Таёжный Тупик
<< Василий Песков: Приезжаю в Казахстан как в родной дом >>
Ирина Гайкалова

      На прошедшей неделе Алматы принимал мэтров российской журналистики – представителей «Комсомольской правды». По приглашению «КП-Казахстан» нас посетили ведущие обозреватели и руководители газеты: Василий Песков, Ольга Кучкина, Геннадий Бочаров, Игорь Вирабов... Поводом для визита послужил юбилей «Комсомолки» – 24 мая самая популярная российская газета отпраздновала свое 80-летие. Мы поздравляем коллег с этой знаменательной датой и представляем вниманию читателей разговор с ветераном «Комсомолки», известнейшим журналистом Василием Песковым, который состоялся в КазНУ им. Аль-Фараби на факультете журналистики.
      Знаменитому журналисту, писателю, натуралисту и исследователю Василию Михайловичу Пескову в этом году исполнилось 75 лет. Его журналистика – яркое воплощение ушедшей эпохи: просто, спокойно, задушевно. Передача «В мире животных» на протяжении пятнадцати лет была главным «окном» в родную природу для советских телезрителей. Ее позывные собирали у телеэкранов любителей всего живого самых разных возрастов, профессий, социальных слоев. Выражаясь языком современным, это была рейтинговая программа. И не потому, что выбор был невелик – она бы выдержала конкуренцию, потому что вел передачу Василий Песков. С присущей только ему манерой повествования доброго всезнающего соседа-рассказчика он был желанным гостем в любом доме. Отдельная ипостась творчества – работа в «Комсомолке». С легкой руки Василия Михайловича судьба затерянной в тайге семьи Лыковых когда-то стала родной для миллионов читателей. Мы сопереживали каждой истории, радовались и печалились вместе с Агафьей, слали посылки и писали письма.
      Журналисту Василию Пескову удалось сделать то, что сейчас кажется почти невообразимым: пробудить милосердие к обычному человеку, донести его одиночество и страдания до каждого сердца – без пафоса, надрыва, истерии. «Мы просто выбрали верную тональность, – скромно говорит он сегодня. – И люди нам поверили».
      Что интересно, Песков не был «первооткрывателем» семьи Лыковых. Оказывается, еще до его приезда в тех местах побывал журналист журнала «Социалистическая индустрия», познакомился с семьей и написал заметку в рубрику «Разум против религии». Пафос ее состоял в том, что плохие религиозные родители загубили бедных детей. Никакой трагедии журналист в истории семьи не увидел.
      – Когда он мне рассказал об этой истории, я поразился, насколько это потрясающая человеческая драма. Более того, я увидел в этом и другое: темнота завела этих людей в глухую тайгу, но они сумели выжить, сохранить себя. Все делали сами – одежду, обувь, еду добывали. С такими мыслями я отправился в тайгу.
      – Василий Михайлович, вопрос как к биографу и близкому человеку Агафьи: как она жила все эти годы, не случилось ли у нее простого женского счастья – замужества, детей?
      – Потомства у Агафьи никакого нет и быть не могло. По разным причинам. Хотя... Был один старовер, все хотел поселиться с ней. Она говорит: давай жить как брат с сестрой. Однако он достал божественные книги и сказал: нет, мы должны жить как муж с женой. Зажили. Но все это было болезненно, ненужно, и Агафья в конце концов его прогнала, а на себя наложила епитимью. Потом были попытки влиться в жизнь социума, поселиться с другими людьми. Нашлись дальние родственники, которые забрали Агафью к себе в поселок. Но всякий человек является продуктом той среды, откуда он вышел. Лыкова выросла и жила в лесу, поэтому деревня родственников казалась ей совершенно чужой, пугала ее даже. Как только я появился, сразу кинулась со словами: «Василий, забери меня отсюда! Не могу здесь!» Я спрашиваю: «Почему?» – «Да у них огороды на ровном месте». А она выросла в местности, где огороды располагаются на горе. Вот такой аргумент. Но на самом деле ей просто там было не по себе... Другой случай: пять лет прожила у нее одна женщина. Опять-таки совершенно разные люди: одна – городская, образованная, чемпионка по какому-то виду спорта, приехала в тайгу Бога искать, и другая – выросла в тайге, у них разные характеры, выживали в разных условиях, религии разные. Однако, несмотря ни на что, пять лет вместе выдержали. А потом в каждый мой приезд стали жаловаться друг на друга. Я сразу понял, что здесь играет роль фактор психологической несовместимости.
      Знаете, бывают на севере такие ситуации, когда едут работать вместе двое ученых на дальнюю метеостанцию. Через полгода начинаются ссоры по совершеннейшим пустякам. Я убедился в этом, когда был в Антарктиде на станции «Восток»: двадцать человек прожили в маленьком тесном помещении, и можете себе представить, какой это был ад. Они чуть не порезали друг друга. То есть и в случае с нашими женщинами это была обычная ситуация – я даже предсказывал ее. В конце концов бывшая чемпионка ушла от Агафьи. Агафья страшно обиделась, написала мне письмо: она меня обманула, я ее крестила, а она так поступила и прочее. Ну, что сделано, то сделано. Сейчас Агафья живет одна...
      – А стояли ли перед вами какие-то нравственные, этические дилеммы, когда вы собрались писать о Лыковых? Вынося на публику жизнь Агафьи, вы не думали, что можете навредить этим человеку, повлиять не лучшим образом на ее судьбу?
      – Нет, Агафье мы ничего плохого не сделали! Если бы мы тогда решили не трогать Лыковых, они давно бы уже все умерли. Я вас уверяю: Агафьи не было бы. Я спрашивал у нее: как вы относитесь к тому, что вас нашли? «Василий Михайлович, – ответила она, – да вас сам Бог послал нам». Они ведь сильно поизносились к тому времени: в 1961 году их посетил голод, мать в то время умерла. Конечно, поначалу они испугались людей, но потом увидели доброе отношение и потянулись к нам. Написать о Лыковых было несложно, но надо было избрать очень точную тональность, не упрекая их, но и не делая из них святых – в этом тоже была опасность. Надо было написать, не заискивая, не восторгаясь чрезмерно. Вы посмотрите, 32 года люди жили в тайге, Агафья была у них хроникером, она не потеряла счет времени – все это заслуживает громадного уважения. На мой взгляд, мы нашли верную тональность, повествуя, как все было и вызывая милосердие. Люди откликнулись: везли в тайгу кастрюли, платки, резиновые сапоги, которые, кстати, Агафья считает лучшим своим приобретением: через речку прошел, а ноги сухие – это же чудо!
      Так что никакого вреда нет. И нет человека, который бы относился к ним плохо: и тогда, и сейчас. Если вы знаете, книгу «Таежный тупик» издали в двенадцати странах, в Швеции образован клуб читателей под названием «Агафья»: они пишут письма в картинках, потому что русского языка не знают, просят узнать меня о чем-либо, когда я буду снова у Агафьи, передать что-то. Так и общаемся. Два года назад я был у них в гостях – сумасшедше интересно.
      Если говорить в целом, не только о Лыковых, конечно, возникали ситуации, когда вставал выбор: или писать, или не писать. Бывало, приезжаешь в командировку по письму и видишь совсем не то, что ты себе представлял или что тебе описали. И понимаешь, что писать обо всем этом не стоит. Надо уметь отказаться от материала, но не у всех, правда, это получается. Я думаю, если ты являешься внимательным наблюдателем, ты все равно привезешь с собой нечто новое, о чем ты даже и не подозревал. Ну, что еще? Не врать! Будешь врать – обязательно заметят, ошибка в газете не может пройти незамеченной. Сейчас, правда, ответственность как-то занижена: раньше за ошибку могли прогнать из редакции, а сегодня посмеются и ничего – как с гуся вода. Это плохо, конечно, это развращает журналиста.
      – Пятнадцать лет вы работали на телевидении, вели передачу «В мире животных», почему вы ушли?
      – Да, пятнадцать лет мы делали передачу на телевидении. Поэтому этого монстра я знаю изнутри. Хорошая или плохая передача – это, я считаю, напрямую зависит от ведущего. Я не относился к ведущим, которые работают уже с готовым сценарием. Я участвовал в создании передачи непосредственно с режиссером, делал передачу такой, какой хотел видеть, и мне кажется, у меня это получалось. Николая Дроздова мы приглашали на передачу в качестве биолога, когда речь шла о птицах или о змеях. Я змей не люблю, не притронусь к ним. А он, смотришь, и отсюда достанет, и отсюда. Кончилось тем, что Колю однажды змея ужалила в студии. Пока записывали, он сделал вид, что все нормально. А потом ему всякие уколы делали... Очень помогали в создании передачи наши подвижники из разных республик: за маленькую зарплату они делали прекрасные фильмы на местах. Здесь, в Казахстане, работал Слава Белялов, может, помните его? Это были люди-фанатики – природу снимать очень сложно. Однажды Слава караулил волка в палатке пять суток, его потом за ноги вытаскивали, он не мог разогнуться. Вот таких людей у нас по стране было всего пять-шесть, и без них передачу невозможно представить. А ушел я с телевидения просто потому, что стало тяжело совмещать его с газетой... Сейчас, я считаю, передачу загубили.
      – Василий Михайлович, сейчас все чаще говорят о так называемой информационной безопасности общества и личности. Что для вас означает информационная безопасность?
      – Вы знаете, я так устроен: мне критический материал писать всегда сложно, лучше писать о человеке, причем хорошее. Поэтому я не сталкивался с этими ситуациями. И сегодня я тоже не меняюсь: каким был в советское время, таким и остался, нужен такой, пожалуйста, останусь, не нужен – я уйду. Раз работаю – значит, пока нужен. В целом, я думаю, что чернухи сейчас меньше пишут, хотя было время, когда без нее газета не обходилась. Дошло до того, что я однажды выступил на «летучке» и сказал: ребята, что мы делаем?! Ну, посылаем мы в деревню корреспондента, где живут семь бабок. Так этот корреспондент не только расскажет об умирающей деревне, но и сфотографирует самую горбатую бабку. Это символично! Все, конечно, посмеялись. Да, это был временной перепад, мы все думали, что скоро засветит новая заря и мы будем жить, как в Америке, и поэтому нещадно ругали проклятое прошлое. К сожалению, такое было после каждой революции... Но постепенно как будто пришли в себя. Сейчас из-за коммерциализации СМИ несут тяжкий грех обращений к низменным чувствам аудитории. Это погоня за читателем, зрителем. А как устроен читатель? Я недавно нарисовал такой образ: пятнадцать этажей – с корнями, а два этажа – с подвалом с крысами и тараканами. Причем, когда общество налажено, окна его светятся и крысы разбегаются, а куча самых разных социальных институтов поддерживает эти огни: и школа, и газеты, и семья, и философия, и кино. Капиталисты научились делать это, а мы еще никак. Самое плохое, что потребляют продукцию СМИ и кино наши дети. Если мы, люди с устоявшейся психикой, и можем отделить зерна от плевел, то ребенок берет кухонный ножик и пытается зарезать бабушку. Это большая драма, и от всего этого надо как-то освобождаться.
      – Страны, о которой вы рассказывали в своих передачах и статьях, уже нет. Хотя вы, наверное, знаете и помните каждый перешеек и ручеек. С какой тональностью вы говорите о ее распаде?
      – С глубокой грустью и печалью. Это была огромная трагедия... Но люди ведь не изменились: я в Казахстан возвращаюсь каждый раз как в родной дом.
      10 июня 2005 г.

>>