Таёжный Тупик
<< Таежный тупик сегодня >>
Полемика
Михаил Бриман, Игорь Назаров, Василий Песков
Та новость в конце 70-х сразу стала сенсацией: в сибирской тайге обнаружена семья староверов Лыковых.
Для нашей общественности, воспитанной в традициях бодряческого коллективизма, откровением стал уже сам факт чьего-то отшельнического существования, чьей-то абсолютной предоставленности самим себе...
С тех пор прошло более десяти лет. После смерти отца, братьев и сестры Агафья Лыкова осталась совершенно одна. Живет она там же, в верховьях реки Абакан, куда добраться можно только на вертолете.
А страсти вокруг Агафьиной судьбы не утихают. И вот уже на газетных страницах обсуждаются вопросы, жить ли ей по-прежнему одиноко в тайге, переехать ли к родственникам-староверам в деревню или пустить к себе «постояльцев»...
В сегодняшнем номере «Милосердия» вы познакомитесь с противоположными точками зрения па этот счет, новостями из «таежного тупика». И, верим, еще раз подумаете о ценности несуетного, искреннего участия в любой человеческой судьбе.
Доктор медицинских наук И. Назаров
В 1978 году геологи, работающие на юге Красноярского края, в районе поселка Таштып, обнаружили семью староверов Лыковых, более трех десятилетий скрывавшихся от мира в тайге.
В сентябре 1980 года об этом уникальном случае рассказали «Социалистическая индустрия» и «Красноярский рабочий». Через месяц у Лыковых побывала первая экспедиция, организованная красноярским журналистам Л. Черепановым. В состав экспедиции входил врач И. Назаров.
Еще два года спустя здесь побывал В. Песков. С того времени он посещал семью регулярно, его корреспонденции привлекли к таежным отшельникам внимание широких кругов читателей, многие из которых стремились помочь Лыковым.
В последней публикации («Комсомольская правда» от 21 апреля 1990 года) известный журналист рассказывает о том, какой серьезной опасности подвергается 45-летняя Агафья, оставшаяся после смерти братьев, сестры и отца одна в тайге. Особенно сейчас, когда ушли из этих мест ее друзья-геологи. Но Агафья упорно не желает переехать к родственникам-староверам, которые зовут ее. По утверждению В. Пескова, дело здесь в том, что врач Игорь Павлович Назаров внушил Агафье, будто в поселке она умрет от гриппа. По существу, это обвинение в некомпетентности врача и отсутствии гуманности в нем.
Я встретился с Игорем Павловичем Назаровым, которого журналист неизменно называет «красноярским врачом-анестезиологом». Он оказался доктором медицинских наук, профессором, заведующим кафедрой Красноярского института усовершенствования врачей.
– Скажу сразу, никогда о том. что она умрет от гриппа, я Агафье не говорил. Не мог я произнести эту фразу, потому что сам слишком озабочен ситуацией, в которую она попала после смерти отца, Карпа Осиповича. Скорей всего, это собственный вывод умной и наблюдательной женщины, который она для пущей важности приписала мне.
Но не могу я, как врач и человек, которому Агафья доверяет, согласиться и с намерением любыми путями переселить ее к людям.
Вернемся к истории нашего знакомства. Когда появились первые публикации о Лыковых, Лев Степанович Черепанов обратил мое внимание на то, что отец и дети похожи на картофельные ростки из подполья, то есть явно болезненны. Однако в корреспонденциях ни словом не упоминалось о врачебной помощи, в которой они, безусловно, нуждались, как, например, полярники после долгой изоляции. Мы решили, что врачебный осмотр Лыковым необходим. Но тут же возникла проблема их иммунитета ко всякого рода инфекционным заболеваниям. Были все основания предполагать, что Лыковы его лишены. Единственное, что мы могли сделать в этой связи, это тщательно провериться самим и попросить крайисполком наложить запрет на случайные посещения
На месте я осторожно, чтобы не напугать семью, выяснил, что после первых контактов с людьми отец и дети спустя 2—3 дня заболевали «простудой», которая по описанию скорей была похожа на инфекционное заболевание. Правда, болезнь протекала в легкой форме. Последнее обстоятельство говорило в пользу нашего предположения. Известно, что в кедраче на высоте 15 метра стерильность в два раза выше, чем в хирургических кабинетах, специально обработанных бактерицидными лампами. Вероятно, это и оберегало семью.
Но как только Лыковы сами стали бывать у геологов, они начали болеть в более серьезной форме.
– Как схожу в поселок, так и болею, – сделала вывод Агафья еще в 1985 году.
И дело здесь не только в том, что в поселке Лыковы лишались защиты кедрача, но и в том, что в замкнутой, но достаточно многолюдной среде неизбежно циркулируют в воздухе штаммы различных микробов и вирусы. Эго явление хорошо знакомо медикам под названием «госпитальная инфекция». Благодаря ей заболевают даже люди с хорошим иммунитетом. Что же касается Лыковых, то у них благоприобретенного в результате контактов специфического иммунитета не было вообще. На первых порах это можно было предсказать теоретически. Предположение полностью подтвердили взятые нами анализы крови. В организме Агафьи не были обнаружены антитела, способные бороться с такими болезнями, как корь, паротит, грипп...
В вопросе об опасности, которая поджидает Агафью в связи с ослабленным иммунитетом, кульминационный момент – смерть в 1981 году ее братьев Дмитрия Савина и сестры Натальи. От чего она наступила?
Вроде бы признавая в принципе возможность инфицирования, Василий Михайлович Песков так выстраивает факты этой драмы, что читатель неизбежно должен прийти к выводу, что мои страхи безосновательны. А следовательно, либо врач недостаточно компетентен, либо не хочет уговорить Агафью уехать к родственникам в силу каких-то других, не имеющих отношения к медицине, причин.
Судить о том, от чего умерли два брата и сестра, мы оба, Василий Михайлович и я, можем лишь по рассказам Карла Осиповича и Агафьи. Песков из этих рассказов делает вывод, что причина была в переохлаждении. Дмитрий, заболевший первым, помогал Савину ставить заездку в ледяной воде, вместе копали картошку из-под снега. Наталья стирала в ручье со льдом...
Все это верно. Но такой ли экстремальной для Лыковых была ситуация, когда приходилось работать в снегу и в холодной воде? При нас они подолгу и запросто ходили по снегу босиком без всяких последствий для здоровья Нет, не в привычном охлаждении организма главная причина их смерти, а в том, о чем журналист хорошо знает, но почему-то умалчивает. Не потому ли, что это нарушает выстроенную им причинно-следственную связь? Вместе с тем Агафья нам обоим рассказывала, что незадолго до болезни семья вновь побывала в поселке геологов. Вернувшись, они все заболели: кашель, насморк, першение в горле, озноб. Но надо было копать картошку. И в общем-то обычное для них дело обернулось для троих смертельной болезнью, потому что переохлаждению подвергались уже больные люди.
И Карп Осипович, вопреки утверждению моего оппонента, умер не от старческой дряхлости, хотя ему и впрямь было уже 87 пет. Подозревая что врач с 30-летним стажем мог упустить из виду возраст пациента, Василий Михайлович оставляет за скобками своих рассуждений то, что первой после очередного посещения поселка заболела тогда Агафья. Вернувшись, она слегла. На следующий день заболел Карп Осипович. А неделю спустя умер. Агафья болела еще месяц. Но перед своим отъездом я оставил ей таблетки и объяснил, как их принимать. К счастью, она точно определилась в этой ситуации. Карп Осипович остался верным себе и от таблеток отказался. Теперь о его дряхлости. Всего двумя годами раньше он сломал ногу. Я прилетел, когда он уже долгое время не двигался и упал духом. Мы применили консервативное лечение, наложили гипс. Но, честно говоря, я не надеялся, что он выкарабкается. А месяц спустя на мой вопрос о самочувствии Карп Осипович взял палочку и вышел из избы. Более того, стал работать по хозяйству. Эго было настоящее чудо. У человека в 85 лет сросся мениск, в то время когда даже у молодых людей это случается крайне редко, приходится делать операцию. Словом, у старика оставался огромный запас жизненных сил...
Два слова о том, что я по словам моего оппонента, якобы не учитывал «длительный стресс», который переживали Лыковы в связи с тем, что встреча с людьми породила в семье много мучительных вопросов, споры и распри. Говоря об этом, Василий Михайлович повторяет общеизвестную истину о том, что стресс способен угнетать иммунитет. Последнее верно. Но он забывает, что стресс не может быть длительным, а к тому времени, когда умерли трое Лыковых, их знакомство с геологами длилось уже три года. Нет фактов, свидетельствующих о том, что знакомство это произвело переворот в сознании членов семьи. Зато есть неопровержимые данные анализа крови Агафьи, подтверждающие, что никакого иммунитета не было, так что «стрессу» нечего было и угнетать.
В связи с этими анализами я вынужден опровергнуто и некоторые другие обвинения в мой адрес. В частности то, что я якобы, брал эти анализы наспех, не считаясь с психологическим состоянием Агафьи и возможными последствиями. При этом журналист ссылается на мой материал в «Медицинской газете», где я написал, что едва анализы были взяты, как я бросился к вертолету и улетел. В связи с такой «поспешностью» журналист ставит вопрос о разумности и этичности действий красноярской группы вообще. Вместе с тем Василий Михайлович отлично знает, что к первому анализу я готовил Агафью и ее отца в течение пяти лет. И когда два года назад взял этот анализ, оставался с Лыковыми еще двое суток, чтобы проследить за их состоянием. Что же касается описанного мной второго случая, то Агафья была заранее подготовлена к немедленному моему отлету и, похоже, в отличие от журналиста поняла, как важно, чтобы анализ быстрей попал в лабораторию.
Одним из главных фактов, который, по мысли журналиста, заставляет усомниться в чистоте помыслов моих и всей нашей группы, является приглашение к Лыковым телевизионной группы. Если врач так уверен в отсутствии иммунитета у Лыковых, рассуждает Василий Михайлович, то почему он не воспротивился новым контактам? Но, повторяю, к тому времени мы, во-первых, уже знали, что в тайге Лыковы находятся под защитой бактерицидных свойств кедрача. Во-вторых, перед телевизионщиками было поставлено условие: съемка должна быть бесконтактной, и условие это было соблюдено.
Василий Михайлович прав в одном – Лыковы в силу своих религиозных убеждений не хотят, чтобы их снимали. Но я уверен, да Василий Михайлович и сам отлично понимает, что съемки все-таки нужны хотя бы для науки. В противном случае, думаю, он бы не снимал тайком. Агафья на этот счет как-то мне сказала: «А Василий-то Михайлович зайдет в кусты и снимает...» Поэтому обвинения в «нарушении прав личности» выглядят весьма странно в материале, украшенном снимком Агафьи и подписью «фото автора».
И тут я должен сказать что позиция уважаемого журналиста поразила меня своей необъективностью и какой-то явной ожесточенностью, направленной против «группы красноярцев». Стоило Черепанову сказать, что Лыковы подхватили заразу в поселке геологов, как журналист начинает яростно защищать их, устами начальника партии заявляя, что это едва ли не прямое оскорбление. Можно подумать будто кто-то обвиняет геологов в том, что они заразили Лыковых сознательно.
Вернемся, однако, к судьбе Агафьи. Мой оппонент пишет, что я мог бы уговорить Агафью переехать к людям, поскольку пользуюсь ее доверием. Насчет доверия – верно. Сказывается наше многолетнее общение то, что несколько раз мне удалось вылечить ее от разных болезней. Но именно это доверие и обязывает меня действовать максимально осторожно. Мы сделали попытку поселить ее в женском староверческом монастыре. Но она оттуда сбежала, сплавилась на плотах со спортсменами. Мы пытались подобрать другие варианты переселения. Но пока ни один из них нельзя считать оптимальным. Сейчас мы работаем над вариантом подселения к одинокой Агафье женщины, готовой жить с ней в тайге. Агафья согласна на это. Не согласен Василий Михайлович.
В целом же из его материала можно сделать вывод, что я возражаю против переезда, исходя из каких-то своих интересов, может быть, желая «застолбить» за собой этот уникальный случай. Но мои научные интересы анестезиолога и реаниматора никакого отношения к Лыковым не имеют. При этом я никогда не переоценивал свои личные возможности как врача. Уже в самую первую поездку в нашу экспедицию был включен опытный врач-терапевт. Когда Карп Осипович сломал ногу, я пригласил к нему специалиста-травматолога. Когда представилась возможность взять у Агафьи анализ крови, я договорился с врачом-иммунологом из Института медицинских проблем Севера и лаборантами краевой СЭС.
И хотя все сказанное Василием Михайловичем весьма обидно, я не стал бы вступать с ним в полемику, если бы публикация в «Комсомольской правде» не вызвала вопросов врачей – слушателей Института усовершенствования. Пришлось объяснять им, как обстоят дела на самом деле. Но у скольких читателей «Комсомолки» возникли такие же вопросы? Считаю, что нужно выслушать и другую сторону.
Журналист Василий Песков:
– Феномен семьи Лыковых продолжает нас занимать даже в нынешней, почти трагической жизненной круговерти – исключительный, жизнью поставленный эксперимент, да еще и с драматической сердцевиной: смерть трех членов семьи год спустя после встречи с людьми.
Я не общался с теми, кто умер. И суждения мои беспристрастны. Когда по дороге в Тупик я узнал о том, что Лыковых осталось только двое, то тоже, признаться, подумал: «Съели чего-нибудь «нашего» или инфекция...» Расспрашивая Агафью, Карпа Осиповича и геологов о таежном житье-бытье, я особо интересовался обстоятельствами драматического угасания семьи. И по рассказам этим составил себе представление о том, что случилось. Моя точка зрения не совпадает с мнением Игоря Павловича Назарова. При встрече мы говорили с ним об этом спокойно, и каждый остался при своем мнении. Я не считал нужным оспаривать его высказывания на этот счет в «Медицинской газете», но вот недавно в целом ряде центральных изданий замелькало: «Агафьиада» – десяток статей двух авторов, где уже не деликатно-предположительно, а с нынешней разухабистостью назывались «погубители» Лыковых – геологи. Я получил из геологической партии несколько возмущенных писем и посчитал долгом высказаться. Публикация как видим, задела Игоря Павловича, и не только потому, что его точка зрения названа спорной, но и потому, что если стать на нее, то почему же только геологов надо считать «виновными». «Группа научной общественности», как называют себя Игорь Павлович и его товарищи, приехавшие, как тут пишет профессор, лечить Лыковых, а также добавим, их изучать – расспрашивать, рисовать, фотографировать. Игорь Павлович спешит заверить нас, что группа была «чистой» и что контактов с Лыковыми не было. Но профессор хорошо знает, что носителем инфекции может быть и не чихающий человек. А что касается контактов, то они были, я о них достаточно осведомлен и не хочу тут по-мелкому профессора уличать. Так что, отстаивая свою точку зрения, Игорь Павлович неизбежно становится рядом с геологами.
Но я не считаю «виновными» ни геологов, ни эту «группу научной общественности». Игорь Павлович пишет, что мы с Песковым можем судить о происшедшем только по беседе с Агафьей и Карпом Осиповичем. Верно. Но выводы наши различные. Игорь Павлович изображает дело так, что все Лыковы начали чихать и кашлять и трое из них умерли в одночасье. Если бы было именно так, о чем бы спорить. Но в том-то и дело, что все было иначе. По рассказам, в осенний дождь Дмитрий шел горами к реке. И вместо того, чтобы согреться и обсушиться, полез в ледяную воду помогать брату ставить забор для рыбы. И сразу же слег – «жар, хрипы». По мнению фельдшера геологической партии, было у Дмитрия воспаление легких.
Савин умер после Дмитрия спустя месяц, подчеркнем это – спустя месяц! Отчего же? Рассказ Агафьи и Карпа Осиповича: «Всегда страдал животом. А строили лодку – тяжко поднял и стал ходить кровью. Смерть Дмитрия его взбудоражила. Полежать бы, да больно упрямый был, взялся с нами копать из-под снега картошку. И слег, изошел кровью. (Другая как видим, болезнь!) А Наталья много раз в день мыла в ледяном ручье кровавые тряпки с постели брата. Остудилась. И убивалась о брате: «Я умру с горя...»
Таковы факты, выстроенные жизнью. Они никак не позволяют принять точку зрения Игоря Павловича, утверждающего теперь, что воспаления легких у Дмитрия быть не могла. Почему же не могло? А потому, мол, что крепок был – до этого ходил по снегу. Действительна ходил. И, вероятна понадеялся на свой организм. А он ослаб. Игорь Павлович уверяет, не было ничего, что могло бы ослабить. Не знаю, чего тут больше – полемического лукавства или равнодушного неведения.
Встреча с людьми для младших Лыковых была явлением драматическим, потрясающим. Она разбудила природное любопытство, поставила множество мучительных вопросов бытия, Лыковы потянулись к людям. При множестве безусловных бытовых и религиозных табу это рождало мучительные переживания, раздумья, породило распри внутри семьи. Люди жили в возбужденном, стрессовом состоянии. И разве не известно, что это организм ослабляет. Игорь Павлович утверждает, что длительного стресса не бывает, бывает-де только кратковременный. Признаюсь, я прочел это с неловкостью за профессора. Влияние длительного стресса на организм человека хорошо исследовано, и много об этом написано. Отказываюсь верить, что Игорь Павлович всего этого не знает. И если же это все не умышленное заблуждение, то надо профессору спросить коллег в Институте усовершенствования врачей, где он работает. Они ему многое объяснят. В том числе можно будет уточнить: кратковременным или длительным стрессом надо назвать переживания всех остальных Лыковых, вызванные смертью Дмитрия.
О том, что Лыковы были угнетены, свидетельствует и сам Игорь Павлович в своем письме, прибегая к образу белых картофельных ростков. В первой своей публикации в «Медицинской газете» он соглашается, что Дмитрий погиб, скорее всего, от воспаления легких. Но теперь он почему-то об этом забыл. Простуда у Лыковых попросту исключается, считает он. Но они простужались. Простужались до встречи с людьми. Простужались Карп Осипович и Агафья (очень жестоко!) и когда уже жили вдвоем. Ерофей Сазонтьевич Седов по сигналу летчиков – «что-то не видно следов у хижины» – добрался до них и застал обоих под заиндевевшими одеялами, с заиндевевшими волосами – «тятенька в жаркой избе ночью открыл ногой дверь. И остыли». Игорь Павлович этот случай хорошо знает. Но он для него как бы не существует. Зато в милую его сердцу изначальную концепцию о целительности кедра и пагубности «геологической инфекции» он втискивает все, не гнушаясь натяжками и очевидной неправдой. Смерть Карпа Осиповича он тоже, как видим, зачисляет в этот актив. Нога у старика действительно срослась. Но что он «был полон жизненных сил» – неправда. Это подтвердит каждый, кто видел его в год смерти. Восьмидесятисемилетний человек был дряхл и немощен. Агафья: «С лежанки почти не вставал, перестал узнавать людей, молиться стал не в ту сторону. Пытался куда-то уходить, и я с великими трудами, как мешок, втаскивала его в избу». Таковы были «жизненные силы», якобы подорванные злокозненным соседством геологов.
И с таблетками дело обстоит вовсе не так, как пишет Игорь Павлович. Вот что записал я и опубликовал, побывав у Агафьи сразу после смерти отца. «В двенадцать часов Агафья на лыжах тронулась вдоль Абакана к поселку геологов – сообщить о случившемся. Двадцать километров одолела за восемь часов. Уже поздно вечером постучала в окошко, где жила ее знакомая фельдшерица. В натопленной комнате Агафья повалилась без чувств, успев попросить, чтобы сообщили о смерти отца в Абазу Ерофею, а он уж пусть сообщит кому надо. Ночью Агафья металась в жару, и фельдшерица, как следует ее согрев, предложила лекарство. «Грешно таблетки-то...» – «А иначе можешь умереть...» – «Да оно, может, и к лучшему – умереть-то». Однако проглотила таблетку. Пила лекарство потом аккуратно и даже взяла с собой впрок.
– Вот погляди, Василий Михайлович, цё это?
Из узелка с травами Агафья извлекла облатку с синеватыми пуговками олететрина.
– Это лекарства возможно, спасло тебе жизнь.
Агафья вздохнула
– Может, и так. Да ведь грех-то большой – таблетки. Теперь отмаливаю». («Комсомольская правда», 29 марта 1988 года).
Вот так обстоит дело с таблетками. Сердобольное участие фельдшера из геологической партии профессор, надеясь на неосведомленность читателей, беззастенчиво приписал себе. Руками развести можно – такие дела осуждались даже в картежных делах, а тут ведь претензия на науку.
Недостаток места не позволяет мне сказать еще кое-что о деятельности «группы научной общественности». Но то, чего коснулся Игорь Павлович, обойти нельзя. Вот он оправдывается за участие в «десанте» к Лыковым съемочной группы московского телевидения. В «Комсомольской правде» я подробно писал, как не соглашался участвовать сам и как противился этому, когда «десант» из тринадцати человек потихоньку все же собрался. Зная как чувствительны Лыковы к появлению каждого нового человека, зная что старик лежит в постели со сломанной ногой, зная что бесцеремонные требования у лесников и геологов тушенки, сгущенки и снаряжения вредят Лыковым еще и косвенно – «понаехали из-за них», я стоял на своем до последнего. Я помнил об «инфекционной» позиции Игоря Павловича, втайне я надеялся на него – остановит! Нет. Игорь Павлович оказался не только участником, но и организатором съемок. Оправдание его сейчас просто очаровывает. Все происходило-де под целительной бактерицидной силой кедра и делалось «в интересах науки».
По телевидению мы все видели эту съемку. Ни грана науки там нет. Ни грана! И вся деятельность «группы научной общественности», как повсюду назойливо она себя называет, не более чем околонаучная любительская суета. Игорю Павловичу следовало бы это понять и остановиться
Касаясь статьи в «Комсомольской правде» (21 апреля 1990 года), Игорь Павлович находит ее необъективной. Я получил письма от людей, хорошо знающих ситуацию. Их мнения с мнением Игоря Павловича не совпадают. А что касается слова «ожесточенная», то оно не вполне точное. Статья гневная. Игорь Павлович, с изумлением читаю, видит в этом некую борьбу за приоритет – «кто первый увидел, нашел способ общения» и берется глубокомысленно рассуждать о нравственности. Ну что ж, остановим на этом внимание. В. Песков ни разу, ни в одной публикации не говорил о том, что это ему принадлежит «открытие Лыковых». Двадцать два миллиона подписчиков «Комсомолки» тому свидетели. А почитаем статьи двух членов «группы научной общественности», разбросанные по десятку газет, почитаем интервью, вспомним все ту же телевизионную съемку – всюду до смешного назойливое мы – «группа научной общественности» – первые!
Очень рискованно заговорил о нравственности Игорь Павлович. Статья в «Комсомолке» написана с гневом как раз потому, что низко, безнравственно подвергся травле и клевете сердечный, порядочный человек, которого я хорошо знаю. И я за него заступился. Если нравственность Игорю Павловичу все-таки не безразлична, то как же он мог проглядеть, что клеветником и склочником при святом деле милосердия является его «правая рука» в группе. Игорь Павлович был, конечно, осведомлен о всех вызывающих брезгливость поступках, но ведь не одернул, не урезонил, да и теперь не отмежевался, ограничился прямо-таки отеческой укоризной.
Подведем итог. Все недоразумения, фальшивые положения, осознанные и неосознанные неправды, неточности, сомнительные друзья – все это, по-моему, неизбежно вытекает из претенциозной околонаучной суеты, на которую обрекла себя «группа научной общественности». Мне, по правде сказать, жалко профессора Назарова, втянувшегося в это малопочтенное дело. Не доставило удовольствия и говорить тут малоприятные для него вещи. Но что делать, молвил слово – получи ответ.
В заключение этого затянувшегося разговора я хотел бы отделить анестезиолога профессора Назарова, участника пресловутой псевдонаучной группы, от человека Игоря Павловича, который, если говорить о милосердии, заслуживает уважения. Я писал уже, как он лечил руку Агафье, как привозил хирурга лечить ногу Карпу Осиповичу, не вызывают сомнения некоторые его советы Агафье, он быстро прореагировал на сигнал о помощи, когда она оказалась в несчастии. Я не сомневаюсь в его искренности участвовать в судьбе несчастного человека и вовсе не утверждаю, что нежелание Агафьи переселиться к родственникам вызвано только «боязнью гриппа». Проблема куда сложнее. Я писал уже: Агафья – дитя тайги, любое место, кроме родительского закутка, кажется ей чужим, неприемлемым; очень серьезны религиозные табу, наказ отца и предрассудки, вроде того, что там «огороды на ровном месте» и что «у них там бензопила». Писал я и о том, что Агафья начиталась книг о святых пустынниках и таежную свою обитель она, возможно, рассматривает как богу угодное место. Не сбросим со счета и нашу милосердную помощь. Агафья усвоила: не бросят. Но в том же ряду и злополучный грипп. Этот «козырь» со ссылкой на Игоря Павловича Агафья во время долгих бесед высказывала и мне, и моим спутникам. Те же слова нахожу в письмах из маленькой бесколхозной староверческой деревеньки. И тут ошибка Игоря Павловича очевидна.
Что же, однако, делать? Тайга и в ней один человек – погибнуть может в любой момент. Лучший выход – перебраться к родне: старики староверы, преодолевая многие тяготы, более десяти раз приезжали к Агафье, звали. Ни о каком насильственном переселении речь не идет. Убедить! Сообща мы, возможно бы, и добились чего-нибудь. Но «группа научной общественности» одержима не мудрой идеей подселить кого-нибудь к Агафье. Вот как начал эту кампанию сам Игорь Павлович, написав во всесоюзной газете: «Хорошо бы «подселить» одного-двух единоверцев, с которыми она (Агафья) могла бы разделить одиночество и все тяготы... Уверен, такие люди найдутся. Только не нужно им в этом препятствовать и следует со всей серьезностью подойти к отбору «претендентов».
С самого начала, понимая сколько блаженных, потерянных в жизни и попросту прохиндеев может проникнуть на Абакан, я всячески это предупреждал и в публикациях, и в строгой договоренности с геологами и властями на месте. И вдруг этот всесоюзный призыв чуть ли не к конкурсу «претендентов». «Претенденты» появились, конечно. Не буду их всех перечислять. Скажу только, ни один не прижился. С одними дело кончилось юмористически, с другими – драматически, и не заставил себя долго ждать случай трагический, нанесший Агафье страшную травму, от которой она не оправилась и поныне. Возникал вопрос о помещении «претендента» в тюрьму. Казалось бы, хватит уроков, остановиться бы. В «Комсомольской правде» я подробно писал, почему все «подселения» будут кончаться плохо и могут кончиться даже и криминалом. Ан нет, «группа научной общественности» гнет свое. Игорь Павлович пишет: «Сейчас мы работаем над вопросом подселения к одинокой Агафье женщины, готовой жить с ней в тайге. Агафья согласна. Не согласен Василий Михайлович». Василия Михайловича, «работая над подселением», Игорь Павлович не спросил. Он пытается даже иронизировать. И опрометчиво. Знает ли он сейчас, чем окончилась его затея? Судя по самонадеянности приведенных строчек, не знает. Спешу ему сообщить. Недавно пришло письмо от этой незнакомой мне женщины. Живет она в Пушкино под Москвой. Думаю, Игорю Павловичу она еще напишет «благодарственное» письмо. Мне же пишет следующее: «Убиваюсь, что не прислушалась к вашим предостережениям в газете... Ничего хорошего не получилось, да и не могло получиться. Три месяца прошли как в аду. Остались от меня кожа да кости». Клянет Агафью. И от Агафьи пришло письмецо – клянет уехавшую.
Представляю, как неловко и грустно все это читать сейчас Игорю Павловичу. Но это еще не все. Приехавший на днях в Москву с Абакана Николай Николаевич Савушкин сообщил, что появился у Агафьи еще один «претендент» на житье. Агафья умоляет о помощи. «Придется увозить с прокурором и милиционером», – сказал Николай Николаевич.
Привозить, увозить... А вертолетные рейсы ой как недешевы, да и хлопоты людям. Справедливо было бы привлекать к таким операциям членов «группы научной общественности», Игоря Павловича в частности. Пусть оставляет профессор на четыре-пять дней свою кафедру и разбирается, что к чему. Только так наверное можно у жизни чему-нибудь научиться.
P.S. В этом году из-за длительной командировки на Камчатку на Абакане меня не было. А Николай Николаевич рассказал: летом Ерофей Сазонтьевич Седов возил Агафью на теплые ключи, и она там две недели лечилась. Он же переправил ей мешок крупы. А Николай Николаевич, если случится попутный полет, забросит еще кое-какие продукты, корм козам и курам и, возможно, еще одну козу. В письме Агафья просит об этом.
На вопрос «Готовы ли мы к встрече с инопланетянами?» наши писатели-фантасты чаще всего отвечают отрицательно, полагая, что мы не готовы к этому прежде всего нравственно. Мы непременно начнем ссориться друг с другом по поводу, кто первый увидел, нашел способ общения, кому они принадлежат. Если встречу с «инопланетянами» Лыковыми принятъ за некую модель, то похоже, что пессимисты правы. К сожалению, материал Василия Пескова убеждает в этом.
И впрямь, с ожесточением описана им деятельность группы научной общественности из Красноярска. Описана необъективно, с явными несправедливостями и с явным желанием во что бы то ни стало защитить «своих».
Увы, и красноярцы кое-кого серьезно обидели той же подозрительностью, непониманием, отсутствием деликатности.
Словом, и там и здесь проявляется стремление к некой монополии на милосердие. Отсюда и поиск виновных в том, что Агафья остается одна в тайге, а впереди суровая зима, тяжкий труд, опасность подвергнуться нападению валков, медведей. И вроде никому невдомек, что виновных здесь нет. Кто виноват, что Агафья не прижилась в монастыре? Может, монахини. А может, и сама Агафья, которая пришла сюда со своим таежным уставом. Кто виноват, что она, между прочим, не желает оставлять свое хозяйство? Не сам ли Василий Михайлович Песков, который привез ей коз? Может быть, виновны геологи, поскольку Лыковы впервые попали к ним в день получки, а все мы знаем, каким образом это событие отмечается?
Корни наших «вин» перед Лыковыми и Агафьей слишком глубоко уходят в нашу жизнь, чтобы искать сейчас виновных. Бесполезное это дело.
Я не знаю, как быстро и эффективно помочь Агафье. Знаю только, что конкуренция в милосердии может ей навредить.
P.S. Что сулит нынешняя суровая зима Агафье, которую она должна встретить в компании двух коз, собаки, кошки и нескольких кур? Последним, кто побывал у Агафьи Карповны, был Н. Савушкин, давний друг семьи и генеральный директор Хакасского лесохозяйственного производственного объединения. Вот что он рассказал:
– В начале осени Агафье забросили мешок муки и мешок риса. На собственном своем огороде накопала она 200 ведер картофеля, 6 – моркови, а еще заготовила лук, репу, редьку и другие овощи. И хотя в верховьях реки Абакан не уродились в этом году ни кедровые орехи, ни ягоды, опытная таежница сумела понемногу их запасти.
Все бы ничего, не появись в окрестностях медведь-шатун, судя по следам, зверюга крупный и опасный. Правда, на этот случай есть у Агафьи ружье и необходимый к нему припас. Ну а если внезапно болезнь? Тут на помощь Агафье пришли моряки Минморфлота СССР. Они подарили женщине поистине бесценную вещь: компактный радиобуй, способный передать через спутниковую связь сигнал бедствия.
В случае крайней нужды Агафья Карповна нажмет кнопку, и соответствующие службы сразу узнают, что ей требуется немедленная помощь.
ноябрь 1990 г.
>>