Таёжный Тупик
<< Наследники протопопа Аввакума >>
Килинск – поселок староверов
Борис Синявский, Рашид Салихов (фото)
«Прошу мне пенсию не начислять. Я категорически отказываюсь от пенсии и возврата обратно не будет».
Такое послание получил из поселка Килинск от Василия Кирилловича Котягова, 1921 года рождения, председатель комитета социальной защиты населения при администрации города Таштагола Александр Медведев, и подобных заявлений в его конторе немало. Все из селений, в которых живут староверы.
На зависть «Гринпису»
Килинск спрятан от мира. Вышедший из Таштагола «газик» с потугой преодолел тридцать с гаком километров по грунтовке и лежневке – таежной дороге, устроенной из присыпанных землей бревен. Да и до Таштагола еще надо добраться. До столицы Горной Шории ведет дорога, но это одно название. После Новокузнецка, стоящего на лучшей в Кузбассе автомобильной трассе, надо отмахать еще пару часов на юг по более или менее приемлемому асфальту, а потом 150 километров по гравийке: проехавшие навстречу друг другу две машины тут же застывают минуты на три, так как в непроницаемом облаке пыли не шутка и в обрыв кувыркнуться.
Есть еще и «железка», да как раз к моей командировке Таштагольское рудоуправление задолжало Новокузнецкому отделению Западно-Сибирской железной дороги 150 миллионов за ремонт локомотивов, вот и остановили электричку и два поезда, которые связывают Таштагол с Большой землей.
Сибирский богатей Митрофан Козлов
В Килинск я поехал, чтобы увидеть, как живут люди, отказывающиеся от пенсий. Ведь и им так же, как и тем, кого я привык встречать в Кемерове с красными флагами в руках, есть-пить, одеваться надо. Живут в Килинске неплохо. Ни поваленных заборов, ни мусора на поселковой улице. Через речушку и ее протоки в удобных местах переброшены прочные деревянные мостки. И ни одного праздношатающегося. Все заняты делом. В ледяной воде реки полощут белье, на огородах формируют огуречные грядки, укрывая их пленкой. Даже малые дети если не помогают матери во дворе, то хоть с удочкой на берегу сидят. И удивительная для села опрятность в одежде. И светлые, не искореженные алкоголем лица. За время, что провел там, не услышал ни одного «крепкого» слова.
На староверских домах Килинска антенн нет.
От Григория узнал огорчительное: Василий Котягов, местный житель, чье письмо и позвало меня в дорогу, недавно помер. Похоронили буквально перед моим приездом. Но зато узнаю и полезное – как найти дом, заменяющий килинцам церковь, и имя человека, выполняющего роль духовного старосты. Это оказалось рядом с подворьем, где недавно гостила у своих сродных сестер Агафья Лыкова, прославленная Василием Песковым в «Таежном тупике». Уехала Агафья тоже буквально перед моим приездом. Родственники не отпускали ее – здоровьем стала слаба, трудно жить одной в глуши, пора бы и среди единоверцев обосноваться. Но непреклонна оказалась Агафья, взяла подаренные ей семена овощей и отправилась в расположенную за хребтом Хакасию, в таежный свой тупик. Уж такие это люди – староверы.
На дворе поразительно добротно все, чисто. Подсобные постройки светятся желтым деревом. Аккуратно сложена деревенская рухлядь.
Всхожу на чисто вымытые ступеньки и стучу в дверь, которую у староверов принято запирать. По закону так – если человек не запер дверь и злодеи беспрепятственно вошли и лишили его жизни, то это приравнивается к самоубийству со всеми вытекающими из этого последствиями.
Выходит хозяин дома – Митрофан Козлов, сухонький старичок с лицом иконописного русского святого. Разговариваем на крыльце: в дом свой староверы приглашают неохотно, тем более в тот, где собирается вся деревня читать и слушать Евангелие. Собеседник мой, можно сказать, один из наиболее богатых людей планеты. У Митрофана Козлова, духовника килинских староверов, адепта «кафолической церкви», материальные возможности многократно превышают его потребности. Богат не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто мало тратит.
Митрофан Козлов в Килинске – большой авторитет.
Старичок этот ведет близкий к отшельничеству образ жизни. В доме его, например, нет электричества, которым снабжены соседние дома.
– Зачем это мне? Мне и Божьего света хватает...
– Зимой же рано темнеет.
– Так Бог определил. У него, как говорится, нет ни раннего, ни позднего, все во благовремение.
Митрофан Козлов заявлений с отказом от пенсии не писал – он ее попросту не оформлял. Потому и отказываться не от чего.
– Человек не должен получать не заработанные им деньги, – говорит он.
– Как это не заработанные? – пытаюсь спорить. – Ведь вы же трудились в своей жизни?
– А как же... Тридцать два года стажа...
– Ведь, когда работали, зарплату получать не отказывались?
– Так это, как говорится, отказываться почему бы, коли заработал?
– Но ведь вам всего, что вы заработали, никогда не платили. Часть ваших денег уходила в Пенсионный фонд страны. Теперь вы можете получать оттуда пенсию. Это ваши деньги. Вы их не получите, получит кто-либо другой.
– Пусть получит тот, кому это нужно...
По закону и по жизни
Не все старики Килинска поступают так, как Митрофан Козлов, многие из них оформляют пенсии и получают их, но для всех наступает время. В общине законы строгие. Василий Котягов, например, написал отказное свое письмо тогда, когда почувствовал себя плохо. Направил в Таштагол послание, отмолился за грех, и в урочный час единоверцы проводили его в последний путь по обычаю. Чего не случилось бы, не откажись он от пенсии. У кого получал незаработанное, тот пусть и хоронил бы так, как у них принято. Когда знаешь это, то уже по-особому читаешь хранящиеся в комитете социальной защиты Таштагола письма:
«Прошу меня снять с пенсионного учета с нового, 1997 года. Я сильно больна, в деньгах не нуждаюсь. Микова Анна Митрофановна, 1926 года рождения».
«Я, Никулина Антонина Алексеевна, 1911 года рождения, с января отказываюсь получать пенсию».
Митрофан Козлов обеспечил свою старость так, как принято обеспечивать ее у староверов, – не в расчете на государство, а в расчете на сыновей, которые живут тут же, в Килинске, и помогают отцу во всем. Детей у староверов, как правило, много – обычно не меньше пяти, но не редкость, когда и десять-одиннадцать. Если Бог распорядился так, что нет у стариков детей, то поможет община. Больше ни на чью помощь староверы не полагаются.
Детей стараются удержать возле себя. Сегодня в Килинске более ста дворов, и поселок продолжает строиться. Есть школа-одиннадцатилетка, но многие ее ученики дальше пяти-шести классов не идут. Этого хватает, чтобы жить по правилам общины. Многие же знания рождают многие желания, которые порой уводят от родительского дома.
Разговаривал я с Машей, дочерью килинской почтальонши. Девочка учится в девятом классе, хочет ехать в город, чтобы стать бухгалтером, но мать не пускает, боится остаться к старости одна, хотя и растит, помимо Маши, еще пятерых. Но Маша, похоже, все равно уедет. Она староверка уже нового поколения. Столь же трудолюбива, как все в Килинске, но не пригнута догмами. Именно она показала мне хранящуюся в их доме старинную книгу. А это показывать чужакам не принято, запрещено даже.
Трудами рук своих
Деньги жителям Килинска нужны, как всем иным людям. И они их умеют зарабатывать. Умели всегда. Килинск потому не называю деревней, что туг никогда не было крестьянских хозяйств – ни частных, ни коллективных. Рядом располагается золотой прииск - он-то и давал заработок. Жив прииск и сегодня, но барахтается в тисках реформ, как и любое иное российское предприятие.
Не подводит тайга – вечная кормилица. У Митрофана Козлова все пять сыновей – профессиональные охотники, как и многие в Килинске. В поселке бросились в глаза несколько свежепоставленных срубов. Оказалось - на продажу, на вывоз. Один сруб шесть на семь метров стоит шесть миллионов. За лето поселковые плотники хорошо заработают.
На носу сезон сбора побегов папоротника-орляка – уж много лет товар этот охотно покупают гурманы японцы. Есть в таежном промысле, как и в любом ином бизнесе, неудачи. На окраине поселка заметил я наваленные кучей срубленные молодые пихты, которые давно уже в Сибири выполняют роль новогодних елок. Для этого их и рубили, но в этом году в Таштаголе спрос на этот товар оказался многократно ниже предложения. За это килинцы на правительство России не обиделись, на демонстрацию с требованием обеспечить реализацию новогодних елок не вышли.
Хоть и староверы, но рыночные законы знают получше иных «нововеров». Особенно главный – полагайся более всего на себя и не сиди с открытым ртом и протянутой рукой на сквозняке.
Лежащие вокруг Килинска земли способны прокормить обитателей поселка сытной и здоровой пищей. Овощи, картофель, мясо, птица, яйцо – все со своего подворья. Из тайги – ягоды, грибы. Березовый сок заготавливают «лагунами» (сорокаведерными бочками) и делают из него квас, которого потом хватает на месяц, а то и больше. В магазине покупают чаще всего муку, сахар, соль да еще сладости детям.
Курево и водку коммерсанты в Килинск не везут – нет спроса. Хотя медовуху в поселке варят.
Многие важные работы выполняются общинно. Принадлежащий всему Килинску трактор расчищает зимой дорогу до Таштагола, пашет, если надо, землю. Знаю, что еще в одном расположенном в Горной Шории староверческом селе жители его вырыли пруд и развели товарную рыбу – кормятся все. Излишки продают. Общие деньги идут в том числе на нужды молельного дома. У староверов нет, как в официальной православной церкви, прейскуранта на требы. Церковная казна пополняется иными способами.
Богатство все еще меряется на свой аршин: «У нее восемнадцать подушек», но у многих в доме так же, как и у нас с вами. Дорогие, фабричной работы вещи килинцы везут из города. Почти в каждом дворе, помимо лошади, еще и мотоцикл с коляской – наиболее приемлемый для здешних мест транспорт. Хотя в одном дворе увидел я вишневые «Жигули». Вроде бы ездить на них некуда, но вот приобрел же кто-то.
Спросил я у Митрофана Козлова: «А телевизор могут ваши односельчане купить?»
Ответил он в своей манере:
– А это, как говорится, почему же не купить, если заработал...
Денег на телевизор хватает у большинства килинцев, но телевизоров в домах нет. По закону якобы так: если в доме есть иконы, то телевизора быть не должно, а как не будет икон в доме верующих? Так что дети Килинска телевизор смотрят в школе. Но смотрят.
Многим описанная мною жизнь килинцев покажется убогой и достойной сожаления. Не надо торопиться с выводами. Этих людей никто не заставляет жить так, как они живут, – это их свободный выбор. И по большому счету жизнь их богаче, интереснее, чем у иных обитателей больших городов, зачумленных ежедневными «сорок две минуты под землей» и в Большом театре бывающих не чаще, чем Митрофан Козлов. Килинцам проще стать рядом с нами, чем нам зажить их жизнью. Килинск - не окруженная колючей проволокой зона, и, как бы ни удерживали старики детей своих, те имеют массу возможностей уйти в большой мир, тем более что в больших городах есть и церкви старообрядческие. И уезжают многие. Но много и тех, кто остается навсегда. Отслужив в армии, возвращаются в Килинск парни, женятся и начинают строить свой дом. А в последнее время активно едут в Килинск староверы отовсюду и семьями -из Киргизии, с Алтая. Поселок не то что не хиреет – расцветает.
Чего же тогда и не жить в нем? От добра добра искать? Знаю, в Кузбассе, в Томской области достаточно сел, деревень, в которых и на самом деле жизнь как бы замерла: ребенка редко встретишь, по улицам бродят тенями люди неопределенного возраста – испитые, покрытые щетиной лица, запавшие глаза, несвязная, щедро пересыпанная матерщиной речь...
Ну а что касается ограничений, то одна жительница Килинска сказала на это мне так: «Это как пост. Те, кто отродясь в Бога не веровал, а сейчас вдруг решил поститься, тому трудно даже неделю продержаться, а мы с детства так живем, и для нас нет в этом никакой проблемы».
Был я в Килинске как раз в предпасхальную неделю, в период самого строгого поста. Спросил мою собеседницу, чем она кормила в обед семью.
– Редька с квасом, большой пирог с картошкой и грибами на растительном масле и чай на таежных травах с сотовым медом.
* * *
Возвращаясь из командировки, отмахав уже от Килинска километров двести пятьдесят, увидел я на вспаханном поле сеялку и людей рядом с ней. Не припомню, чтобы в апреле в Сибири сеяли. Подошел полюбопытствовать. Еще издали услышал традиционные пожелания в адрес чьей-то матери. Трое мужиков, ведрами засыпающие овес в сеялку, хмуро взглянули на меня. Оказалось, это СХПК «Севский» Прокопьевского района опередил всех.
На поле оказался и главный агроном хозяйства Андрей Лихобабин. Без особого энтузиазма рассказал, как идут дела в «Севском». Зиму еле переползли. Сеять начали, скорее, по привычке. Дизтоплива в обрез, тракторов мало, комбайнов и того меньше – чтобы купить один, надо половину коров под нож пустить. Те 70 миллионов, что получило хозяйство на весну, для потехи только...
А земли в «Севском» неплохие. В 1995 году взяли на круг 21,6 центнера зерна с гектара, прошлый год все под дождь пошло. Что будет в году нынешнем – кто знает...
К разговору подключились рабочие Михаил Чучумашев и Алексей Полканов.
– Мы уже на пенсии, да приходится работать. Больше некому. Молодежь – кто пьет, кто в город подался. Да и пенсию вот уже четыре месяца не платят.
– А зарплату давно последний раз получали?
Мужики посмотрели на меня, как на чумного, и промолчали.
Поговорили еще. Выяснилось, что земли у «Севского» становится все меньше. Многие вышли из хозяйства, забрав свой земельный пай, но мало кто решился работать на нем. Большинство постаралось сдать землю в аренду горожанам под картошку.
– А самим картофель посадить, потом продать – выгоднее же?
– Деньги хотят взять сегодня. Чего о завтра думать...
Мужики, готовящиеся сеять коллективный овес, лучше меня знали, что картофель на одном и том же поле можно сажать не больше двух лет подряд. Земля истощается и потребует серьезного отдыха и подкормки.
Но это еще только через два года...
6 мая 1997 г.
>>