Таёжный Тупик
<< Экспедиция к Агафье, 2014 >>
Евгений Собецкий
Студенческие поездки к Агафье Лыковой начались в 2011 году и теперь вступили в такую фазу, когда у них образовалась собственная история. И она по-своему интересна, поскольку содержит много полезной и любопытной информации. Поэтому мы решили дать читателям газеты «Ступени» возможность заглянуть в нее, чтобы во всей полноте оценить всю уникальность путешествий из Москвы в сибирскую глубинку, где, благодаря общению с Агафьей Карповной, можешь почувствовать запах исторических эпох, а заодно увидеть, как выживает человек в условиях дикой природы и что помогает ему преодолевать многочисленные испытания. А еще – проследить за эволюцией восприятия духовной миссии отшельницы, от первого удивления от увиденного на заимке до более или менее объемного понимания скрытого смысла Таежного тупика. Собственно, именно так, из репортажей из Таежного тупика разных лет, и составлена повесть В. Пескова «Таежный тупик».
В первой поездке на Еринат участвовали студенты МГУПП (Московский государственный университет пищевых производств), именно там работали в то время главные организаторы всех сибирских студенческих экспедиций И. Тарасов и А. Горбатюк. Затем в этом проекте был двухгодичный перерыв. Поездки к Агафье Лыковой возобновились с переходом обоих в МИРЭА (Московский институт радиотехники, электроники и автоматики). И теперь, можно сказать, они стали для Таежного тупика столь же привычным и повторяющимся явлением, как, предположим, гроза в начале мая где-нибудь в средней полосе России. Поначалу сама Агафья поверила в это, спросив А. Горбатюка уже по завершении второй экспедиции – «То ли еще приедешь?», а теперь уже и ее сосед по заимке – Георгий, попросивший привезти ему будущим летом книгу о грибах и ягодах. Эта просьба означает, что, во-первых, Георгий сам не собирается покидать Таежный тупик, где поселился в ноябре 2014-го, а, во-вторых, в нас он увидел реальных помощников и искренних почитателей знаменитой отшельницы.
В святой обители
Свой палаточный лагерь экспедиция с разрешения Агафьи разбила на берегу Ерината – на самом краю прилегающей к избушкам территории заимки. Прямо у кромки кострища начинался крутой обрыв, с которого извилистое русло реки виднелось как на ладони. Отсюда открывалась великолепная панорама горных вершин, окаймляющих долину слияния трех рек – Большого Абакана, Ерината и Кокяжама. Ночи в эти июльские дни стояли лунные, и любители длинных посиделок у костра могли видеть такие волшебные картины ночных окрестностей, каких не увидишь в мире нигде.
Место для лагеря вообще-то неправильное – нельзя было селиться в непосредственной близости от жилья отшельницы, этим мы нарушали привычную для нее пустынность обители. Но мы не были нарушителями, нам Агафья разрешила селиться на ее территории, поскольку предназначавшаяся ранее для гостей площадка с крытой беседкой на берегу (намоленной, по словам Ерофея, под ее сенью не раз сиживал сам Василий Михайлович Песков; по словам Агафьи, «на глазах все улетело», и саму чуть не сбила с ног подхваченная водой лиственница, «едва успела отпрыгнуть») была смыта недавним паводком (а еще унесло половину дров, рассадник, моток сетки Рабица, железный станок, лабаз). И тем самым обрекла себя на определенные неудобства, прежде всего психологические. Но зато у ребят появилась возможность видеть ее и общаться с нею чаще, чем в том случае, если бы они жили в отдалении от изб.
А вообще к нам, чужакам на ее личной территории, она относилась с величайшей деликатностью и ангельским терпением, которому, кажется, нет предела. И хотя мы приехали с благими намерениями, мы все же невольно разворошили устоявшуюся жизнь обители. Желая помочь, мы где-то действовали не совсем осторожно, не совсем выверенно. Так случилось, например, с прополкой верхнего огорода. Очищая от сорняков картофельный участок, наши девчата – по незнанию – вырвали заодно и росшие в рядках кустики конопли и колоски ржи. Произошло это, когда Агафья на минуту отлучилась по другому делу. Вернувшись, она, конечно, остановила дальнейшее истребление конопли и ржи, но обошлась без упреков. Напротив, рассказывала нам об этом эпизоде, добродушно по смеиваясь, словно речь шла о детской шалости. А конопля и рожь у нее, рачительной хозяйки и грамотного агронома, росли в междурядье для семян. Конопля вообще в натуральном хозяйстве вещь неоценимая, издавна в России она применялась для производства конопляного масла, канатов и веревок, обуви и одежды, лекарства, бумаги, корма для птиц. У Агафьи конопля идет на приготовление кудели, которая, в свою очередь, используется в утеплении стен в избушках.
О ржи (на самом деле речь идет о пшенице) и говорить нечего. Когда-то ее разведение у Лыковых началось с одного колоска. Это случилось в 1962 году. Предыдущим летом, пишет Песков, мороз погубил на огороде все небогатое разнообразие посадок, и среди них – рожь, а картошки собрали только на семена. Весной Лыковы ели солому, съели обувку из кожи, обивку с лыж, ели древесную кору и березовые почки. Из запасов гороха оставался один маленький туесок с семенами. И вот на делянке-то гороха случайно проросло зернышко ржи.
Единственный колосок оберегали денно и нощно, сделав возле него специальную загородку от мышей и бурундуков. Созревший колос дал восемнадцать зерен. Урожай этот завернули в сухую тряпицу, положили в небольшой туесок, упаковали дополнительно в берестяной листок и подвесили под потолок. Эти семена дали уже примерно с тарелку зерен. Но лишь на четвертый год сварили Лыковы ржаную кашу.
Такие события не забываются человеком, с малолетства привыкшем жить в условиях выживания. Так что реакция отшельницы на нашу оплошку с коноплей и рожью говорит о многом.
Нас с Андреем Викторовичем Агафья узнала, вспомнила даже, что в прошлый раз он был здесь с сыном Филиппом, расспросила, где он и чем занимается. На лица, имена и события у нее феноменальная память. Она помнит всех, кто у нее бывал, помнит, когда это было. Складывается впечатление, что ее мозг работает в режиме компьютерной программы, которая без дополнительной команды выполняет необходимые логические операции и выдает точные временные привязки того или иного действия или происшествия. И тут уж нету известного старческого чудачества, когда память удерживает эпизод в связи с ударом молнии в дерево или засушливым летом. Рассказывая о чем-то, она без усилий приводит соответствующую хронологию: «открыли» их 36 лет назад, Николай Устинович Журавлев, первым рассказавший Пескову о Лыковых, был у них 34 года назад, с июня пошел 35-й, на Горячем ключе уже двенадцатый год не была, матушке Максимиле, наставнице старообрядческого монастыря в Туве, сейчас идет 72-й год, в 2012-м отец Владимир благословил ее на применение таблеток и т.д.
К первому и довольно позднему ужину Агафья принесла ребятам две круглые булки испеченного ею белого хлеба. Попробовали – вкусный. Вспомнилось при этом про лыковский хлеб, который 30 с лишним лет назад Песков увидел на заимке. По выражению его верного спутника в походах на заимку – Ерофея, хлеб этот «не то что есть, на него глядеть страшно», а Лыковы его ели. Пекли же его из сушеной, толченой в ступе картошки с добавлением 2-3 горстей ржи, измельченной пестом, и пригоршни толченых семян конопли. Эта смесь, замешенная на воде, без дрожжей и какой-нибудь закваски, выпекалась на сковородке и представляла собой толстый черного цвета блин.
Позже она угощала нас столь же вкусным козьим (прокипяченным) молоком, принесла более десятка крупных куриных яиц (и несколько раз спрашивала – сварили ли, а то ведь разобьются, если сырыми с собой взять).
На следующий день Андрей Викторович от имени всех ребят вручил Агафье московские гостинцы. Среди полезных в таежном быту батареек, фонариков, гречки, сухофруктов и прочих вещей самыми дорогими для отшельницы оказались икона Георгия Победоносца, приобретенная на Афоне специально для нее, и сборник молитв Пресвятой Богородицы. Этому сборнику Агафья, чья обитель носит имя Пресвятой Богородицы Троеручицы, особенно обрадовалась – не раз мы видели, как она, светясь кроткой улыбкой, заглядывала в книжку, а то и целовала ее. А временами принималась нараспев читать молитвы из нее.
Подарки Агафья принимала, как и в ту пору, когда их привозил Песков, с благодарностью, но и с чувством достоинства. В то же время, находясь в своей обители за сотни и тысячи километров от цивилизации, она сама думает о том, как быть полезной другим людям. Нам она вручила для передачи в Московскую митрополию РПСЦ старинный устав (напечатан при последнем российском императоре – Николае II), в нем собраны старинные каноны, которые, скорее всего, неизвестны широкому кругу современных старообрядцев. И письмо к митрополиту Корнилию, в котором просит размножить этот устав для всех христиан. А еще она молится, произнося специальную молитву – от «смертоносной язвы», которая направлена на исцеление «всех христиан, живущих в миру». Молилась за Сербию, когда там шла война (узнала о ней, находясь в Килинске у родственников). Теперь наверняка будет молиться за Украину, о событиях в которой узнала от нас.
Весь первый день пребывания в обители участники экспедиции занимались работой – косили траву, чинили хозяйственный инвентарь, пилили, кололи и носили дрова. После ужина со стороны Тувы пришла грозовая туча, пошел дождь. Когда закончился, появилась радуга – в горах, где атмосфера прозрачней, ее цвета приобретают дополнительные оттенки. По словам Агафьи, по радуге вода с земли поднимается вверх, там очищается, распределяется, чтобы осадками вернуться на землю. Ее восприятие устройства мира до сих пор находится на том еще, древнехристианском уровне. Матушка Максимила, у которой Агафья летом 1989 года провела две недели и с которой у нее сложились теплые отношения, в связи с этим называла ее, по свидетельству Пескова, чистым ребенком. И по этому поводу у Толстого есть интересная мысль. Он считал, что «мы часто смотрим на древних (а Агафья в данном случае – осколок допетровской эпохи), как на детей. А дети мы перед древними, перед их глубоким, серьезным, незасоренным пониманием жизни». И Агафья, оставаясь ребенком до сих пор, по-прежнему считает, что «Солнеце (солнышко), вот оно всходит и всю Вселенну освещат и огреват. А Земля стоит неподвижимо на тверди, на вОдах (ударение на втором слоге) она основана...»
И притом легко оперирует новыми для нее понятиями – тот же СПИД, вертолет Ми-8 называет «восьмеркой», рассказывает об установленных на заимке работниками заповедника фотоловушках, ружья по калибрам для простоты именует «двадцатьвосьмушкой» и «двадцаткой», знает названия современных лекарств да и многое другое, что нам кажется самим собой, а для нее это – расширение мира. О ее знаниях по истории религии и старообрядчества и говорить не приходится. Когда Коля Седов спросил, знает ли она, кто такие отец и сын Демидовы – знаменитые заводчики и производители оружия при царе Петре (антихристе для старообрядцев), добавив, что, по некоторым данным, они были старообрядцами, Агафья тут же назвала место на Урале, где стояли их заводы, – Невьянск. Хотя, строго говоря, про самих Демидовых ничего не знала, но что в тех местах христиане жили, читала в старинной книге.
Оставаясь ребенком в вопросах мироздания, отшельница по праву является непререкаемым авторитетом в науке выживания в экстремальных условиях. От исследователя Дальнего Востока Арсеньева нам известно, что в начале XX века непревзойденным мастером в этой сфере был гольд Дерсу Узала, но, мнению Николая, Агафья одна потянет на десяток таких мастеров. А уж онто за многие годы знакомства с нею и наблюдения за ее жизнью мог в этом убедиться сполна.
Вот эту практическую сноровку она показала нам на примере изготовления берестяных туесков и разных посудин. До сих пор такие туески и туеса на Еринате делаются по старинной технологии. У нее и циркуль, с помощью которого на заготовке рисуется донышко и крышка берестяной емкости, из тех еще «железок», которые унесены стариком Лыковым при бегстве с Нижних Тишей.
Как заправский мастеровой, пользуется она и топором, литовкой, лопатой, теслом, пилой и прочим хозяйственным инструментом. О ее мастерстве добыть огонь с помощью кресала, мы уже говорили. Правда, теперь она не чурается зажигалок со спичками, если на их этикетках, конечно, нет штрих-кода (а его легко соскрести ножичком, что мы и делали на ее глазах). Спички и зажигалки она применяет, когда растапливает печь для обогрева. А вот если огонь нужен для приготовления пищи или выпечки хлеба, тогда уж в ходу только уголек от старого костерка или кресало...
...О том, какое впечатление наша беспокойная компания произвела на Агафью, мы специально ее не расспрашивали. Но по некоторым деталям можно судить – нормальное, даже больше – весьма благотворное. Когда большая часть ребят улетала вертолетом, Агафья пришла к вертолетной площадке, примостилась на ее краю под березой и (это было видно) с грустью в глазах наблюдала за погрузкой и отлетом винтокрылой машины. А перед их уходом слазила по приставной лестнице на чердак, взяла там из какого-то ящика белый платок, спустилась и повязала его на голову Василисе – с ней она общалась часто и подолгу. А потом обняла, что-то сказала ей тихо.
Вечером отшельница появилась в избушке, пришла за солью, чтобы готовить творог. Пока набирала ее, вздыхала: «Уехала, уехала...» Да кто уехал-то, спрашиваем? «Василиса...» А потом добавила: «И Катя, и Лена, и Настя...» Судя по этой картинке, Агафья сильно привязалась к нашим девушкам. Это – реакция одинокого и бесконечно доброго человека. Набрав соли, присела на лавку и, забыв о своем намерении заняться домашними делами, повела с нами неспешную ночную беседу...
Но вот настал и наш черед двигаться в обратный путь. Уходили мы очень рано. Наскоро перекусив и прихватив свои вещи, стали прощаться с Агафьей (а накануне на затянувшейся глубоко за полночь заключительной «пресс-конференции» она попросила нас перед уходом прийти к ней в балагашек). Коротко поговорив и сказав на прощание нужные слова, мы отправились на берег Большого Абакана к ожидавшей нас лодке (до него от заимки около двух километров).
На берегу шли последние приготовления, когда мы заметили, как чуть ли не бегом в нашу сторону спешила маленькая фигурка Агафьи. Подошла, встала молча, наблюдая за тем, как мы грузились, обговаривали детали предстоящего путешествия – решили, что все, кроме Иваныча и Лени, пойдут пешком, так сильно села вода в реке. Вновь попрощались с Агафьей, и пошли...
Уходя, обернулись несколько раз. Агафья стояла на берегу, пока мы не скрылись за поворотом реки. Так когда-то она с отцом провожала и Пескова с его спутниками.
Настроение было смешанным – с одной стороны, надо двигаться по сложному участку реки и потому быть в полной концентрации, а с другой – все время думалось о человеке, который опять и надолго остался один на один с суровой природой. Аналогичные чувства испытывал и Андрей Викторович. Его Агафья в последнюю минуту расставания спросила: «То ли еще приедешь?»
В дороге много говорили о том, что делать дальше. Наша группа, побывав на Еринате с гуманитарными и духовными целями, взяла на себя определенную моральную ответственность за дальнейшую судьбу отшельницы, к тому же публично обратившейся за помощью к обществу. Но что делать? Ясно, что Агафье нужен помощник, который будет ей близок по духу и работу деревенскую знает. Все остальные шаги – это паллиативы. Но как найти такого человека? Ответа пока нет, но совершенно очевидно, что действовать в этом направлении надо.
«До самыя до смерти»
Три года назад нам довелось побывать на Еринате у Агафьи. Уже тогда стало понятно, что известная всему свету и блистательно рассказанная история про «девочку Агафью с реки Еринат» и ее семью не объясняет всей реальности вокруг отшельницы. Особенно предметно это почувствовалось во время ночного богослужения.
...Ежедневная молитва для Агафьи – ее главное дело в жизни, а потом уже – заботы о пропитании, хозяйстве и прочих вещах. Еще Пескову она говорила, что молится по четыре-пять часов каждый день (нам же рассказывала, что вставая утром в 6 часов, «отмаливалась в 12, не только пять часов, шесть получается, вечерние службы тоже могут быть длинными; раньше молилась, а теперь придешь, присядешь и уснешь, моленье-то не выполнятся, вот это вот жалеть приходится»). Однажды он увидел ее молящейся уже под утро, когда все гости таежной заимки крепко спали.
– Ты что же, и не ложилась? – спросил он.
– Так ведь время-то в разговорах прошло, надо и помолиться.
Вот в таких же ночных разговорах с Агафьей мы провели всю неделю недавнего пребывания на заимке. (Между собой мы в шутку называли их пресс-конференциями). Они – эти разговоры – для нас были как бальзам на душу, как возвращение к истинному от суетного и мишурного. И Агафья, которая не только отдала нам свою избушку (и постелила на пол подаренный ей Песковым палас), поскольку летом предпочитает ночевать на улице в импровизированном балагане (балагашке, говорила она, куда перевела и всех кошек), прикрытом полиэтиленом от дождя лишь с двух сторон, но и жертвовала на нас то время, которое должна была бы потратить на вечернюю молитву. Как выяснилось, по окончании этих «пресс-конференций», когда мы, уставшие от обилия впечатлений и физической нагрузки, мгновенно погружались в сон, она еще поила-кормила козье стадо, потом молилась, ела неприхотливую пищу, поскольку не успевала это сделать в дневной беготне и общении со студентами, и уж после засыпала. Чтобы с рассветом проснуться и вновь окунуться в круговорот своих повседневных занятий.
Одна беда: с возрастом все это делать стало сложнее, признается, что «спать мало приходится... в такие-то годы... силы теряются». Вот почему Агафья и обратилась к газете (в январе 2014 года Агафья Карповна переслала письмо в «Красноярский рабочий»), а через нее – к миру: найдите помощника. По давно и не ею заведенному порядку кто-то в ее семье должен был молиться, а все остальные – стряпать пищу, работать в огороде, на реке или в тайге, при этом один меняет другого, а псалмы-то вообще до четырех человек читали. Об этом она и пишет в «Красноярский рабочий»: «Пока семья-то была, все то живы были, на все дела хватаво. Печь всегда топили, стряпали в ней. Молились полунощницу все вместе. После полунощницы кто на каки дела, стряпать, но адинъ всегда оставался на моленни. Пока молена ни пройдетъ, на улошну работу ни ходили. Праздники все молились. Но печь топить, ето всегда стряпать. А теперь то что, все на одной. Надо моленьня и справлять хозяйство, и вся работа на одной. Полново молення не выполнятся, и также житейско не выполнятся».
Так – с «полновым моленнем» было всегда, когда семья еще оставалась нетронутой смертями. Сама Агафья была поставлена на молитву уже с шести лет, и до двадцати это было ее главной семейной обязанностью. Но вот теперь-то ей, последнему из могикан, не всякая работа под силу, и уходит на нее больше времени, чем раньше, а молиться надо. Возникла серьезная и пока что неразрешимая проблема – все надо делать одной... Какой-то выход у Агафьи, конечно, есть – несет, скажем, зимой из-за реки дрова, идет потихоньку, экономя силы, и на ходу читает молитву, лежит в своем балагашке после трудового дня – и молитву произносит.
Однажды она открылась нам: «Дотяну до осени, поживу без помощника и с хозяйством постепенно расставаться буду... А потом дотянуть бы до следующей Пасхи, и если помощника не будет, уйду от людей, закроюсь, и остаток жизни отдам молитве». Иначе говоря, Агафья, которая за 30 с лишним лет знакомства с нею стала нравственным камертоном для всех нас, покинет людей, скроется от мира, уединится, чтобы творить лишь одну молитву. То есть вновь окажется один на один с суровой сибирской природой, с ее холодами и диким зверьем, с минимумом возможностей обеспечить пропитание и безопасность, и будет продолжать нести свойкрест. Получается, как у протопопа Аввакума, когда на вопрос своей верной спутницы жизни – «Дольго ль муки сея, протопоп, будет?», он ответил: «Марковна, до самыя до смерти!» Вот и у Агафьи так же – до самыя до смерти готова оставаться отшельницей...
Есть, правда, еще один вариант – принять предложение предстоятеля РПСЦ (Русской православной старообрядческой церкви) митрополита Корнилия и переехать в Москву, под лоно старообрядческой церкви. «Будешь отдыхать», – сказал он Агафье, которую посетил 9 апреля с.г. И не просто посетил и пообщался с нею, а еще вскопал огородную делянку, на которой этим летом выросла морковка. Но Агафья деликатно отклонила предложение. Нам же объяснила так: «Я не смогу доехать до Москвы». А сама наверняка держала в уме историю про Дерсу Узала, о котором читала в привезенной на заимку кем-то книге Арсеньева. И даже упоминала нам в одном из ночных разговоров эпизод о том, как гольд – сын тайги, пожив немного в доме Арсеньева в Хабаровске, запросился назад – в тайгу, где у него не было крыши над головой, кроме огромного неба, не было как в городской квартире спокойной, размеренной и обеспеченной жизни, а была возможность жить в привычной среде, охотиться и ночевать под кедрой, варить пищу на костре, перемогать дожди, жару и холод... Словом, как у Толстого – ни дня без тревоги, труда, борьбы и лишений. Жаль только, что уход в привычный мир обернулся для него гибелью от рук злых людей, позарившихся на подаренную Арсеньевым винтовку новейшего образца...
И Агафья, окажись она в Москве пусть даже среди единоверцев, также тосковала бы по родным местам: Еринату с его родным для уха говорком бегущей воды, окрестностям, исхоженными вдоль и поперек и знакомыми до мельчайшей подробности, где находятся могилы ее родных...
А впереди ведь у нее – страшно представить – уборка огорода. Лук и прочий овощ тут не в счет, зато картошку надо выкопать с двух участков, один – рядом, возле избушек, а другой – на склоне горы в 300 метрах от жилья, а склон-то крутизной под 30 градусов. А ее, картошки, обычно нарастает немало – бывало, по 200 и более ведер накапывала (картофель выращивает и заготавливает не только для себя, но и для Ерофея, который сам не в состоянии это делать, и тянет на себе эту добровольную повинность все 17 лет, что тот живет по соседству), а силенки-то уже никакие, и опять – «кружение», то есть ощущение неуверенности в определении своего положения в пространстве, что немудрено – однажды наш медик измерил артериальное давление у отшельницы и оказалось, что оно... 80 на 50 (поднять бы его крепким чаем или кофе, но ведь не станет она его по известным причинам пить). Да и руки и ноги, спина болят. И в этом состоянии Агафья, смотришь, еще наклоняется, чтобы вырвать траву, затоптанную нашей беспокойной компанией (каждый клочок сена для коз будет на вес золота зимой), пропалывает вместе со студентками грядки на огороде, ведет ребят по тропинке вдоль извилистого и крутого берега Ерината, а те потом удивляются, как ловко и споро двигается она... А то на палящем солнце стоит и беседует с кем-нибудь из девушек, а в тени-то 35 градусов по Цельсию, а на солнце-то ей никак нельзя. И под занавес дня – еще непременные «пресс-конференции».
О предстоящей осенней работе на огороде Агафья говорит обреченно понимающе – «уборка опять на меня ляжет». И добавляет – «тогда уж ни обеда, ни ужина». Так уже бывало: ночью поест, воды с медом напьется, отлежится, а утром опять надо начинать все сызнова... А до уборки картофеля еще ведь есть покос... Он находится частью перед избушками, а частью на бывшем огороде, который амфитеатром уходит в гору. В прошлом году несколько делянок остались невыкошенными. Да и в этом непонятно, что будет. Как сказали лодочники, вода в Абакане такая, что вряд ли кто из Агафьиных доброхотов нынче уж поднимется сюда, на Еринат. А это значит – вся тяжесть подготовки заимки к зиме ляжет на нее, с ее-то изработанными и больными руками, недужными спиной и ногами, с ее-то «кружением» и другими хворостями (лет 15 назад она вообще оказалась в положении парализованного человека. Пришлось срочно выбираться на Горячий ключ – дикий лечебный источник: «руки-ноги – все омертвело, уже без движенья была, от вертолета до избушки под руки довели, ноги не стали переступать, ничего – отошло...»).
Откуда же люди такой породы, способные уверенно жить в вечной тревоге, лишениях и труде? Где истоки твердости их духа, который единственный и держит в костре жизни незатухающий уголек? Ответ дает наша российская история, богатая на поучительные уроки. Один из них – раскол русской православной церкви.
«Нет предела человеческим возможностям»
Своими впечатлениями от поездки на Еринат к Агафье Лыковой в 2014 году делятся ребята из МИРЭА.
* * *
А. Горбатюк, руководитель группы:
– У Агафьи мне довелось побывать во второй раз. После первой поездки на Еринат у меня появились многие мысли, которые требовали либо подтверждения, либо опровержения, а то и уточнения. И я рад, что у меня появилась такая возможность, благодаря инициативе руководителей нашего вуза, которые, во-первых, приняли решение о проведении, прямо скажем, нестандартного проекта, а во-вторых, сделали возможное и невозможное, чтобы экспедиция состоялась и была достойно представлена в информационной картинке российской жизни.
Нынешняя поездка на Еринат оказалась настолько насыщенной и плодотворной, что впечатлений от нее, кажется, хватит на много часов разговора. Но скажу коротко...
Мне интересно было узнать о ее духовном опыте. По рассказам Василия Михайловича Пескова мы все знаем ее как молитвенницу, строгую подвижницу, соблюдающую все молитвенные правила. В прошлый раз я не спросил ее об этом подробнее – и времени в нашем распоряжении оказалось маловато, а самое главное – тогда еще не было всего понимания духовной миссии отшельницы. В этот раз я спросил ее о том, что меня интересовало. И она немножко приоткрылась, какие-то вещи рассказала...
Вообще у нашей экспедиции было несколько целей. В первую очередь, конечно, помочь Агафье, а также ее соседу – Ерофею – подготовиться к зиме, а зимы в Сибири, сами знаете, длинные и холодные. Солидную часть этой задачи нам удалось выполнить. К сожалению, мы не могли надолго задержаться на заимке, и потому покос и другие сезонные работы, к сожалению, опять остались на самой Агафье.
Вторая цель – показать молодым людям человека, который может и в наше время жить абсолютно автономно – без электричества, телевизора и прочих характерных для урбанистического жизненного уклада вещей – и быть высококультурным, образованным и интеллигентным человеком. При этом ее физические и интеллектуальные способности гораздо выше привычных в нашем понимании характеристик. Это касается и памяти, и зрения, внимания, концентрации. У нее есть качества, которые уже можно считать анахронизмом в нашей среде. Это – полное отсутствие даже намеков на агрессию или жесткие методы общения. Бывало так, что она выражала свое желание настолько деликатно, что и не сразу уловишь его... Только потом до тебя доходит – а ведь Агафья Карповна попросила тебя... Наше ухо – огрубевшее от сверхплотного общения – не способно услышать такие тонкие сигналы.
Она не умеет – и не способна – сказать плохого слова. Но зато у нее есть навыки выживания в любых условиях, которыми не обладают уже многие современные люди. А в характере ее нет такого, чего в избытке у мирских людей – той же агрессии в отношениях, циничности, некорректности, говорения о чем-то ради хохмы, острого словца, говорения просто так... Любое ее слово информативно, для нее слова имеют определенный вес.
Она сохраняет в себе – и это много раз доказано – отношение к миру сродни детскому, то есть такому, когда мир для тебя – огромное счастье, и тебе предстоит его познать. А это христианская заповедь – будьте как дети. Это все не присуще современному человеку, ориентированному на успех и подчас – неважно какой ценой.
Агафья для нас, ее современников, является одним из эталонных представителей человечества с точки зрения нравственных евангельских заповедей. И соприкосновение с таким человеком вызывает в твоей душе ощущение чистоты и нравственности человеческой натуры, рождает тягу к изменениям в себе.
* * *
Д. Петрова, студентка I курса факультета экономики и управления:
– В Агафье поражает терпение в поведении, ее готовность ценить то, что важно другому человеку. Жаль, что не смогли сделать для нее больше по хозяйству, но, думаю, для нее не менее важной была моральная поддержка с нашей стороны. За время экспедиции мы все устали, но все довольны, что прошли через это испытание.
* * *
Е. Самородова, заместитель руководителя комбината питания:
– Я убедилась на примере отшельницы Агафьи – нет никакого предела физическим и духовным возможностям человека. Если у него есть нравственный щит, ничто не может ему помешать. Еще одно открытие в том, что Агафья при всей ее уникальности – обычный человек, то есть не такой – которого видишь, приподнимаясь на цыпочки, а обычный, живой, приятный, с которым тебе хорошо.
Поездка на Еринат – хорошая. В том числе и потому, что за ее время все ребята сдружились и сработались. Хочется еще раз побывать в этой святой обители.
* * *
В. Алдобаева, студентка III курса факультета информационных технологий:
– На самом деле одна неделя на пребывание на заимке – это мало. Хоть и поговорила с Агафьей, но хотелось бы подольше разговаривать с ней. Сначала ее трудно понимать, но потом уже ничто не мешает слушать ее. Попросила ее написать что-нибудь для меня. Она написала – молитву. Это было до того, как она подарила мне платок. Говорит, жаль, что не осталось сарафана, а то бы тоже подарила. Приятно было получить из ее рук подарок. Осталась бы у нее? Да, если бы в Москве не было обязательств.
А вообще на заимке надо было прожить не меньше месяца. Хотелось бы еще побывать здесь. Если бы такое произошло, я бы с удовольствием поехала на Еринат. Агафья обещала научить делать туески. Здесь я впервые в своей жизни доила козу, а Агафья подсказывала, как это делать.
* * *
Е. Брянцева, студентка II курса факультета информационных технологий:
– Мне все понравилось. Неделя на заимке пролетела быстро. А еще понравились местные люди – такие радушные... С Ерофеем было очень интересно беседовать, поговоришь с ним, а он под конец какое-нибудь напутствие сделает... Поездка научила многому. Я бы еще на Еринат съездила...
Покорение Абакана
Забраться в далекую Хакассию, чтобы помочь отшельнице Агафье Лыковой подготовиться к зиме? Запросто. Наши ребята способны и не на такое. О том, как это было с точки зрения обычного студента, нашей редакции рассказала участница экспедиции Екатерина Брянцева:
– В поход я хотела с самого детства, слушая рассказы папы о его путешествиях. В школе мы выезжали с классом, но однодневные поездки с палатками – это совсем не то. Экспедиция – вот, о чем я мечтала! Почти месяц без цивилизации, только природа, костер, котелок, палатка с теплым спальником и хорошая компания. Конечно же, я сразу решила поехать.
Перед отъездом я паниковала, казалось, что что-то забыла взять. Но от поездки я в восторге. Во-первых, потому, что я увидела великолепные просторы Родины. Я привыкла к равнинам, холмам, а там – настоящие горы Западного Саяна. Я думала, что тайга – это непроходимые хвойные леса, а на самом деле там оказалось много берез. Вы не представ ляете, сколько же там черники! Жаль, что мы поехали так рано, и ягоды еще не поспели. Во-вторых, это горные реки с их бурным течением и обилием порогов. Русла неглубокие, завалены галечником, а иногда и каменными глыбами, которых нужно было остерегаться и аккуратно обходить.
Перед экспедицией у нас был тренировочный выезд на Истринское водохранилище, где мы учились сплавляться на катамаранах. Тренировались в стоячей воде, поэтому сплавом это назвать трудно, но управлять катамараном мы научились.
Достигнув Абазы и спустившись к реке, мы увидели моторные лодки. Проводники нам сказали одеваться тепло, и накинуть дождевики, так как будет очень холодно и сыро, когда мы пойдем вверх по реке. Когда мы ехали три с половиной дня до Абакана, мы представляли себе, что, как только мы прибудем на место, начнутся испытания. Но все оказалось гораздо проще и приятнее: сидишь в лодке, закутанный в дождевик, закрытый пленкой, в тебя летят холодные брызги, смотришь вокруг – наслаждаешься великолепием гор!
Через два дня мы приплыли на кордон. Для нас это была настоящая цивилизация! Беседка со столом и скамейками, домик с кроватями и печкой, деревянный туалет с дыркой в полу. И самое главное – БАНЯ! Мы помылись, попарились и почувствовали себя людьми. Еду готовили на газовой плите. Ах, как быстро ушла жареная картошка с рыбой, не успели взять вилку в руку!
А на следующее утро мы начали свой путь к Агафье. Это был, наверное, самый ужасный день из всей поездки. Когда мы плыли на кордон, у нас было пять лодок, здесь нам удалось взять только две: вещей и еды по минимуму, так как река очень сильно обмелела и была завалена деревьями. Их даже приходилось распиливать, чтобы двигаться дальше. Так получилось, что лодка, в которой ехали я, была очень перегружена, и там, где первая лодка проскакивала свободно, мы застревали. Мы выпрыгивали из лодки и шли пешком. Днем в тайге 35-36 градусов, жара. Скинув теплую одежду, под четким руководством рыбаков мы шли по узким тропкам к следующей стоянке лодки, замечая следы медведей и кабанов. В лесу было прохладнее, и идти было приятно. Но потом пошел дождь, небо затянули темные тучи, солнце ушло за гору, и ничего не было видно. Я думала, сейчас дождь быстро прольет и перестанет, но он шел очень долго, мы все промокли насквозь, и вещи тоже. Мужчины и Настя промокли еще раньше: они тащили лодки по пояс в воде, а речка горная, и вода в ней ледяная. Было 10 вечера, когда мы прибыли на место, у них зуб на зуб не попадал, всех ужасно трясло, я не знаю, как они это выдержали.
От берега до домика Агафьи нужно было идти еще минут 20. И вот мы поднимаемся в гору с тяжелыми рюкзаками, насквозь мокрые, а Агафья, не ожидая такой толпы, только увидев нас, испугалась и скрылась в избе. А нам нужно переодеться и ставить палатки, уже темнеет и есть хочется. Это было ужасно, когда ты стоишь и думаешь: «ужас, ужас, я замерзну, заболею и умру сейчас, наверное». Но потом она вышла, показала нам место, где можно было разбить лагерь. К счастью, в домике для гостей была растоплена буржуйка, в тепле мы быстро скинули всю мокрую одежду, переоделись в сухое, приготовили поесть. И все, я поняла, что жить можно.
В течение недели мы гостили у Агафьи, было спокойно, мирно, гладко. Вставали с утра, мальчики кололи дрова, мы срезали серпами траву козам на зиму, пололи огород, помогали Агафье по мелочам, кормили собаку. Собаку, кстати, зовут Тайга. Еще там было очень много кошек: запомнилась кошечка-Полосочка; коза Апрелевка Пасхальная, козел, несколько козлят и курицы. Воду мы пили прямо из реки. Вода очень вкусная, не сравнится по вкусу даже с водой из скважины. Питались по вечерам супом сначала из мяса марала, потом, когда оно закончилось, из сайры. На завтрак было либо макароны с тушенкой, либо «вау, гречка» со сгущенкой или тушенкой – на выбор. Как же хотелось жареного…
Еще дома я читала книги про Агафью Лыкову, где писали, что она угощала гостей козьим молоком, картошкой и в дорогу сыпала каждому в карман кедровых орехов. Молока хотелось ужасно! Я спросила у нее: «Ну что, козочка дает молока?», она отвечает: «Дает, но сейчас пост, сейчас нельзя». В общем, не было молока и яиц.
На огороде у Агафьи растет все то же, что и у нас: картошка, огурцы, тыква, морковка, лук. Огородов у отшельницы несколько. Один из них находится на склоне. Там очень удобно полоть: совсем немного нагибаешься, и земля уже близко. Мы с Василисой еле вскарабкались на эту гору, пропололи полплантации, и все думали: как же Агафья сюда поднимается? А она так легко забралась и еще без одышки сказала: «Вы что мне всю коноплю выпололи?» А мы и не знали, что это конопля! Сорняки просто пахли мятой.
Агафье в этом году исполнится 70 лет, и иной раз удивляешься, как ей удается в таком возрасте так ловко лазить по склонам, скакать по камням, чтобы вытащить рыбу из сети.
Нам с Дашей она показала, как делает творог: подоили козу, молоко прокисло, отстоялось, она сливает жидкость и, о, уже творог! Потом она высыпает его в сковородку, ставит в печку и подсушивает его, чтобы творог сохранился на зиму. Чтобы рыба сохранилась на зиму, отшельница ее вялит и сушит.
В конце недели большая часть группы была отправлена на вертолете до кордона. Но как только мы улетели, у Агафьи пост закончился, и у тех ребят, которые остались, был настоящий пир.
Потом мы два дня жили на кордоне, купались, загорали и отдыхали. А затем 5 дней сплавлялись на катамаранах, останавливаясь, чтобы приготовить еду и устроиться на ночлег.
Цель нашей поездки – помочь отшельнице Агафье Лыковой подготовиться к зиме, и эту цель мы выполнили. Когда мы уже стояли на вокзале и ждали поезд обратно в Москву, мы поняли, что очень хотим приехать в Хакассию еще раз.
Там у нас не было ни телефонов, ни компьютеров. Честно, первые три дня мне все время казалось, что у меня вибрирует телефон, что мне звонят, что от меня что-то хотят, хотя у меня все было выключено, это был просто рефлекс. Но потом прошло. Когда живешь в таких условиях, мысли о делах, оставленных в Москве, тебя не беспокоят. Это прекрасный отдых, смена обстановки, а еще там очень свежий воздух – вкусный, чистый. И ты живешь, радуешься, дышишь, и на душе становится легко и приятно.
Июль 2014 г.
>>