Таёжный Тупик
<< Пришельцы >>
Война миров
Лев Черепанов
Как марсиане в известном романе Герберта Уэллса, они погибли от безобидных для нас микробов. Только пришли не они к нам, а мы к ним. И тогда началась их трагедия...
В свое время у нас писали о трагической судьбе старообрядцев Лыковых, более сорока лет скрывавшихся от мира в малодоступном районе Западных Саян. Что осталось за рамками газетных сообщений, так это причины, повлекшие за собой гибель старших членов семьи.
Они жили наедине с природой. Хорошо ли, плохо ли – нас об этом не спрашивали. Как же случилось, что весь их привычный мир, даже религия – все обернулось против них?
Карп Осипович и Агафья, август 1983. Фото Л. Черепанова
Агафья родилась в лесу, кошки в ее избе не водились. Но она еще в раннем детстве вычитала из книги с медными застежками, что они появились уже после сотворения мира и, самое важное, – всем во благо...
Тот год в Западных Саянах выпал пустым на ягоды, на грибы и орехи. Потому под осень, в пору заготовки еды на зиму, пашенки Лыковых “одоляли” мыши – оставляли на них только срезанную у корня солому.
Кому было защищать урожай, как не Агафье – самой маленькой, еще не способной трудиться наравне с сестрой Натальей. Брат Дмитрий помог ей расставить на мышей ловушки-давилки. Она обходила их, швыряла добычу вон, а потом свежевала начинки, настораживала верхнюю доску и, все более удручаясь однообразием своего занятия, возвращалась к библейским историям. Повествование было поучительное.
«До вселенского потопа оставалось три дня. Собрал Ной животных со всех стран: “семь пар чистых и столько же “нечистых” – непригодных для употребления в пищу. Погрузил их в ковчег. А затем позвал жену.
Перед самым бортом ковчега ее остановила боязнь вымокнуть выше колен.
Ной заторопился сколотить для нее помост. Поднялась она по нему. Но не одна – было написано в книге, – а с дьяволом, придавшем себе образ мыши.
Вскоре разверзлись хляби небесные – полили дожди. Когда последнюю вершину земли накрыло бурливой водой, мышь сразу принялась прогрызать дно.
Об этом стало известно Богу. А что ему стоило тотчас принять спасительные для Ноя меры? Фыркнул дремавший в ковчеге лев, из его ноздрей вылетели кошка и кот...»
Какие они в обычной жизни, чем схожи с царем всех зверей? – думала Агафья...
Перед зазимками 1980-го года довелось мне побывать у главы Лыковской семьи Карпа Иосифовича, в укромном метечке с названием “Изба на речке”.
Там мне сразу бросилось в глаза, что на пашнях вроде бы наложенных на горы, повсюду валялись беличьи хвосты. Зачем? Кто их оборвал?
Наперед Карпа Иосифовича вышла его дочь Агафья. Она рассказала, что ей, с детства стерегшей посевы ржи от мышей, бурильщики подарили двух кошек. Увы, вместо того, чтобы честно выполнять свои обязанности, а именно – ловить мышей, кошки увлеклись другим промыслом. Ловили белок. А потом, спали в свое удовольствие.
Вот и сейчас они лежали – на приставной лежанке Карпа Иосифовича. Наталья, сестра Агафьи, ласково поглаживая их, старалась распрямить непослушные хвосты. Я заинтересовался: зачем она это делает?
Сбивчиво, все больше наливаясь краской, Наталья проговорила:
– Ну, чтобы им было приятно.
– Так они же гоняются не за теми грызунами! – удивился я.
На помощь Наталье, настолько волновавшейся, что не находившей с ходу нужные слова, кинулась Агафья:
– Дак ето... Тех косок-то нам поменяли.
Уже смеркалось, наступала пора отхода ко сну. Нашего художника Элю Мотакову Агафья уложила на нары, профессору Назарову и мне постлала на пол маральи шкуры.
Уже под утро, в то время, о котором Лыковы говорят: “Ночь к свету”, услышал сквозь сон какой-то громкий сухой щелчок. Подумалось: “Снаружи, в глубине избяного бревна замерзшая влага разорвала древесную плоть”.
Мой спутник Игорь Назаров, походивший по Сибири не меньше моего, и тоже знавший, что может содеять с деревом мороз, потянулся к очкам, а затем по-стариковски привстал, чтобы выглянуть в оконце:
– Неужто посвежело на воле?
Я нашарил под изголовьем электрический фанарик, включил его...
Из-под русской печки на меня уставились внимательные кошачьи глаза. Перед самыми мордочками на голой земле лежали кедровые орехи вперемежку с шелухой.
Выходит, мороз был ни при чем, это щелкали орехи, раскусываемые острыми кошачьими зубами.
С лыковскими кошками у меня связано еще одно воспоминание. Как-то раз в наших буднях появилось “окно”. Я едва успел упаковать отснятые пленки, как меня взволнованно окликнул Карп Иосифович:
– Это не вашу веревку кошка утягиват?
Мне было не до нее. Но все же, боясь высказать пренебрежение к беспокойству хозяина, я подбежал к Карпу Иосифовичу. И меня взяла оторопь. Милая на вид кошка, словно не в первый раз, цепко держала в зубах голову едва шевелившейся гадюки.
Я отступил и, повернувшись к подошедшей Агафье, похвалил ловкость ее кошки:
– Она у тебя, как мангуста!
– Как хто?
О том, что на свете есть зверек, живущий в вечной вражде со змеями, Карпу Иосифовичу еще не доводилось слышать.
– Тутока напечатано, змеи коскам подвластны, – показала Агафья на книгу в сафьяновом переплете.
Потом она поведала о своих наблюдениях. Один кот, например, нещадно гонял по лесу свое потомство за тем, чтобы не истощались освоенные участки для промысла, загодя осваивались новые. Больных котят ни одна кошка не кормит, “на упрятки идет от их”. А змей бьет передней лапой.
Завтракали Лыковы в час дня, а то и позже. Вечеря начиналась чуть ли не в полночь. Что принимали кошки за приглашение есть? Последние слова “отпуска” – конца молитвы.
Потом стоило Карпу Иосифовичу перевернуться возле русской печки на спину, как кошки непременно залезали ему под бороду, в самое угревистое место.
И вот случилось то, что мы пытались предотвратить, зная об отсутствии у Лыковых так называемого приобретенного иммунитета. Добились – на Лыковское обиталище Красноярск наложил мораторий, Но с этим никто не посчитался. Даже не захотел узнать его требований. После очередных гостин у бурильщиков Агафья почувствовала, что прихватила у них какую-то заразу. Стала кашлять. Через день-два закашлял и Карп Иосифович. Потом он пожаловался: “Ох, сердцу тяжко”. А спустя неделю преставился.
Когда Агафья, будучи еще больной, побрела к бурильщикам позвать свою алтайскую родню на похороны, кошки сунулись к Карпу Иосифовичу. Тот лежал совершенно безучастный к ним. Не погладил их, не почесал им за ухом. Но существенней всего – больше не согревал.
Минул день, потом еще. В поисках пищи кошки обшарили все углы. И возможно, припомнили, что Карп Иосифович подавал им еду правой рукой.
Поначалу они полизали ее только надеясь, что может, смилостивится их друг, встанет и что-нибудь плеснет в забытую туристами эмалированную миску. А затем, все больше приходя в отчаяние, взялись за два пальца, которыми староверы изображают единство в Христе двух начал: божеского и человеческого...
После похорон Карпа Иосифовича Агафьин родственник Анисим Никонович Тропин, убеждая, что Агафье не след по-прежнему жительствовать среди диких гор, записал на память: “Бог знает, то ли спас Карп И. Душу, то ли погубил – остается загадкой. Господь допустил, что кошки у его правой-то руки пальцы отъели, крест-от уже не наложит”.
Агафье полагалось понять это так: и с ней может произойти на безлюдье то же самое, лучше выехать на поселение подле старообрядческого Килинска.
Январь 1999 г.
См. также: Черепанов Л.С. Агафьины кошки. Сельская жизнь, 21 декабря 1996
>>