, хуже да хуже, слабнуть стала... Попила мать-мачеху, малину сушену сварила, что-то еще. Утром через ночь стало полегче, сутки-то отдышала. По воду сходила, печь истопила, сварила. А тут тятенька начал: тяжко сердцу, ох, тяжко сердцу...
      В понедельник он не ел, во вторник опять не ел, в среду-то маленько за обедом. Крапивы отварила, припарила, пихтач сварила, пихтачом грела, мазью прогревательной, воск грела, накладывала на спину, настаивала мед, поила этим медом. Все, сколько какие были, травы варила, все перебрала, ничего не помогает. Гляжу, дело негодно...
      Последнее сказал: человек бы нашелся добрый на житье, а если найдется, одной жить.
      Во вторник еще до света просил двери открывать, жарко ему. Отворила. Заутрено псалмы читала. Занемогла вслух-то, шепотком читала. Какую-то минуту заговорил тятенька, и дух вон...»
      Так не стало 87-летнего старика старообрядца Карпа Осиповича Лыкова.
      Телесные недуги Лыковых вполне можно отнести на мирской счет. Ведь в Каире, в поселке геологов, в ту пору были больные. Так что было от кого заразу принять, что и случилось. Агафья занемогла, как раз вернувшись оттуда.
      По всем признакам это была болезнь от инфекции, считает член экспедиции профессор Игорь Павлович Назаров, заведующий кафедрой Красноярского медицинского института. Назарову принадлежит факт установления у Лыковых природного иммунодефицита, который в чем-то сродни устрашающему, сегодня всех СПИДу.
      Никогда они так не болели. Еще в первые свидания с Лыковыми Черепанов и Назаров замечали да удивлялись, что Агафье ничего не стоит пробежать по снегу босиком, более того, они всем семейством трамбовали пятками снег, чтобы не померз огород и не остался бы без воды. Одевались все они довольно легко, шкур в тайге не добывали и не выделывали, а шили из домотканого. Если же бывало невмочь, в любом случае пили они на здоровье травяные настои, отвары и заварки. Не меньше трех десятков разных трав оказалось на заимке. И болезнь уходила. Но лишь пришел на заимку вирус, так и начались несчастья.
      Нельзя, конечно, сказать, что никто не пытался уберечь Лыковых. Исполком Красноярского крайсовета предложил геологическому управлению «установить мораторий на праздные посещения семьи Лыковых». Такое же указание было дано Хакасскому облисполкому. Но запрет нарушался сотни раз подряд.
      – Пока не поздно, нужно собрать все, что только еще можно собрать, чтобы оценить, что такое Лыковы, – сказал Аркадий Сергеевич Ушаков, доктор медицинских наук, сотрудник Института медико-биологических проблем Минздрава СССР.
      Лыковы прежде ели один раз в день. В избе у Агафьи есть дробовое ружье, но постреливает она из него, лишь чтобы попугать медведей. Раньше охотным промыслом занимались братья, правда, мясом никогда их дом богат не был. Долгие годы они жили от огорода, жили без соли, побив соляной голодовкой всяческие рекорды.
      Ушаков уже давно установил, что нехватка белков обезоруживает человека, причем недуг этот вызревает неторопливо, человеческое нутро как бы переделывается заново. И вот уже не справиться с вирусом, не устоять против микроба, всякая болезнь пристает, как пиявка, и течет долго и тяжко. Значит, не только безлюдье на заимке обезоружило Лыковых биологически. Второй причиной их гибели была аскетическая, упрощенная таежная кухня. Белковый голод не на год-два подспудно приближал час развязки. И этот час наступил, да и не мог не наступить. То есть час иммунодефицита вроде СПИДа по исходу своему, но совсем другой, еще, кажется, открываемой только, безвирусной, беззаразной природы...
      Какие чистые от тайги и такие беззащитные люди эти Лыковы! Но, став детьми тайги, Лыковы не рассчитывали на пришельцев и выручку. Вспомните Карпа Осиповича, последние слова Агафье: «Если найдется человек на житье, тогда иди, а не найдется, тогда одной жить». Ее судьбу он доверил не чужим людям, а тайге.
      Но есть ли у нас право судить его за то, что не устроил он счастье своих детей, не выполнил родительский долг свой? Нет у нас такого права.
      До семисот верст вокруг исходил Карп Осипович в поисках мужа дли Агафьи и жен дли своих сыновей. Однажды, говорят, уже совсем было улыбнулась ему удача. Прослышал он про одно староверческое селище, знал, где его искать, и отправился в долгую ходьбу.
      История эта длинная. По крохам собирал ее писатель Черепанов.
      Жило-было в тайге, где-то в верховьях Енисея, староверческое селище. В самом начале пятидесятых годов недалеко от него обосновались геологи. И был у них приписанный самолетик По-2 с тремя сиденьями. И три летчика были при том самолете, чтобы без перебоев служить геологическим делам. Люди эти решили как-то уток пострелять. Взлетели, только на каком-то вираже над самой водой, самолет зацепился крылом за волну и плюхнулся в реку. Едва выкарабкались на берег. Намыкавшись, притомившись, летчики заснули, а когда проснулись, то оказались связаны веревками по рукам и ногам.
      Связали их охотники из того самого староверческого селища, посланные на удачу за женихами. К тому времени нависла над селищем, жившим уединенно уже долгие годы, опасность кровосмешения и вырождения рода. Старики не могли этого допустить и непрестанно снаряжали охотников.
      Летчиков в люльках, навьюченных на лошадей, со всей осторожностью доставили в селище. Возвратного пути у них не было. В поселке геологов, где жили и жены летчиков, после долгих поисков успокоились.
      А в таежном селище уже появились на свет детишки авиаторской закваски. Еще через год их стало побольше. Новые семьи разрастались. Но однажды, опечаленная видом мужа, особенно чуткая, видно, жена-староверочка потянулась к нему и спросила про его скорбь. И услышала от него про оставленных где-то далеко детей. И поклялась вывести его к поселку геологов. И вывела, а вместе с ним двух других летчиков и своих, нажитых за три уже года детишек.
      Долго рассказывать, что за переполох вызвало в поселке возвращение без вести пропавших. Думаю, что об этом со всеми подробностями Лев Черепанов расскажет в своей книге. А л скажу только о том, что после побега летчиков старики увели обитателей селища, перекочевав в другие места. Где-то они сейчас?.. Никому не известно. Не знал об этом и Карп Осипович Лыков. Пришел на пустое место. И осталась Агафья... невестой самой тайги.
      Смерть тятеньки, конечно же, усугубила одиночество Агафьи. Тем больше тянет ее к людям. Многим пишет она длинные, незамысловатые, но всегда добрые письма. Я читал их, писанные по старинке, как писали, пожалуй, и при Петре Первом, а может, еще раньше. Агафья умела читать с пяти лет, ученая матерью своей по псалтырю и другим книгам.
      Лингвисты установили, что говорок Агафьин сродни вологодскому и встречается еще где-то в верховьях Лены да в среднем течении Ангары.
      Почти разгадана учеными еще одна тайна Лыковых – их картошка. Оказалось, что нет равных ей в стране по крахмалистости: 26,2 процента крахмала содержит она, тогда как наилучшие из имеющихся дают до 16-18 процентов. А ведь это одна из главных статей земляного яблока. Совсем нет в лыковском сорте вирусов. Ольга Ивановна Полетаева занялась детальным исследованием взятых у Агафьи клубней. Доцент Шадурский углубился в изучение почв. Не исключено, что судьба картофельная совпадет с судьбой самих Лыковых и, может, не жить их картошке среди нас. А возможно, что появится вдруг особый, лыковский сорт и пойдет по нашим полям-огородам... Поживем – увидим.
      В город Агафья не хочет, даже в Москву ее звали – не хочет. Но к людям притягивается, едва только запалят костер. Жаждет ее душа устроить свою жизнь. Как-то написала даже письмецо в монастырь к черноризице Максимиле, с матерью которой был когда-то еще знаком Карп Осипович. Повез Черепанов ее письмо, испросив разрешения прочесть.
      «...Если, возможно, есть у вас желание. приезжать ко мне на житье, – пишет Агафья. – Всем сердцем желаю вас принять к себе. Одежда есть довольно, книги есть. Жить избы нам хватит...»
      Нашел Черепанов монастырский уголок. И черноризицу нашел, всего на два года она старше Агафьи. Рассказал ей про Агафью. Был долгий разговор. И понял он, что и Максимиле трудно от корней своих оторваться. Взял ее ответ Агафье. Уже в пути он к заимке...
      «Насчет переездки к тебе ответить скоро не могу, надо советовать со старейшими... Желаю повидать тебя, желаю, чтобы ты хотя ненадолго приехала сюда поговорить, может, и ты бы согласилась к нам в наши края, и мы бы с тобой уехали подальше от мира...»
      Что тут скажешь? Вздохнешь только тяжело. Будто не на земле и не в каше время, когда, как говорил Карл Лыков, «звезды по небу летят», писаны эти письма.
      Эта сторонняя, диковинная нам жизнь теплится еще. И не каноны и дух старой веры составляют суть ее, а судьба народа, еще одно «белое пятно» на незапятнанной нм светлой и полной всяких бед и страданий биографии...
      25 сентября 1988 г.

>>