Таёжный Тупик
<< Таежные беженцы >>
Екатерина Рыбас

      Двадцать лет назад в прессе впервые прозвучала тема таежных отшельников – ушедших в дремучие сибирские леса староверов. Ее первооткрывателем стал обозреватель «Социалистической индустрии» в Красноярском крае Юрий Леонидович Свинтицкий. В ответ на его публикацию о семье Лыковых в редакцию газеты пришли десятки писем от читателей, которые весьма неоднозначно восприняли эту информацию. Были среди них и такие: «Появились люди, которые, не желая работать, забираются в тайгу и пытаются жить дарами природы. Мало того, что это тунеядство должно караться по закону, но они еще уводят с собой детей. Что их ждет?» Советским людям было, конечно, сложно понять мотивы, заставлявшие староверов бежать от цивилизации в те места, где их не настигнут ни светская, ни духовная власти. Большинство читателей «Социалистической индустрии» считали веру заблуждением, а верующих – опутанными суевериями, которые надо искоренять. Особенное возмущение вызывало то, что «дремучие» родители навязывали своим детям тот же образ мыслей и условия каменного века, в которых они существовали. И все-таки нашлись сочувствующие Лыковым, которые добровольно согласились пройти эту «школу выживания». Мнение о том, что староверов-отшельников надо оставить в покое, высказывалось не раз. Рассказ Юрия Свинтицкого повествует о трагедии семьи Лыковых, для которой отказ от общения с миром стал роковым:.
      – Иногда, бывая в тех краях, которые называют «сибирской Швейцарией», мне приходилось слышать о «бомжах», скрывающихся в тайге и грабящих охотничьи избушки. Однажды на Таймыре мне рассказали об одном белом офицере, который ушел в глушь, чтобы искупить отшельничеством свои преступления и скрыться от властей. И страшно мне захотелось добраться до этого человека, расспросить о его судьбе. Но вот позвонил мне друг, который поведал, что этот самый офицер прячется на самом деле в тайге, а не на севере, где я его искал. Я воспрял духом, позвонил сразу в райисполком.
      «Да, мы знаем такого, – сказали мне, – но он совсем не белогвардеец, а старовер, живет с семьей. В тех местах обосновалась геологоразведочная партия, которая имеет с ним контакт».
      Не знаю, как сейчас, а в те времена написать о староверах в индустриальной газете было не так просто. Тем более что накануне товарищ Суслов, выступая с высокой трибуны, сказал, что «есть такая газета, которая с одинаковым успехом занимается и научно-техническим прогрессом, и квашением капусты». Поэтому пришлось мне ехать «нелегально», обозначив в командировке другие темы, более соответствующие требованиям «Социндустрии»..
      И вот в июне 1980 г. экспедиция Юрия Свинтицкого стартовала из Абазы вверх по Абакану на лодке, для которой с трудом удалось раздобыть полтонны бензина. 400 километров преодолели за три дня. Завидев на берегу избушку, решили сойти на берег. Там встретили двух геологов, которые показали дорогу к дальней жилой избе. Добраться до нее было непросто, только к ночи усталые путники нашли приют. Увиденное потрясло даже многоопытного журналиста: – Выползает эта несчастная семья.. Страшно было на них смотреть: землистый цвет лица, какая-то невероятная худоба. Один старик бодрый, по-моему, он был здоровее всех их вместе взятых. Двое братьев – Дмитрий и Савин, сестры Наталья и Агафья лопотали очень невнятно, понять их старославянский было тяжело, поэтому Карп Осипович, их отец, был нам переводчиком. Провели мы в их закопченной избе всего одну ночь – уже поджимали сроки, пора было возвращаться в Москву. Свои впечатления я изложил в заметке «Тайна безымянного ручья»..
      Юрий Свинтицкий писал, сочувствуя прежде всего несчастным детям Карпа Осиповича, который ушел с ними в дебри тайги и тем самым обрек их на вечную каторгу, а свой род – на вымирание. «Конечно, выжить в этой глухомани, да еще с малыми детьми, было непросто. Ведь это потом появились грядки картошки, лука, посевы конопли, ржи и даже пшеницы, – писал журналист. – Ужасные те дни, проведенные в тайге его женой с грудными детьми, можно теперь вспоминать лишь с содроганием». Юрия Свинтицкого возмутило то упорство, с которым старик Лыков отказывался от помощи людей. Он считал, что человек, с детства пропитанный суевериями и опутанный ими все свои 80 лет, не имел права навязывать своим детям то существование, из которого не было иного выхода, как подчиниться прихотям отца.
      – К чему было такое упорство? Ведь сам Лыков говорит, что жена его могла остаться в живых. Но был малоурожайный год, ушли от бескормицы даже звери, а он продолжал упорствовать, не желая обратиться за помощью к людям. И возникает вполне резонный вопрос: зачем?.
      Журналист находит лишь один ответ. В публикации, последовавшей через два года, он пишет о трагедии, произошедшей в таежной глуши. Один за другим умерли дети Карпа Осиповича: сначала Дмитрий, потом Савин. Пока они болели, старик не разрешал оказывать им медицинскую помощь, запрещал принимать даже пилюли. Перед смертью Дмитрий попросил белого хлеба, которого не ел никогда в жизни. Вслед за братьями «от тоски великой» ушла Наталья. Приговор журналиста гласит: «Нет, стесняться в таких случаях не приходится. Надо вмешиваться решительно и быстро. И общественности, и компетентным органам.
      Нельзя допустить, чтобы по чьей-то прихоти калечились людские судьбы».
      В современном постиндустриальном обществе широко распространилась идея быть ближе к природе. Многие москвичи продают свои квартиры и уезжают из города в деревню. В Ивановской области, например, бывшие столичные жители оккупировали одну из умирающих деревень, завели скотину и насадили огороды.
      Однако пример Лыковых наглядно свидетельствует, насколько опасно отдаляться от общества и бороться с природой в одиночку. Такая борьба не силы придает, а отнимает их. Есть примеры того, как в несравненно лучших условиях цивилизованных мест происходили схожие трагедии. Юрий Свинтицкий, который немало отдал сил и времени изучению тайги и ее обитателей, оценивает решение Лыковых уйти в тайгу скорее как роковое и принесшее им одно лишь несчастье:.
      – Своей точки зрения я не менял. На мой взгляд, вольно или не вольно эту тему в прессе опоэтизировали. Я до сих пор рассматриваю историю Лыковых как трагедию. Я обратил внимание на то, что Лыковы в ту зиму практически не контактировали с внешним миром. Поэтому версия о «привнесенной заразе» вряд ли верна. Я позднее узнал, что старик посылал детей в холод ловить рыбу и они простыли (староверы-отшельники носили обувь лишь зимой). Когда я был у них, я спрашивал, чем же они лечатся. Оказалось, от всех болезней два средства: ревень и крапива. Остальные лекарства – от нечистого, принимать их было запрещено. Когда я встречался с геологом из той экспедиции, что жила неподалеку от заимки, он высказал свое мнение: «Я утверждать не могу, но есть подозрение, что Дмитрия и Савина старик мог отравить. Во всяком случае напрашивается вывод, что он способствовал их смерти». Дмитрий и Савин были склонны к тому, чтобы покончить с этим образом жизни, стремились к контактам с людьми. Они не хотели дальше жить в жутких условиях каменного века, им надоело работать на старика. Он ими распоряжался, как хотел, а сам лежал на печи. Те врачи, которые должны были установить причину их смерти, однозначно решили, что они умерли от инфекции. Хотя я не знаю, как можно ставить диагноз, не видя больного и не проведя эксгумацию...
      На фотографиях из той экспедиции Лыковых нет. По их просьбе людей журналисты не снимали – грех. Любительские снимки Агафьи и других членов семьи сделали геологи. «Сувениры», которые привез Юрий Свинтицкий в Москву, поражают. Это хлеб, который «хуже глины», сделанный из толченой картошки и ржи, и лапоть, «настоящее произведение искусства», мастерски сплетенный из бересты.
      Для Юрия Свинтицкого тема таежных отшельников не закончилась публикациями о семье Лыковых. Эстафету от него принял Василий Песков, который взял Агафью под свою опеку и до сих пор навещает последнюю представительницу рода староверов-отшельников, а сам Юрий Леонидович, узнав о поселении старообрядцев, которые ушли в тайгу и не признают над собой никакой власти, решился на новую экспедицию..
      – От Тувы вверх по Енисею около Бай-Балыкского порога живут около 600 человек. Добраться туда было тоже непросто, это погранзона, строго охраняемая непроходимая тайга. Попасть туда можно было только по воздуху или по реке, преодолевая опасные пороги. В 1985 году я там побывал. Люди, поселившиеся в этом красивом, но недоступном для цивилизации крае, горели каким-то особенным фанатизмом. Был там один проповедник, который агитировал за самосожжение и замораживание целыми семьями. У старообрядцев это считается почетным делом. Но один мальчонка остался жив – мать его пожалела, вынесла уже окоченевшего из зимнего леса, еле выходили. Когда он вырос, то стал большим знатоком старой веры. Он выследил проповедника, лишившего его семьи, поймал и доставил властям.
      Местные власти, конечно, знали об этом поселении, но ничего не могли поделать. Конечно, эти люди не служат в армии, не платят налоги, не отдают детей в школу, живут натуральным хозяйством. Их религиозный фанатизм доходил до того, что в доказательство своего служения Богу один старообрядец прилюдно отрубил себе руку. Попадались среди них и такие, которые занимали высокое положение «в миру», например, восьмидесятилетняя бабушка – кандидат медицинских наук. Они ушли в тайгу замаливать свои грехи, изнурять себя работой и быть таким образом ближе к богу..
      «Загубленность. Что-то гнетущее ощущалось во всем, что окружало нас здесь. Обреченность», – эти мысли пронизывают все материалы Юрия Свинтицкого о поселениях староверов.
      Тайга хранит много тайн. До сих пор здесь безуспешно ищут колчаковский клад. Не исключено, что где-то в непролазной глуши обитают такие же староверы, или люди, которые по каким-либо причинам скрываются от власти.
      Есть в тайге и ненайденные, живущие по своим родовым законам племена аборигенов. Однажды такое племя тувинцев нашли и решили цивилизовать: построили для них специальный поселок, заставили в нем жить. Кончилась эта затея плохо. Таежные жители разводили в избушках костры, пристрастились к водке, а через полтора года половины из них уже не было в живых. Остальные ушли назад в тайгу.
      Вероятно, Юрий Свинтицкий был прав, когда писал о праве каждого человека на выбор. Темпы освоения Сибири дают хороший шанс тем, кто ищет свое место в этом благодатном и жестоком краю. Однако даст ли им этот шанс сама тайга – суровая, требовательная, беспощадная?
      5 марта 1999 г.

>>