Таёжный Тупик
<< Опора для воздушного моста >>
Специально для «Ленинской смены»
Лев Черепанов, писатель
В «ЛС» за 3 сентября этого года мы начали знакомить читателей с материалами писателя Льва Черепанова, главная героиня которых, Агафья Лыкова, по-прежнему живет одна на берегу далекой таежной реки Еринат. Жила бы, как и прежде, вдали от благ и ужасов цивилизации, не стремясь воспользоваться ее сомнительными дарами, да вот годы и обстоятельства берут свое. Оставшись одна, Агафья Карповна не в силах уже вести небольшое свое хозяйство без посторонней помощи, хотя изначально и не просила о ней. Что называется, сами пришли, сами предложили. И вот теперь вдруг неожиданно выяснилось, что помогать Агафье стало обременительным. Свои проблемы душат. И как-то очень не хочется вспоминать мудрость Экзюпери, предупреждавшего с раннего возраста: мы всегда в ответе за тех, кого приручили – будь-то бессловесное дитя природы или вершина ее – человек, которого обнадежили, заверили, что завсегда, мол, в беде не оставим, пособим...
Однако начисто выбросить из головы эту заботу и теперь, во времена всеобщего безденежья (не в смысле их отсутствия, а скорее катастрофической нехватки), вряд ли удастся. Тем более что есть люди, которые постоянно о ней напоминают.
Мы предлагаем вашему вниманию продолжение размышлений писателя Льва Степановича Черепанова о судьбе Агафьи, как оказалось, неразрывно связанной и с нашими...
«При нашей бедности» собирать деньги на воздушный мост к далекой старообрядке Агафье Лыковой «ни морально, ни богоугодно». Вот такое мнение сложилось у автора нашумевшего в Свое время «Таежного тупика» Василия Пескова и одного из героев его – лесника Николая Савушкина, высказанное ими в газете «Труд» от 6 марта 1994 года. И не только у них. Не кто-нибудь, а руководитель Хакасского отделения фонда милосердия А. Трошкин предложил закрыть в Москве специальный счет для Лыковой. И довод выдвинул вроде бы резонный: «На Сегодня А. Лыкова обеспечена всем необходимым» (из его письма в Международный фонд милосердия от 27.04.94 г.).
Пытаюсь выяснить, так ли это – читаю майское письмо главного лесничего Таштыпского лесхоза Н. Свечникова. У Агафьи «давно не было вертолета». Вывод напрашивается сам собой – не от кого было А. Трошкину узнать, как живет-может Агафья. Что еще написал Н. Свечников? «Как отправить Агафье лекарства, мешок риса, тюк сена, ваш календарь с иконой Николая-угодника – не знаю...»
...Еще недавно считалось моральным все, соответствующее догмам тотальной идеологии. Нынче наши поступки должна предопределять нравственность. Конечно, общечеловеческая. На чем она зиждется? В наших пределах – на законах христианства.
Закон для установления отношений между людьми гласит недвусмысленно: возлюби ближнего своего, как самого себя.
И, естественно, что любовь к ближнему должна быть действенной. В виде ощутимой помощи.
Но до какого предела? Чтобы определить это, следует наперед своих помыслов о последствиях поставить жертвенный подвиг Христа. В нем – призыв отказаться от остаточного принципа в практике благодеяний, в наших устремлениях творить добро – быть готовым, если понадобится, своей смертью попрать возможную смерть очутившегося вблизи нас. И все равно – кого.
Что имеем в итоге? Сославшись на необходимость считаться с тем, что может одобрить Бог, Песков и Савушкин высказали, насколько они отстали от изменений в воззрениях, осваиваемых нашим обществом.
Агафье нужно помогать, несмотря ни на что, и помощь эта будет не менее значима и для нас, для взращивания собственной души.
«Приборчик (радиобуй. – Л.Ч.) может и отказать», – известили Песков и Савушкин, чтобы внушить, что еще и поэтому Агафье надо покинуть свою отчину. Но разве за все это время радиобуй, установленный на Еринате, отказал хоть раз?
Далее, стараясь уверить, что для Агафьи даже очень надежный радиобуй не спасение, а «ловушка», они заявили, что Агафья не может соотнести свои потребности с нашими возможностями протянуть ей руку помощи в новых условиях, поскольку она – «дитя тайги». Но где протокол тестирования Агафьиных способностей осмысливать свои действия? Взамен него у Пескова – повествование о роковом начале 1991 года в двух частях.
В первой части («Комсомольская правда» от 2 мая 1991 г.): «К январю (Агафья. – Л.Ч.) почувствовала себя крайне плохо – не шла еда, стало побаливать сердце, из-за болей в спине не могла принести дров, перестала ходить за водою на речку – таяла снег. Силы было так мало, что не могла осилить курицу. Поймала, связала ей крылья и только тогда смогла заколоть...»
А вторая часть повествования, созданного Песковым при участии Савушкина, получилась такой: Агафья включила спутниковый микропередатчик без всякой необходимости. «Вертолет прилетел. Прибыли обеспокоенные люди – «Что случилось?» Оказалось, заболела спина...» На взгляд Пескова и Савушкина, вдруг забывших, как маялась Агафья, эко что случилось – дров не может напилить! Стоило ли гнать винтокрылую машину заради того, чтобы поширкать за Агафью поперечной пилой?! («(Труд», 6 марта 1994 г.).
Заглянем в справку заместителя заведующего облздравотделом В. Сундуковой. В ней – подтверждение правдивости первой части песковского повествования. Агафью лишали малейшего движения остеохондроз, атеросклероз коронарных сосудов сердца и аорты, симптоматическая гипертония. Вызов Агафьей вертолета убеждает, что Агафья действовала адекватно обстановке. Да и зачем тогда был установлен радиобуй, если не затем, чтобы в случае крайней нужды Агафья Лыкова могла обратиться за помощью к людям, которые ей эту помощь настойчиво обещали. И радиобуй должен находиться возле нее по-прежнему в роли ангела-хранителя.
Помня, что не защищать правду безнравственно, нельзя обойти и тот никуда не исчезнувший криминальный в своей сердцевине факт: в 1987 году люди Савушкина построили Лыковым настолько никудышную избушку, что починки ее впрок не пошли. Уже через пять лет Савушкину пришлось рядом с этой внешне бравой избушкой ставить еще одну. И, само собой, что руководству лесного «ведомства страны полагалось учинить спрос: почему нельзя было построить жилье для Лыковых с первого захода?
Насколько мне известно, Федеральная служба лесного хозяйства России ограничилась констатацией: на списание стройматериалов акт не составлялся, то есть ручаться за то, что их никто не пустил на сторону, не приходится (письмо зам. министра лесного хозяйства РСФСР Б. Филимонова от 02.12.91 г.).
И выяснилось: для лыковской избушки с одной дверью без тамбура – и это в условиях таежного климата – и при трех оконцах размером с фрамугу Таштыпский лесхоз выписал, обратите внимание, две двери (!), а также две (!) рамы (письмо начальника милиции Таштыпского района от 30.10.89 г.). И в то же время для подарочной избушки не нашлось из чего сделать утеплительные рамы. Вот почему я настаивал поименно назвать тех, кто так беззастенчиво перераспределил доставленные Лыковым по воздуху сборные конструкции, бревна и плахи, между прочим, стоившие государству денег.
Привыкший к доверию Савушкин восстал против служебного расследования. Оно, видите ли, было «нецелесообразно» (письмо Н. Савушкина в сектор ведомственного контроля Минлесхоза РСФСР).
И вот он примкнул к Пескову в надежде отвести от себя упреки в том, что преступно обнадежил Лыковых накануне зимы: первая избушка «плохо держала тепло отчасти по вине Лыковых, себе в ущерб запретивших накрывать пазы сруба паклей. А мха было мало...» («Труд» от 6 марта 1994 г.).
Но и при избытке мха избушка Савушкина не получилась бы лучше. Об этом и в Агафьином письме: «В ней жить нельзя даже в тепло».
О чем умолчали Песков и Савушкин? О том, что на продольные стыки потолочных досок вместо деревянных нащельников (или, на худой конец, смешанной с травой жидкой глины) лег рубероид. Конечно, не в нарушение ГОСТа. Только же надо было к его требованиям приложить ум, спросить себя, для кого рубилась избушка, не для скота! Но, как уведомили Песков с Савушкиным, была «спешка». И, значит, некогда было думать?
От часто топившейся печки тепло, как ему полагалось, пошло вверх, потолочные доски, просыхая, сузились до того, что в образовавшиеся щели из нагретого рубероида поползли легкие фракции битума не хуже лютого змея-горыныча о многих головах.
Где было уготовано горемыке Агафье коротать скорбные дни и ночи? Взявшись заново ответить на этот вопрос, Песков и Савушкин очень хотели, как говорится, отвернуть от пня, да наехали на колоду. Обратимся к публикациям. «Живет Агафья действительно в курятнике – в этом Лев Степанович прав». (Савушкин, «Лесная газета» от 27 апреля 1991 г.). «Она (Агафья. – Л.Ч.) оказалась в маленькой избушке-курятнике» (Абдин, ст. инспектор Хакасского отделения фонда милосердия, газета «Советская Хакассия» от 8 марта 1991 г.).
«Поселивась в курятникъ разделива адну половину курам адну себе», – сообщила мне Агафья с мольбой срубить ей новую, настоящую избушку, не душегубку. Из заготовленных ею бревен.
Примечательно, что напечатал Песков в своем «отчете» с Ерината. О «маленькой избушке охотника» у него – ни слова. Прошу задержать внимание на том, что, по словам Пескова, «Савушкин неожиданно застал Агафью в пристройке к курятнику» («КП» от 2 мая 1991 г.). В несуществующей, в общем-то, пристройке.
Минуло чуть меньше трех лет, и он же, «главный лыковед» (титул из «Литературной России» от 21 июня 1991 г.) с согласия Савушкина тиснул, что Агафья из загазованной избушки сбежала в «маленькую избушку охотника». Но, между прочим, и в ней, ранее описанной им же, тоже «зимовать было нельзя» («КП» от 29 марта 1988 г.).
К чему понадобилось Пескову заменять курятник сначала на некую пристройку, а потом на «маленькую избушку охотника»? Не затем ли, что Савушкин мог предстать пред читателем тем человеком, что подтолкнул Агафью к последней черте, а он – его земляк – воронежец и персонаж «Таежного тупика» без единой тени, – хотя и появился у Лыковых спустя пять лет после открытия их, да и то не затем, чтобы облегчить им житье, а «отчасти из любопытства» («КП» от 4 сентября 1983 г.).
Однако предположим, что и Песков, и Савушкин горой за справедливость и целью своей поставили уточнить, где-таки спасалась в ту зиму Агафья. Но тогда зачем в том же «Труде» они приписали мне затею «подселить к Агафье жильцов»? Цитирую того же Пескова, но из 1985 года: «В последнем разговоре, позволявшем задать вопрос, что будет, если один из живших в избе умрет, старик ответил, что он умирать собирается тут. Судьба же Агафьи волнует его серьезно. Выход старику виделся в заполучении сюда какого-нибудь единоверца». («КП» от 2 октября 1985 г.).
Бредовую, сверхбезответственную и еще какую там «затею» своего отца поддержала Агафья, да не единожды: «Василий Михайлович прошу васъ поискать доброва человека ко мне нажитье счтобы на постоянно жительство, я тебе раньше обетом говорива» (из Агафьиного письма Пескову).
По части извивчивой изобретательности наводить тень на плетень Пескову вполне подстать Савушкин. В статье «Так ли уж бедует Агафья?» он тоже чего только не возвел на меня, чтобы погуще заштриховать, что его избушка для Лыковых принесла лесникам позор («Лесная газета» от 27 апреля 1991 г.). Я подал в суд. Было разбирательство. Воспроизвожу заверенный печатью документ: «Истец Черепанов Л. С. удовлетворен тем, что редакция «Лесной газеты» сочла утверждения Савушкина Н.Н. недоказанными».
Но разве Савушкин доказал их позже? Или усвоил, что солгавшие раз больше веры не имут? Ни то, ни другое. Пожалуйста, вдвоем с Песковым пустил в оглас, что «одна из газет судилась» со мной. Как будто я был ответчиком! Впрочем, может быть, сошедшиеся на сибирской земле воронежцы имели в виду не «Лесную газету»? Но тогда – какую?
«Песков хочет околхозить Агафью...» Что сказать об этой приписанной мне фразе? Мало кто посвящен в то, что лодочник Таштыпской геологоразведочной партии Иван Тропин навязал себя в женихи к Агафье, чтобы с получением прав мужа по-командирски определить ей на жительство Верх-Таштып. И после всего того, что произошло на Еринате, после всего, что перенесла от своего «жениха» Агафья, осуждал ли, осудил ли Песков Тропина? Отнюдь! Написал Агафье: «А может быть, еще получится жизнь и с Иваном Васильевичем Тропиным? Может, ты рано и поспешно от него отреклась?»
Позже, сравнительно скоро стало явью и ясно, с кем он сводил Агафью, – написал, признался главному редактору «Труда»: «И. Тропин – человек аморальный».
Нынче Пескову с Савушкиным угодно насаждать, что ему и в голову не приходило поспособствовать насильственному объединению Агафьи с И.Тропиным. Савушкин же – за Пескова. Но без каких-либо доводов. О доказательствах и не говорю.
А какой вопль исторгли Песков с Савушкиным: геологи просили защитить их от меня. Все геологи? Так, видимо, полагаю, только те, кто не удосужился вызвать врача к Карпу Иосифовичу, лежавшему пластом в местечке Север при смерти после повреждения мениска левой ноги, о чем Песков умолчал.
А еще Песков с Савушкиным узрили, что я, организуя поездку Агафьи на Горячий ключ, противоречу сам себе. Но разве было мной где-то написано, сказано, что не нужно больше, чтобы Агафьиным приемам родоновых ванн предшествовали медицинские осмотры, что нет необходимости обеспечивать ей последующий медицинский контроль?
И надо ли аплодировать ближайшим к Агафье лесникам во главе с Савушкиным за услуги Агафье? Они всё имеют, могут творить добро для последней Лыковой как никто вокруг, поскольку наделены официальным разрешением создавать для неё все жизненно необходимые условия, при надобности – предусмотреть особую смету расходов (письмо заместителя руководителя Федеральной службы лесного хозяйства России Д. Одинцова от 10.08.92 г. № 0-333/17).
И нет повода гадать о моей позиции, где закончить свой век Агафье. Я не против попутного изучения всего случившегося с Лыковыми, но присутствие Агафьи на своей отчине вовсе не обязательно.
И самое важное. По образу жизни осиротевшая Агафья более чем инокиня, скорее – преподобная. Уж, во всяком случае, не «странное, заблудшее существо» по Пескову («КП» от 25 июля 1987 г.). В первую очередь – человек, как и все мы, нуждающийся если уж не в сочувствии, то в элементарном уважении к ее личности. И неспособность наша понять эту простую истину подрывает духовные основы, связавшие невидимым мостом судьбу старообрядки Агафьи Лыковой с нашей общей судьбой, ибо как бы ни были мы далеки от Ерината, волею обстоятельств мы оказались гораздо ближе к ней, чем может показаться.
Никому не запрещено и впредь объяснять, на что обрекает себя Агафья, открещиваясь который год от выезда в мир. Но при этом надлежит соблюдать такт. Агафье саднит душу от того, как «обошевса» с ней Песков, добивавшийся навсегда приземлить ее под Таштаголом, в Киленске. «Так никому ниполагатся поступать.»
От Пескова Агафья «даже дважды уходива.»
P.S. Гонорар за эту корреспонденцию прошу перечислить в Международный фонд милосердия и здоровья на р/с 704201 в ОПЕРУ Мосбизнесбанка г. Москвы МФО 299093 с пометкой: Агафье Лыковой.
13 октября 1994 г.
>>