in
ПРИВЫКАНИЕ И НОВИЗНА СЕКСУАЛЬНЫЕ, ПОТЕРЯ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТИ: прогрессирующее снижение уровня возбуждения при повторных предъявлениях одного и того же сексуального стимула. Это обозначают термином привыкание, и подразумевается, что главным требованием сексуального возбуждения является новизна. В этом смысле сексуальное возбуждение в ответ на эротические стимулы представляет собой явление, несравнимое с коленным рефлексом: образ, вначале действующий как сильнейший возбудитель, вскоре утрачивает эту способность.
Отмеченная необходимость новизны распространяется и на сексуальных партнеров. Лабораторные животные устают от одного и того же партнера, но частота совокуплений быстро воестанавливается при появлении свежего партнера [Michael, Zumpe, 1978]. Это называют «эффектом Кулиджа» согласно широко известной истории о посещении государственной фермы Президентом и г-жой Кулидж, на которую большое впечатление произвели способности петуха, о котором ей было сказано, что его сношения «десятки раз в день» каждый раз проводились с новой курицей [Bermant, 1976]. Домашний скот, такой, как быки и бараны, отдает выраженное предпочтение новым самкам, а «синдром Дон Жуана» широко распространен среди мужчин.
Хотя и женщины также находят идею о новых партнерах возбуждающей, мужчины обычно придают новизне партнерши больше внимания. Это также вполне предсказуемо, исходя из теории эволюции. Самцы благодаря способности оплодотворить параллельно сразу несколько самок могут выиграть генетически. Самки же больше заинтересованы в сохранении помощи со стороны самца, выбранного ими для оплодотворения. Опять же, хотя различие между мужчинами и женщинами не абсолютно, но мужчины примерно в два раза чаще, чем женщины, выражают желание большего количества партнеров для оптимизации половой жизни.
Разница в представлениях мужчин и женщин об идеальной сексуальной жизни (возраст <30->30, в %) (Wilson, 1989)
- Находит настоящие сексуальные отношения недостаточно интенсивными 55-56 41-41
Если неудовлетворен(а), то в идеале:
- более интенсивные сексуальные отношения с супругом или постоянным партнером 37-38 62-63
- больше возбуждающих вариаций с партнером 34-38 24-26
- большее число различных партнеров 38-37 20-18
Возможно, именно привыкание объясняет уклонение от инцеста у высших млекопитающих, поскольку изучение поведения содержащихся в неволе приматов, так же как и людей в израильских кибуцах, свидетельствует, что индивидуумы избегают сексуальных контактов с выросшими с ними в непосредственной близости, независимо от генетического родства. Другими словами, избегание инцеста происходит не в связи с генетическим распознаванием или боязнью наказания (хотя и последнее может иметь место), но в первую очередь потому, что «раннее знакомство вскармливает пренебрежение». Близкие родственники, росшие вдали друг от друга, часто испытывают сильное сексуальное влечение, тогда как прожившие большую часть времени вместе сексуально индифферентны. В свете приведенных фактов сексуальное равнодушие, нередко возникающее среди супружеских пар, можно рассматривать как частный случай уклонения от инцеста. Другими словами, оба случая можно объяснить снижением новизны сексуальных стимулов вследствие продолжительной экспозиции.
Семейные консультанты, наблюдающие множество пар, сексуальная жизнь которых практически прекращена, часто пытаются интерпретировать это явление в рамках психологических конфликтов, где межличностная ожесточенность активно подавляет сексуальные взаимоотношения. Вероятно, подобное истолкование содержит часть истины и на деле может быть единственным эффективным направлением терапии, однако истинная проблема нередко лежит просто в угасании сексуального влечения из-за долгой бытовой близости. Аналогично сексотерапевты наблюдают у многих мужчин независимо от того, осознают они это или нет, «избирательную импотенцию» по отношению к женам или постоянным партнершам. И хотя преднамеренная проверка этой гипотезы путем поощрения интрижек неэтична и неприемлема, обстоятельства могут демонстрировать абсолютную сохранность половой жизни с новыми молодыми партнершами. Опять же, клиницисту может быть удобнее действовать, считая, что расстройство обусловлено «неосознанной враждебностью» во взаимоотношениях, или опираясь на аналогичную концепцию положительного торможения, в то время как гораздо более значительную роль играет простое привыкание.
Значение новизны в сексуальном возбуждении, будучи основательно подтверждено с научной точки зрения и в общем достаточно благосклонно принято непрофессионалами (не всегда именно клиницистами), продолжает сохранять элементы теоретической проблемы. Влияние новизны на ориентировочный рефлекс по терминологии психологов (как совокупность физиологических показателей готовности к действию и возбудителей тревожности, отражающих попытку животного оценить угрозу его выживанию со стороны новых стимулов) вполне объяснимо концепцией «сопоставителя» в гиппокампе, постепенно относящего каждый признанный знакомым стимул к категории неугрожающих. Значительно сложнее, однако, представить процессы в центральной нервной системе, необходимые для опосредования сексуального привыкания (хотя они и должны существовать).
Проблема состоит в том, что, с одной стороны, мы имеем положительный план или «прототип» возбуждения, установленный врожденными запускающими механизмами и сложившимися в раннем детстве механизмами по типу импринтинга, а с другой — программу, обеспечивающую постепенную утрату любой представительницей этого прототипа способности вызывать возбуждение. Например, мазохист не может быть удовлетворен одним конкретным изображением женщины в сапогах и с хлыстом — ему нужна постоянная поставка незначительных вариаций на эту тему. Фетишиста не устроит одна пара туфель — необходимы постоянно изменяющиеся детали в пределах определенных рамок. А для большинства «нормальных» мужчин ни одно изображение обнаженной натуры (или конкретная партнерша) не может обеспечивать оптимальную пожизненную стимуляцию — некоторая степень «хождения на сторону» кажется неизбежной. Смена одежды, поз, места полового сношения, затемнение спальни и т.д. — все это не только способствует обретению новизны и в определенном смысле замещает «реальную вещь», но и, говоря эволюционным языком, подразумевает не менее чем смену партнерши. Биологическое значение такой модели понятно («репродукционный императив» откровенно поощряет относительный промискуитет самцов для максимальной дисперсии генов), но ее физиологические механизмы остаются загадкой.
Возникает интересный теоретический вопрос: что произойдет, если конкретная партнерша и формы сексуальной активности, доставляющие ей удовольствие, окажутся в точности соответствующими оптимальному плану мужчины? Приведет ли это к настоящей любви? Перестанет ли действовать механизм новизны? Статистически такое событие маловероятно, но тесные приближения к нему могут быть довольно часты. Действительно, моногамные, совсем как у лебедей, отношения встречаются иногда в человеческих парах, и их вполне можно объяснить подобным образом. Это предполагает возникновение постоянной необходимости новизны только в результате отклонений от стандарта у конкретных особей, что и создает нестабильность.
Однако более вероятно, что новизна сама по себе имеет возбуждающие свойства, в ряде аспектов свойственные ориентировочному рефлексу или даже аварийной системе выбора «бороться или бежать». Существуют свидетельства, что угроза может способствовать сексуальному возбуждению (отсюда мазохизм, романы военного времени и особая пикантность, придаваемая связи незаконностью). И в самом деле новизна психофизиологически весьма близка к угрозе; новые стимулы рассматриваются «поведенческой системой подавления» мозга в качестве несущих опасность, пока не доказано обратное. Так и новые партнерши способны «повернуть» мужчину к себе отчасти и тем, что вызывают в нем определенную долю испуга.