Таёжный Тупик
<< Языковая личность А.К. Лыковой >>
Галина Толстова

§ 1. Исследования по языковой личности
      § 1.1. Языковая личность
      В лингвистике актуальными становятся проблемы изучения языковой личности. Одним из первых о необходимости изучения индивидуального языка писал В. Гумбольдт: «Все люди говорят как бы одним языком, и в то же время у каждого человека свой отдельный язык. Необходимо изучать живую разговорную речь и речь отдельного индивидуума» [Гумбольдт 1984: 84]. Взгляды Гумбольдта о наличии в языке и общего, и индивидуального односторонне были развиты младограмматиками (немецкая лингвистическая школа, XIX в.), которые признавали лишь язык индивидуума. Их позицию поддержал русский лингвист И.А. Бодуэн де Куртенэ: «Реально существует только индивидуальный язык как совокупность произносительных и слуховых представлений, соединенных другими лингвистическими и нелингвистическими представлениями» [Бодуэн де Куртене 1963, т. 2: с. 193]. Национальные языки И.А. Бодуэн де Куртенэ рассматривает как абстракцию, которая изучается через речь индивидуумов: «Нет вовсе ни русского, ни немецкого, ни какого бы то ни было национального или племенного языка. Существуют только индивидуальные языки» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. 2: 131]. ЯЛ понимается им как «...вместилище социально-языковых форм и норм коллектива, как фокус скрещения и смещения разнообразных языковых категорий» [Бодуэн де Куртенэ 1963, т. 2: 280].
      В противоречие с младограмматиками вступают сторонники приоритета языка сообщества, людей, которые утверждают первооснову общественной функции языка. Ф. де Соссюр. рассматривал язык как общественный продукт, подчеркивая мысль об усвоении языка индивидом в готовом виде.
      Проблему языковой личности в отечественной лингвистике впервые затронул и В.В. Виноградов. В статье «О художественной прозе» (1930 г.) он, используя термин «языковая личность», призывает более внимательно изучать язык отдельного носителя: «... если подниматься от внешних грамматических форм языка к более внутренним («идеологическим») и к более сложным конструктивным формам слов и сочетаний; если признать, что не только элементы речи, но и композиционные приемы их сочетаний, связанные с особенностями словесного мышления, являются существенными признаками языковых объединений, то структура литературного языка предстает в гораздо более сложном виде, чем плоскостная система языковых соотношений Соссюра... А личность, включенная в разные из этих «субъектных» сфер и сама включая их в себя, сочетает их в особую структуру. В объектном плане все сказанное можно перенести и на parole, как сферу творческого раскрытия языковой личности. Индивидуальное словесное творчество в своей структуре заключает ряды своеобразно слитных или дифференцированных социально-языковых или идеологически групповых контекстов, которые осложнены и деформированы специфическими личностными формами» [Виноградов 1930: 62].
      О языке как индивидуальном явлении писали многие, отечественные лингвисты: «Как бы истово мы ни верили в то, что язык – общественное явление, но вскрыть его социальную природу мы можем, только исследуя его реальное формирование и функционирование у говорящих индивидов» [Леонтьев 1968: 23; цит. по Лютикова 2000а: 18]; «Развитие языка осуществляется благодаря каждому носителю языка, мышление которого направлено на познание еще непознанного, на порождение новых единиц языка, пополняющих и развивающих этот язык» [Торопцев 1985: 28]. Мысль о приоритете индивидуального языка приобретает все больше сторонников. По словам Ю.Н. Караулова, «... языкознание незаметно для себя вступило в новую полосу своего развития, полосу подавляющего интереса к языковой личности» [Караулов 1986: 48]. По мнению В.Д. Лютиковой, «язык реально существует только в речи говорящих индивидов, которые составляют языковое сообщество, наделенное общим языком. Отдельно же человек не создает своего языка, отличного от общего, но и общий язык существует благодаря индивидуальному языку. Следовательно, логично признать индивидуальный язык наименьшей единицей общего языка» [Лютикова 2000б: 20]. По мнению Е.В. Иванцовой, «с одной стороны, личность – продукт общественного развития, она производна от среды, формируется в ней, воспитана эпохой, ее общественным сознанием, психологией, культурой. С другой стороны, личность – активный субъект познавательной и трудовой деятельности, руководствующийся собственными интересами и мотивами, хотя в них преломляются общественные стимулы деятельности» [Иванцова 2002: 7].
      Исследование ЯЛ ведется в разных направлениях: «Таким образом, уже в самом выборе языковой личности в качестве объекта лингво-психологического изучения заложена потребность комплексного подхода к ее анализу, возможность и необходимость выявления на базе дискурса не только ее психологических черт, но и философско-мировоззренческих предпосылок, этно-национальных особенностей, социальных характеристик, историко-культурных истоков» [Караулов 1989: 7]. Ю.Н. Караулов предлагает модель ЯЛ на трех уровнях – трехмерную структурную модель ЯЛ: «Модель ЯЛ... строится по пересекающимся осям – «виды речевой деятельности» (говорение, аудирование, письмо, чтение), «уровни языка» (фонетика, грамматика, лексика) и «степень владения соответствующим компонентом данного уровня» [Караулов 2002: 71]. Однозначного определения термина «языковая личность» нет, в современных лингвистических справочниках термин также не нашел отражения, только в энциклопедии «Русский язык» имеется словарная статья, составленная Ю.Н. Карауловым, где отмечено: «В самом содержании термина «Я.л.» содержится идея получения – на основе анализа «языка» (а точнее, текстов) выводного знания о «личности»:
      а) как индивидууме и авторе этих текстов, со своим характером, интересами, социальными и психологическими предпочтениями и установками;
      б) как типовом представителе данной языковой общности и более узкого входящего в неё речевого коллектива, совокупном или усредненном носителе языка;
      в) как представителе человеческого рода, неотъемлемым свойством которого является использование знаковых систем и, прежде всего, естественного языка», «язык в этом случае предстает и как система, и как текст, и как способность» [Русский язык 1997: 671].
      Имеется ряд определений понятия «языковая личность»: «...человек, рассматриваемый с точки зрения его готовности производить речевые поступки, создавать и принимать произведенные тексты» [Богин 1984: 1]; «ЯЛ считается субъект, способный осуществлять речевую деятельность, оперируя интегральными смысловыми образованиями» [Клюканов 1990: 73]; «ЯЛ понимается как сложная многоуровневая функциональная система, включающая уровни владения языком (языковую компетенцию), владение способами осуществлять речевое взаимодействие (коммуникативную компетенцию), знания мира (тезаурус)» [Сухих 1993: 85; цит. по Лютикова 2000а: 24]. По определению Ю.Н. Караулова, ЯЛ – «... совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности; б) глубиной и точностью отражения действительности; в) определенной целевой направленностью. В этом определении соединены способности человека с особенностями порождаемых им текстов» [Караулов 1989: 3].
      В работах лингвистов исследуется структура, функционирование языковой личности. Е.В. Иванцовой определяются следующие этапы в изучении проблемы "язык и личность": «период 70-е гг. XX в. – можно считать первым этапом в изучении проблемы "язык и личность". Начало нового периода связано с 70-90-ми годами XX в. Ученые все чаще начинают говорить о становлении зарождающейся области научного познания – антрополингвистики, или лингвистической персонологии, с собственными объектом, методами и задачами. В это время интенсивно развиваются социолингвистика (социальные, территориальные, профессиональные, половые, возрастные характеристики говорящих), психолингвистика (рассматривающая механизмы порождения речевых актов, психологические закономерности восприятия текста и организации внутреннего лексикона человека), прагматика (анализирующая вопросы, связанные с субъектом и адресатом речи, ситуацией общения), лингводидактика (изучающая речевые способности, характер овладения человека языком), лингвистика текста (объектом ее внимания является организация текста и изменение единиц языка в нем). В интеграции с ними и одновременно в обособлении от смежных дисциплин формируется новый объект изучения – говорящий субъект, языковая личность» [Иванцова 2002: 6]. Е.В. Иванцовой отмечается: «в лингводидактике и лингвокультурологии личность рассматривается очень обобщенно: она квалифицируется как «совокупность способностей и характеристик человека» (без включения в дефиницию самого человека, наделенного этими способностями и характеристиками)», тогда как «во многих областях лингвистики (в том числе и лексикологии, стилистике художественного текста, лексикографии) определение ЯЛ должно опираться не на понятие речевой способности (во многом потенциальное) и не на собирательные характеристики культурологического плана, а на реальный результат воплощения речевой способности и национально-культурных, мировоззренческих установок – тексты, дискурс личности как единственно возможный для языковеда источник ее изучения» [Иванцова 2002: 9]. ЯЛ Е.В. Иванцовой понимается как «личность в совокупности социальных и индивидуальных черт, отраженная в созданных ею текстах» [Иванцова 2002: 10].
      По теме «языковая личность» в отечественной лингвистике имеются серьёзные теоретические разработки [Караулов 2002; Лютикова 20006; Иванцова 2002], последние две посвящены диалектной ЯЛ. Многие лингвисты занимаются исследованием в данной области, при этом в роли ЯЛ выступают люди разных возрастных категорий, сословий, уровня образования, и, как отмечает Е.В. Иванцова: «... поиск общих закономерностей, построение абстрактных моделей в направлении «от общего к частному», является пока наиболее распространенным, но представляется односторонним. Думается, что наряду с ним должен развиваться (и, вероятно, утверждаться в качестве основного) противоположный путь анализа – «от частного к общему», в центр внимания ставящий конкретных ЯЛ» [Иванцова 2002: 14].
      Анализируя работы по ЯЛ, Е.В. Иванцова отмечает: «Отсутствует системное, детальное, комплексное описание хотя бы одной ЯЛ, анализу подвергается даже не один ярус ее реализации (фонетический, лексический, стилистический...), а только его фрагменты (особенности интонации, характер вариантов, окказионализмы и т.п.)» [Иванцова 2002: 21].
      Конкретного носителя языка И.О. Воркачев предлагает называть термином "идиолектная личность" [Воркачев 1996: 17]. Термин "идиолект", так же как и термин "языковая личность", отражен в переизданной под редакцией Ю.Н. Караулова энциклопедии «Русский язык»: это – «совокупность формальных и стилистических особенностей, свойственных речи отдельного носителя данного языка. Термин "идиолект" создан по модели термина "диалект" для обозначения индивидуального варьирования языка в отличие от территориального и социального варьирования, при которых те или иные речевые особенности присущи целым группам или коллективам говорящих» [Русский язык 1997: 144]. Среди идиолектных ЯЛ обозначены два основных типа: стандартная и нестандартная ЯЛ [Нерознак 1996: 114] или типичный, рядовой, средний носитель языка и творческая ЯЛ [Чулкина 1987: 3]. По мнению В.П. Нерознака, стандартная ЯЛ в отличие от нестандартной, отражает нормы литературного языка, нестандартная ЯЛ, под которой автор видит носителя арго, жаргона и др. не придерживается их [Нерознак 1996: 116]. Н.Л. Чулкина, говоря об основных различиях между двумя полярными типами ЯЛ, отмечает у творческой личности: «...в идиолексиконе превалирует «продуктивное», а в словаре среднего носителя языка – «репродуктивное» начало в отношении к языку... Словарь творческой личности – величина конечная по составу (количеству) единиц, но бесконечны и иногда неуловимы возможности их комбинирования; лексикон типичного носителя языка с трудом поддается количественной фиксации, но сочетаемость составляющих его единиц и возникающие между ними семантические и смысловые отношения оказываются величиной конечной и редко выходят за рамки сложившихся в процессе многократного употребления стереотипов» [Чулкина 1987: 6].
      В исследованиях лингвистов ЯЛ рассматривается по градации "рядовой" / "не рядовой" носитель языка: "типичный, рядовой, средний" носитель языка / "творческая" ЯЛ [Чулкина 1987: 3]; "стандартная" / "нестандартная” ЯЛ [Нерознак 1996: 114]; "рядовая" / "творческая" [Иванцова 2002: 21]. В основу деления взят критерий наличия ярко выраженных индивидуальных черт в языке, в данном случае отличающихся от общепринятых норм языка социума. Не учитывается ситуация, когда ЯЛ является человек – – не относящийся к намеченным исследователями, группам, принцип подобного деления не подходит при исследовании ЯЛ этноконфессионального образования с замкнутой системой проживания. Условия формирования, функционирования ЯЛ в этноконфессиональных группах не типичны, при изучении такой ЯЛ следует учитывать индивидуальные экстралингвистические факторы ее формирования.
      Итак, исследование ЯЛ в современной лингвистике становится приоритетным направлением, данной теме посвящены диссертационные исследования [Богин 1984; Беспамятнова 1994 и др.], монографии Ю.Н. Караулова [Караулов 1987, 2Q02], различные аспекты ЯЛ освещаются в научных сборниках [Идиолект 2000-2002; Язык... 1970; Язык... 1987; Язык... 1990; Языковая... 1990; Языковая... 1994а, Языковая... 1998 и др.], созданы специальные центры, как, например научно-исследовательская лаборатория «Язык и личность» в Волгоградском государственном педагогическом университете, где разрабатываются проблемы функционирования ЯЛ [Языковая... 19946; Языковая 1994в; Языковая 1996а; Языковая... 1996б; Языковая... 1997; Языковая... 1998а, 19986; Языковая... 2000; Языковая... 2001].

§ 1.2. Диалектная языковая личность
      В диалектологии актуальным остается изучение рядового носителя языка. Лингвисты отмечают важность изучения индивидуального языка диалектоносителей: «Современная наука переживает взрыв интереса к идиолектам как к опыту реализации свойств системы в условиях речи отдельного индивидуума» [Лютикова 20006: 4]; «Необходимость изучения современных говоров, определения источников, ресурсов и средств варьирования выдвигает на первый план диалектологических исследований фигуру конкретного носителя диалекта – языковую личность (ЯЛ). Актуальность изучения идиолекта является общепризнанной» [Нефедова 2001: 6]. Мнение подтверждается изданием монографий [Тимофеев 19716; Лютикова 1999; Иванцова 2002], большим количеством сообщений на научных конференциях и работой над составлением словарей диалектной личности в разных регионах. Многие словари находятся в стадии разработки, часто – в печати, как, например, словарь языка В.П. Вершининой, описанный Е.В. Иванцовой в монографии «Феномен диалектной языковой личности» [Иванцова 2002]. По мнению Е.В. Иванцовой, современный этап разработки проблемы "язык и личность" должен быть связан: «а) с изучением, наряду с коллективными, реальных ЯЛ, в том числе живущих в наши дни; б) исследованием разных типов ЯЛ, и, прежде всего рядовых носителей языка; в) опорой на обширную базу первичных источников – текстов, полученных в первую очередь в результате долговременного наблюдения над речью реальных информантов (а не дискурса героев художественных произведений как модели ЯЛ), с привлечением особых приемов сбора материала; г) системным подходом к анализу полученных данных – (недифференциальный принцип при сборе и описании языковых фактов; последовательное рассмотрение всех ярусов языка личности; комплексное разноаспектное исследование каждого из этих ярусов; соединение лексикоцентрического и текстоцентрического подходов к изучению идиолекта; сочетание объективного наблюдения над речью информанта с обращением к проявлениям его метаязыкового сознания)» [Иванцова 2002: 21].
      Е.В. Иванцова видит изучение феномена диалектной ЯЛ в синтезе трех основных ее составляющих: лексикона, текста и метаязыкового сознания: «...чем полнее будет представлен речевой портрет, тем объективнее он отразит реальную сущность ЯЛ в ее единстве общего, типичного и индивидуального. Кроме того, думается, что непременным условием системного представления феномена ЯЛ должна быть характеристика трех основных ее слагаемых: лексикона, текста и метаязыкового сознания» [Иванцова 2002: 20]. Названные критерии взяты лингвистом за основу при изучении рядового носителя языка в монографии «Феномен диалектной языковой личности» [Иванцова 2002]. В своем исследовании лингвист выделяет типологические классы единиц лексикона [Иванцова 2002: 40]: грамматические классы слов как единиц лексикона, «состав идиолексикона с точки зрения соотношения с основными формами национального языка» (общерусскую, просторечную и диалектную лексику), рассматривает активный и пассивный словарный запас (новую, архаическую, лексику чужой речи, окказионализмы), экспрессивную лексику и Т.Д., представляет характеристику строения текста ЯЛ, рассматривает «метаязыковое сознание отдельной ЯЛ, проявляющееся в осмыслении и оценке диалектоносителем особенностей своей и чужой речи» [Иванцова 2002: 252]. На основе исследования диалектной языковой личности В.П. Вершининой, 1909 г.р., коренной жительницы с. Вершинино Томского района Томской обл-и, автором сделаны следующие выводы: «Идиолексикону информанта свойственны развитость различных видов системных отношений слов, разнообразие тематических групп и лексико-семантических полей, высокая доля экспрессивных образований, постоянное пополнение новыми элементами»; текстам «присущи высокая степень организованности, использование богатого набора выразительных средств»; «при изучении метаязыкового сознания обнаружены различные формы его экспликации в речи индивида (явные и скрытые), типичные объекты, сферы и функции его проявления» [Иванцова 2002: 284].
      Исследователи едины во мнении, что понятия «ЯЛ» и «носитель диалекта» не тождественны, но близки, взаимообусловлены. В.Д. Лютикова предлагает следующие категории анализа концептуальной модели носителя диалекта: социокультурная среда, индивидуальность, нормативность, деятельность, общение, языковое сознание, которые являются средством формирования носителя диалекта как языковой личности» [Лютикова 20006: 44]. В основе концепции носителя диалекта как ЯЛ лежит взаимосвязь социальных и языковых явлений. По мнению В.Д. Лютиковой, «В языковой личности как системном .качестве носителя диалекта выделяется социотипическое (его характеризует преемственность) и личностно-своеобразное, выражаемое термином «индивидуальность» [Лютикова 20006: 37]. По мнению исследователя, «система языковых и коммуникативных норм предстает в виде некоторого социокультурного пространства возможностей, в котором посредством осознанного выбора, совершаемого в условиях речевых актов, носители диалекта строят и понимают тексты, одновременно открывая и присваивая соответствующие правила. Становясь компонентами языкового сознания, они выполняют конструктивную роль в речевой деятельности» [Лютикова 20006: 59]. В каждом говоре имеется языковая норма, которая обусловливает языковые традиции. По словам В.Д. Лютиковой, «народная культура приводит носителя диалекта к тому, что диалектная среда для него оборачивается совокупностью социальных норм, которая подчиняет себе его (носителя диалекта) антропологические и языковые характеристики» [Лютикова 20006: 60]. Исследователь считает: «ЯЛ – это носитель диалекта, свободно определившийся, выработавший свой индивидуальный стиль языковой деятельности в социокультурном пространстве деревни (диалекта)» [Лютикова 20006: 60].
      Значимыми факторами в ДЛ является "деятельность, общение": «ЯЛ – это носитель диалекта, характеризующийся «деятельными» качествами. Эти признаки и свидетельствуют о позиции носителя диалекта в системе диалектного сообщества. Они есть совокупность языковых способностей, которые появляются у носителя диалекта в процессе его речевой деятельности» [Лютикова 20006: 54]. «Важнейшей составной частью структуры диалектной личности, ее коммуникативного опыта, ее речевой биографии» является, по В.Д. Лютиковой, «языковое сознание носителя диалекта» [Лютикова 20006: 75], которое «создает ценностные, ориентиры», которые «складываются у него в его языковом опыте, и который он проецирует в своей речи» [Лютикова 20006: 71].
      Названные выше исследования посвящены носителям территориальных диалектов; наряду с территориальными диалектами в лингвистике ведутся исследования социальных диалектов. На язык социолекта, отражающий системные связи социальных диалектов, исследователи обращали внимание еще в нач. XX в. [Петерсон 1927; Волошинов 1929]. М.Н. Петерсон, обращаясь к вопросу социально-диалектного дробления языка, считает возникновение и существование социальных диалектов («специальных языков», по его терминологии) естественным явлением, как и существование территориальных диалектов, «различие заключается только в том, что они существуют не один около другого, как диалекты, а один над другим» [цит. по Ерофеева электр. ресурс: Петерсон 1927: 14].
      Следовательно, территориальные и социальные диалекты разнородны по своей природе, и их необходимо рассматривать в разных плоскостях.
      Т.И. Ерофеева для обозначения коллективного, или группового языка вводит термин социолект, в который включает «...с одной стороны, понятие социального типа, который проявляется у человека под влиянием черт, свойственных данной расе, этнической группе, национальности, социальному классу, иными словами, это речь «среднего индивида». С другой... систему речевых средств определенной группы, детерминированную рядом факторов, имеющих не только социальный, но и биологический и психологический характер (например, пол, возраст, темперамент и т.д.)» [Ерофеева www]. В.Н. Волошиновым «речь носителя социального диалекта рассматривается как продукт социальных взаимоотношений, в котором психологическая сторона обусловлена социальной» [цит. по Ерофеевой: Волошинов 1929]. В.К. Журавлев считает, «... личностные качества человека – есть суммарный результат качества той речевой среды, в которой он воспитывается, живет и работает...»; «... человек живет и работает, действует и взаимодействует с другими людьми в определенной языковой среде. Речевое взаимодействие – непременное условие социального взаимодействия. Язык – среда обитания любого человеческого коллектива, народа и каждого человека. Мы "дышим" речевой продукцией, результатами речевой деятельности не только тех, с кем находимся в непосредственном речевом контакте (семья, школа, улица, работах но и наших предков, которые когда-то говорили и писали на нашем языке» [Журавлев: электронный ресурс].
      Итак, в разных регионах продолжается исследование языка диалектной личности, опубликован ряд статей, посвященных описанию языка конкретных носителей диалекта [Сахарный, Орлова 1969; Черепанова 1976; Белоусова 1984; Лютикова 1994; Альмухамедова, Маркелов, Слесарева 1986; Швецов, Маркелов, Черепенникова 1994; Слесарева 1994, 1997; Слесарева, Маркелов 1989; Маркелов 1991, 1994, 2000; Воспоминания Белозерова 2002]. В этих работах исследователи делают акцент на изучении определенных особенностей (фонетических, стилистических...). Имеются серьёзные исследования устной речи диалектной личности, изданы теоретические разработки ряда лингвистов [Тимофеев 1971б; Пауфошима 1989; Нефедова 1997; Иванцова 2002; Лютикова 1999, 2000а, 2000б, 2000в], разрабатывается также тема «социолект» [Ерофеева 1995; Журавлев: электронный ресурс], но среди них нет системного и монографического исследования идиолекта старообрядческой языковой личности. Известные в отечественной лингвистике исследования старообрядческих говоров посвящены территориальным диалектам.

1.3. Словари идиолектов
      Объектом исследования в современной лексикографии, в основном, являются идиолекты носителей элитарной речевой культуры, известны словари языка писателей: «Словарь языка Пушкина» в 4-х томах [Словарь...1956-1961] и др., ряд частотных словарей к произведениям М. Горького [Словарь 1974-1986; Словарь... 1984-1994], Л.Н.Толстого [Частотный... 1978], М.Ю. Лермонтова [Частотный... 1999], Н.А. Некрасова [Паршина 1983-1986], М. Цветаевой [Словарь... 1996-1998], А.И. Чмыхало [Самоток 1999]. В последние годы объектом внимания лексикографов становятся политические деятели [Самотик 2000].
      К сожалению, серьезное внимание изучению рядовых носителей языка в лексикографии стали уделять лишь в середине XX века. Одним из первых словарей ЯЛ названного типа стал «Диалектный словарь личности», составленный В.П. Тимофеевым [Тимофеев 1971а]. Объектом изучения выбрана Е.М. Тимофеева, 1897 года рождения, неграмотная, крестьянка, уроженка д. Усольцевой Шатровского р-на Курганской области, мать ученого. В Словаре представлено 2792 словарных единицы: 2705 слов, 87 фраз. Перед диалектологами в лексикографии стоит задача – создание полного словаря. В.П. Тимофеев в предисловии к своему словарю еще в нач. 70-х годов писал: «Как видно, лексикографы сужают идею полного словаря: в языковом материале – до говора, в «пространственном» отношении – до отдельной территории, населенного пункта и личности, а хронологически – до современного состояния» [Тимофеев 1971а: 5].
      В.П. Тимофеев ставил вопрос «о демонстрации лексической системы в полном словаре» [Тимофеев 1971а: 5]. В своем «Диалектном словаре личности» он отражает слова, записанные им методом соучастия в период с 1949 по 1969 год в устной речи одного носителя говора.
      «Словарь диалектной личности» В.Д. Лютиковой отражает активную лексику носителя диалекта с. Кодского Шатровского района Курганской области В.М. Петуховой, 1920 года рождения, типичного представителя говора названного региона. Словарь по типу дифференциальный, «включает в себя названия действий, состояний, признаков, а также наименования предметов, одежды, домашней утвари, тканей, орудий труда, растений и т.д.» [Лютикова 2000а: 2], всего 3407 словарных единиц. Словарь представляет информацию о диалектном слове: толкование, примеры в виде пословиц, поговорок и речений, этнографические данные, эмоционально-экспрессивную характеристику, особенности словоупотребления. По словам автора, «это словарь прежде всего идиолекта, а затем – и то не в полной мере – диалекта. При этом само собой разумеется, что граница между диалектными явлениями в собственном смысле и индивидуальными словоупотреблениями очень текуча и зыбка» [Лютикова 20006: 3].
      Диалектологами Пермского университета наряду с работой над словарем говора д. Акчим Красновишерского р-на Пермской области изучался словарный запас жительницы названной деревни А.Г. Горшковой в полном объеме, но лексикографическая работа приостановлена, опубликованы лишь лингвистические статьи [Грузберг, Егорьева 1969; Андреева, Горланова 1971; Скитова, Огиенко 1971; Малышева, Скитова 1997; 2000; Малышева 1998а, 1998б]. В этих исследованиях идиолект А.Г. Горшковой рассматривался в соотношении с Акчимским говором.
      Из аспектных словарей можно назвать «Экспрессивный, словарь диалектной личности» Е.А. Нефедовой [Нефедова 2001]. Объектом исследования выбрана коренная жительница д. Судрома Вельского района Архангельской области А.И. Пономарева, 1928 года рождения, неграмотная. Это типичный носитель говора данной местности. В словаре описывается экспрессивная лексика, предназначенная для выражения эмоциональных, морально-этических, эстетических реакций ЯЛ на окружающий мир и происходящие события. Особенности ЯЛ рассматриваются во взаимозависимости с ее эмоциональными и психическими качествами, сферой ее интересов, нравственными ценностями, мировосприятием. Словарь включает около 1400 лексических единиц, более 300 из которых являются продуктом индивидуального словотворчества языковой личности. Материалы словаря отражают функционирование идиолекта в естественных условиях коммуникации.
      В «Идиолектом словаре сравнений сибирского старожила» Е.В, Иванцовой объектом изучения является язык В.П. Вершининой (1909-2004 гг.), коренной жительницы с. Вершинино Томского района Томской области, малограмотной крестьянки. ЯЛ – представитель сибирских старожильческих говоров, типичный рядовой диалектоноситель. При сборе материала исследователями был использован основной прием – «включение в языковое существование говорящего», впервые употребленный Н.И. Конрадом [1959], И.А. Оссовецкий определяет его как «метод сосуществования» [1982: 18], В.П. Тимофеев – как «метод соучастия» [19716: 10]. Многие лингвисты соглашаются с тем, что этот метод самый эффективный: «Какие бы другие методы получения образцов речи не применялись (групповые беседы, анонимное наблюдение и т.п.), единственным способом получения достаточно доброкачественного материала о речи того или иного лица было и остается индивидуальное интервью с записью на пленку, т.е. путь открытого систематического наблюдения» [Лабов 1975: 121].
      В исследовании томскими лингвистами использовался метод научного описания, включающий приемы наблюдения, интерпретации, сравнения и лексикографический метод [Иванцова 2002: 26]. В Словаре Е.В. Иванцовой дается «системное описание сравнений в речи одной языковой личности» [Иванцова 2005: 4]. В Словаре представлены 1744 сравнения, «различающиеся по принадлежности к основным формам русского национального языка: общерусские (как камень «о чем-л. очень твердом»), собственно диалектные (как кары’м «о важном, значительном лице») и диалектные варианты (как кулубо’к «о маленьком и толстом животном», ср. клубок)» [Иванцова 2005: 5].
      Названные словари диалектной личности (В.П. Тимофеева [Тимофеев 1971а], В.Д. Лютиковой [Лютикова 2000а] и Е.А. Нефедовой [Нефедова 2001]), отражают лексику дифференцированно: собственно диалектную [Тимофеев 1971а; Лютикова 2000a], экспрессивную [Нефедова 2001]. Отличаются словари идиолекта и по структуре словарной статьи: в «Диалектном словаре личности» В.П. Тимофеева заглавное слово с толкованием; в «Словаре диалектной личности» В.Д. Лютиковой: заглавное слово, толкование, стилистические пометы (бран., одобр., экспр. и т.д.) и иллюстрация – пример в контексте; в «Идиолектном словаре сравнений сибирского старожила» Е.В. Иванцовой: заглавное слово, толкование, система помет функционального плана («в ЧР» – при передаче чужой речи, «в пред.» – в составе прецедентных фольклорных текстов), и отражающая коннотативную характеристику (восх. – восхищенное, ирон. – ироничное, одобр. – одобрительное и т.д.), иллюстративная часть «контексты с данным сравнительным оборотом» [Иванцова 2005: 5]; в «Экспрессивном словаре личности» Е.А. Нефедовой структура словарной статьи состоит из следующих зон: 1) зона вокабулы – заглавное слово в исходной форме; 2) зона грамматических помет; 3) зона определения лексического значения (толкование и определение семы коннотативного макрокомпонента лексического значения: интенсивность, образность, эмотивность, стилистическая маркированность); 4) зона иллюстраций; 5) зона синонимии (отражает синонимические связи слова); 6) зона дериватов (отражает словообразовательные связи слова).
      Список словарей диалектных языковых личностей пополнился еще одним: в Красноярске издан «Словарь языка Агафьи Лыковой» [Толстова 2004], который, в отличие от ранее изданных, подготовлен на базе письменной речи информатора.
      Таблица, составленная по материалам 5-й словарей диалектной личности, наглядно демонстрирует их отличительные особенности.

Словари идеолектов
Данные о словаре
      1. В.П.Тимофеев «Диалектный словарь личности» (Шадринск, 1971).
      2. В.Д. Лютикова «Словарь диалектной личности» (Тюмень, 2000).
      3. Е.А. Нефедова «Экспрессивный словарь диалектной личности» (Москва, 2001).
      4. Е.В. Иванцова «Идиолектный словарь сравнений сибирского старожила» (Томск, 2005).
      5. Г.А. Толстова «Словарь языка Агафьи Лыковой» (Вып. I. Красноярск, 2004).

Сведения об ЯЛ:
      1. Е.М. Тимофеева, 1897 г.р., домохозяйка, неграмотная, уроженка д. Усольцевой Шатровского р-на Курганской обл-и – типичный представитель языковой общности.
      2. В.М. Петухова, 1920 г.р., жительница с. Кодское Шатровского района Курганской обл – и – типичный носитель диалекта.
      3. А.И. Пономарева, 1928 г.о., неграмотная, коренная жительница д. Судрома Вельского района Архангельской обл-и – типичный носитель говора.
      4. В.П. Вершинина (1909-2004 гг.), Малограмотная жительница с. Вершинино Томской обл-и – носитель традиционного сибирского старожильческого говора.
      5. А.К. Лыкова, 1945 го., грамотная, старообрядка "часовенного согласия", отшельница, проживает в саянской тайге в верховьях р. Большой Абакан – нетипичный представитель старообрядческого говора юга Сибири.

Источники словаря:
      1. Устная речь ЯЛ: объем картотеки не указан.
      2. Устная речь: в картотеке более 12 тысяч карточек.
      3. Устная речь: объем текстов – около 200 страниц компьютер-го текста.
      4. Устная речь: объем текстов – 10 000 с.
      5. Письменная речь; 99 лингвистических источников (91 ПИСЬМО, 2 записки, надписи на 4 командировочных удостоверениях, на спиле дерева и куске домотканого холста – около 26 тысяч словоупотреблений. Для сравнительного анализа привлечены записи устной речи (40 аудиокассет с речью членов семьи Лыковых и их окружения).

Методы работы, период сбора материала:
      1. Метод соучастия, записи с 1949 по 1969 г.
      2. Метод включенного наблюдения, записи с 1971 по 1999 г.
      3. Метод «непосредственного наблюдения над речевым поведением» ЯЛ (июль1990, июль 1991 г.).
      4. Метод наблюдения с 1981 по 2004 г.
      5. Методы: Комплектование с 1999 по 2004 г. письменных источников, написанных в период с 1983 по 2003 год, переписка с информантом.

Тип словаря:
      1. Дифференциальный, включает диалектную лексику.
      2. Дифференциальный, включает диалектную лексику и фразеологию.
      3. Аспектный, включает экспрессивную лексику.
      4. Аспектный словарь, включает сравнения.
      5. Полный, диалектный, толково-переводный, источниковедческий, лексико-ономастический.

Количество словарных статей:
      1. 2792 словарные единицы (2705 слов, 87 фраз).
      2. 3407 словарных единиц.
      3. Около 1400 экспрессивных лексических единиц.
      4. 1744 сравнения
      5. 2977 словарных единиц.
   
      В таблице использованы сведения, данные авторами в предисловиях к словарям (сведения об ЯЛ, количество словарных единиц, источники словаря, методы работы и время сбора материала). Уточнения внесены автором статьи в определение типа словарей. Так, В.П. Тимофеев относит свой словарь к полным словарям: «Диалектный словарь личности» относится к типу полных словарей, хотя и включает слова только одного качества» [Тимофеев 1971а: 3]. Далее он оговаривается: «... словарь, в сущности, является дифференциальным, а понятие «полный» относится только к максимальному количеству диалектных слов в речи одного лица» [Тимофеев 1971а: 8]. Автор включает в свой словарь только диалектную лексику, поэтому мы его отнесли к дифференциальным. Е.А. Нефедова определяет свой словарь как «полный (недифференциальный) словарь аспектного типа», где «описывается лексика, отобранная по параметру экспрессивности» [Нефедова 2001: 6]. Словарь Е.А. Нефедовой причисляется нами к аспектным.
      В основу «Словаря языка Агафьи Лыковой» вошли положения, высказанные В.П. Тимофеевым, но мы не приняли во внимание его тезис «... изучать следует все-таки типическую личность, то есть такую, в которой больше индивидуальных черт, имеющих общественное значение» [Тимофеев 1971б: 7]. Языковая личность Агафьи Лыковой является нетипичной. Впервые в диалектной лексикографии в исследование включена старообрядческая языковая личность, сформировавшаяся в микросоциуме. Отличается от ранее изданных словарей следующими особенностями:
      1) подготовлен на базе письменной речи информатора;
      2) по типу относится к полным словарям;
      3) отражает идиолект старообрядческой языковой личности.
      Издание полного словаря старообрядческого идиолекта является актуальным явлением в отечественной лексикографии.

§ 2. Общая характеристика языковой личности Агафьи Лыковой
      § 2.1. Язык семьи Лыковых
      Одной из первых о языке семьи Лыковых написала Г.Г. Белоусова [Белоусова 1984]. Лингвист проводит анализ говора семьи Лыковых на основе магнитофонных записей, сделанных во время поездок к ним в октябре 1980 и августе 1983 г. членами Красноярской экспедиции Л .С. Черепановым и И.П. Назаровым. По мнению Г.Г. Белоусовой, «изучение этого говора, находящегося в условиях длительной изоляции, представляет огромный интерес и в социолингвистическом и лингвистическом планах: это специфика словарного состава и словоупотребления под влиянием старообрядческого поведения, это определение диалектной основы говора, учитывая генетическую неоднородность старообрядчества Сибири (алтайские "поляки" и забайкальские "семейские"), и, наконец, изменения в речи под влиянием социально-экономических преобразований, обрушившихся на Лыковых в последние годы» [Белоусова 1989: 2]. «Определяющей при формировании основы, точнее особенностей говора данной старообрядческой семьи», – по словам лингвиста, – «явилась ограниченная речевая практика, выступающая лишь как средство минимальной коммуникации и обусловленная экстремальными условиями быта, длительным чтением молитв» [Белоусова 1984: 13]. Диалектную основу говора исследователь определяет как «севернорусскую с характерным набором черт, типичных для сибирского старожильческого населения» [Белоусова 1984: 14], по Г.Г. Белоусовой, «общий характер лексического состава (словарного фонда) характеризуется некоторой однородностью: преобладание глаголов над именами» [Белоусова 1989: 2], «влияние старообрядческого поведения проявляется в сильном воздействии книжно-письменной речи на устную», «в разговоре (обычной беседе) архаизированные высокие слова со значительным числом церковнославянизмов перемежаются с разговорно-обиходными, особенно, если речь идет о нравственно-этических проблемах, о крепости веры, 'о житейских заповедях» [Белоусова 1989: 4]. На основе наблюдений речи главы семейства К.И. Лыкова, Г.Г. Белоусова делает следующий вывод: «по своим фонетико-лексико-грамматическим особенностям говор Карпа Осиповича может быть определен как типичный старожильческий», «обращение к данным лингвистической географии обнаруживает генетическую близость с говорами северной и северо-восточной диалектной зон европейской части СССР, максимально сближаясь с вологодской группой говоров» [Белоусова 1984: 14].
      В саянскую тайгу к Лыковым лингвистами Казанского государственного университета с 1983 по 1987 год были предприняты 4 научных экспедиции. Результатом исследований явились лингвистические наблюдения [Альмухамедова... 1986; Маркелов 1989, 1991, 2000; Слесарева, Маркелов 1989; Слесарева 1994, 1997; Швецов... 1994]. «Многие исследователи», – пишут Г.П. Слесарева и В .С. Маркелов, – «склонны рассматривать судьбу Лыковых как уникальный эксперимент, который поставила и провела жизнь», лингвисты фиксируют наличие «лыковского языкового феномена» [Слесарева, Маркелов 1989: 1]. Исследователями отмечаются такие отличительные особенности языка Лыковых как: 1) носовой оттенок речи: «Возможно, что носовой оттенок связан и орфографической традицией... Ведь хорошо известно, что в древнерусском языке были и носовые гласные» [Слесарева, Маркелов 1989: 5; Слесарева 1997: 174]; 2) оканье и аканье в пределах одной семьи: «речь Карпа Иосифовича Лыкова, говорившего на "о", отличалась от речи его дочери Агафьи, которая непривычно растягивала слова и "акала"» [Слесарева, Маркелов 1989: 1]; 3) сохранение древних церковнославянских произносительных норм: «строгое соблюдение ею /Агафьей Лыковой/ церковных произносительных норм, в которых отразились и древние канонические правила чтения богослужебных книг, и живые традиции древнерусского "знаменного" распева, берущего свое начало в византийских храмах» [Слесарева, Маркелов 1989: 3]. По свидетельству участников первых экспедиций, Саввин, Димитрий и Наталья говорили также, как и Агафья – нараспев, проговаривая каждое слово по слогам, в нос и при этом акали. Дети переняли манеру говорить у матери Акулины Карповны, которая была родом с Алтая из Горной Шории, Акулина Карповна, уроженка заимки Дайбово на Бие. Заселение горно-алтайского региона было связано с ветковцами-старообрядцами из западных и южных русских губерний беглопоповского толка в 60-70-е гг. 18 в. Говор главы семейства Карпа Иосифовича – сибирский "окающий", говор севернорусского типа. Агафьино "аканье" – от матери. «В результате миграции», – пишут казанские лингвисты, – «стали возникать островные говоры» [Слесарева, Маркелов 1989: 3]. Исследователи пишут о проведенном эксперименте – чтении Агафьей Карповной по их просьбе памятника древнерусской письменности «Слово о полку Игореве» [Маркелов 1989: 4-5, 1991; Слесарева, Маркелов 1989: 3-4], по признанию лингвистов, «древнерусские слова и грамматические формы ее нисколько не смущали», «язык «Слова» был ей понятен» [Слесарева, Маркелов 1989: 4].
      Звуковой портрет Агафьи Лыковой воссоздает Г.П. Слесарева в одноименной статье [Слесарева 1997: 173-174]. Лингвистом отмечаются следующие особенности звучащей речи А. Лыковой: 1) «речь А. Лыковой является диалектной», «говор... акающий без редукции», «по ритмико-просодическим характеристикам говор близок к северному наречию (сильное начало фразы, даже если коммуникативный центр не в начале). Присутствуют специфические черты северного наречия, как неразличение шипящих / свистящих, выпадение интервокального j»; 2) «синтагматическое членение разговорной речи опирается на смысл высказывания, обусловлено коммуникативной установкой», «при чтении молитв и религиозных книг синтагматика подчинена физиологическим потребностям (необходимость вдоха); 3) «голос отличается гнусавостью» (что отмечалось многими, например, Г.Г. Белоусовой, И.П. Назаровым), «тембр меняется в зависимости от ситуации». По мнению Г.П. Слесаревой, названные особенности «обусловлены необычными условиями формирования личности» [Слесарева 1997: 173-174].
      Письма старообрядки стали предметом внимания статьи В.С. Маркелова «Письма Агафьи Лыковой» [Маркелов 2000: 65-73]. Автор дает письмам старообрядки следующую характеристику: «письма написаны полууставным почерком (письмо печатными буквами без наклона) и являются своеобразными бытовыми, личными грамотками-письмами». В.С. Маркелов считает, «по характеру написания слов их можно отнести к крестьянскому старообрядческому типу письма, сложившемуся в Сибири в ХVІІІ-ХІХ веках – в период массовой миграции старообрядцев» [Маркелов 2000: 68]. Исследователь называет «графические и орфографические особенности» писем, относит к ним «приемы сокращения слов» [Маркелов 2000: 68], «вынос букв над строкой», надстрочные знаки [Маркелов 2000: 69], обращает внимание на графику букв и знаки препинания в письмах старообрядки [Маркелов 2000: 69-71, 72] и делает вывод о «существовании развитого письменного языка, сложившегося некогда на собственно русской старообрядческой основе» [Маркелов 2000: 73]. Статья В.С. Маркелова «Письма Агафьи Лыковой», напечатанная в журнале «Русская речь» (2000, № 3), изложенные в ней наблюдения встречены лингвистом Л.М. Маршевой критично: «Актуальная тема, уникальный источник, верные обобщения... И удивительно низкий уровень анализа материала: почти все объяснения В.С. Маркелова либо неверны вообще, либо грешат досадными неточностями, источник которых заключается в недостаточном знании основных сведений по праславянской фонетике, исторической грамматике русского языка, старославянскому и церковнославянскому языку. Данное обстоятельство и стало поводом к написанию этой статьи-рецензии» [Маршева электронный ресурс].
      В своей рецензии Л.И. Маршева опровергает некоторые наблюдения В .С. Маркелова, касающиеся палеографических особенностей текстов писем:
      1) личное имя Агафіи написано «в полном соответствии с церковнославянским правилом: і (и-десятиричная) пишется перед гласными», а не как результат «графической диссимиляции (расподобление соседних букв)», как пишет В.С. Маркелов;
      2) «йотированные буквы обозначали два звука – [ja], [jэ] и т.д., а не один звук [ja], как пишет В.С. Маркелов»;

      3) в применении к буквам правильнее говорить не о синонимии (у Маркелова: «в старинной русской письменности между буквами я и іа существовали "синонимичные" отношения»), «которая подразумевает взаимозаменяемость, а о дублетности, то есть о дополнительном распределении: так, в церковнославянском языке іа – писалась в начале слов, юс малый – я – не в начале слов. Исключение составляет существительное языкъ в значении "орган речи", чтобы отличить его от іазыкъ – "народ";
      4) буква пс (пси) не является лигатурой (как утверждает В.С. Маркелов), а «взята из греческого алфавита (являющегося основным источником кириллицы) только потому, что имела особое числовое значение "700" и употреблялась в ряде важнейших заимствований: псалъмъ, псалтирь»;
      5) «буква ь (мягкий знак) используется и для обозначения мягкости согласных, кроме шипящих: витязь, льстить, тоньше», в отличие от утверждения В.С. Маркелова «в современном русском языке буквы ъ и ь используются как разделительные знаки»;
      7) опровергает Л.И. Маршева наблюдение В.С. Маркелова о наличии в языке А. Лыковой самостоятельных фонем <ъ> и <ь>: «в древнерусском языке до утраты еров указанные фонемы реализовались только в звуках [ъ] и [ь], и никакой разницы в произношении в зависимости от позиции, сильной или слабой, вопреки мнению В.С. Маркелова, не было» и др.
      На наш взгляд, замечания Л.И. Маршевой не безосновательны, в то же время автором критики не учитывается тот факт, что статья В.С. Маркелова – это наблюдения над особенностями языка А.К. Лыковой, сделанные после первых посещений семьи отшельников, без сомнения, язык семьи Лыковых требует к себе более серьезного внимания.
      Таким образом, исследования языка семьи Лыковых, проведенные Г.Г. Белоусовой и преподавателями Казанского государственного университета В.С. Маркеловым, Г.П. Слесаревой и др., носят фрагментарный характер.
      Имеются медицинские научные исследования профессора Красноярской государственной медицинской академии И.П. Назарова, более 20 лет наблюдавшего за состоянием здоровья членов семьи Лыковых [Назаров 1993, 1997а, 19976, 2004], который объясняет отмеченный лингвистами носовой оттенок голоса у Лыковых «...отсутствием большой разговорной практики и длительным чтением молитв в определённом стиле и ритме» [цит. по Маркелов 1991].
      Семье Лыковых посвящен ряд газетных публикаций [см. Приложение 6], содержащиеся в них наблюдения о наличии диалектных слов, церкновнославянизмов и архаизмов также учтены при исследовании языка отшельников.
      Итак,
      1) работы лингвистов охватывают период первых встреч Лыковых с людьми (1980-е гг.) или написаны по материалам, собранным в тот период;
      2) в исследованиях о языке семьи Лыковых системный комплексный подход не использован;
      3) внимание исследователей обращено как к устной, так и к письменной речи, но наблюдения носят фрагментарный характер.
      На данном этапе:
      1) новые материалы позволяют расширить временные границы жизни Лыковых;
      2) развитие письменной и устной речи Агафьи Лыковой можно рассматривать в условиях появления постоянных контактов с основными носителями русского языка;
      3) уникальный языковой материал дает возможность проводить комплексное исследование языка конфессионального микросоциума. Данная диссертационная работа наряду с другими публикациями автора исследования и «Словарем языка Агафьи Лыковой» [Толстова 2002, 2003а, 20036, 2003в, 2004, 2005, 2006а, 2006а, 20066, 2006в, 2006г, 2006д] может стать началом системного изучения письменной и устной речи представителя этноконфессиональной среды.

      § 2.2. Старообрядческая языковая среда Приенисейской Сибири
      Средой формирования исследуемой языковой личности является старообрядческий социум. Известен факт деления старообрядчества на согласия, причинами которому изначально явились: 1) разобщенность приверженцев старой веры и обрядов из-за географической раздельности, отдаленности районов проживания; 2) отсутствие единой иерархии; 3) понимание «духовной» (невидимой, но ощущаемой. – Г.Т.) или «чувственной» (зримой, явной. – Г.Т.) природы Антихриста. Названные причины взаимообусловлены и по-прежнему играют значительную роль уже в современном состоянии старообрядческих согласий. По мнению Н.Н. Покровского, «На востоке России проблема природы Антихриста разрабатывалась очень рано, еще во времена Аввакума, в послании «Об Антихристе и тайном царстве его», где утверждалась духовная, а не плотская, чувственная природа его, и, следовательно, уже наступившее его владычество» [Покровский 2005б: 11]. Ученый рассматривает проблему «духовного» или «чувственного» понимания природы Антихриста в тесной связи «с более широким вопросом о разных способах понимания текстов Писания и Предания, в том числе – «чувственного» (буквально, «по буквам») и «духовного» (иносказательного, сокровенного) их толкования» [Покровский 2005б: 14].
      За годы жесточайших гонений сибирские старообрядцы на бескрайних просторах привыкли к независимому от Европейской России существованию и скептически относятся в наши дни к действующим там ныне старообрядческим церквям (в большей степени сказанное относится к "беспоповцам"). Наблюдается относительно независимое положение и автономное решение сибирскими старообрядцами многих вероисповедных вопросов (старообрядческие соборы, прошедшие в Восточной Сибири и на Урале названы Н.Н. Покровским в [2005а: 36-37]). Самодостаточность – одна из черт современных старообрядцев Сибири: «... сибирское старообрядчество очень замкнуто и самодовлеюще, что, однако, не умаляет нравственных достоинств старовера, не упраздняет пользы его примера терпения и неприхотливости. Сие есть тихая спасительная заводь для всех, терпящих крушение в море мирской суеты» [Головкова 2002: 14].
      Старообрядчество в Сибири неоднородно: изучая миграционные маршруты старообрядцев, А.А. Стороженко констатирует: «Они различались по местам выхода, социальному происхождению, миграционной мотивации, адаптационным возможностям и степенью заинтересованности в закреплении в крае» [Стороженко 2004: 16]. Автор называет следующие согласия и толки, представленные в верховьях Енисея (территория Тувы): «австрийцы, часовенные, беспоповцы, поморцы, беглопоповцы», «поповцы подразделяются на беглопоповский и австрийский толки, а беспоповцы на стариковский и поморский толк» [Стороженко 2004: 19]. В «Енисейском энциклопедическом словаре» в Приенисейском регионе названы «часовенные, титовцы, австрийцы, дырники, истинно православные христиане, странствующие и др.» [Фетисов 1998: 587].
      По мнению Е.С. Бойко, «в котловине р. Енисей угнездились староверы различных толков: поповцы (единоверцы, беглопоповские и австрийские) и беспоповцы (часовенные, поморские, нетовцы и федосеевцы)», автором отмечается, что «"дырников", "хлыстов", "молокан, "духоборов" к староверам не причисляют сами староверы» [Бойко 2003: 73]. Что касается последнего замечания, "хлысты", "молокане", "духоборы" упоминаются в исторической литературе как религиозные секты [Пругавин 1905; Клибанов 1971, 1973; Никольский 1983], имеются сведения о них и в лексикографических источниках, например в Словаре В. Даля: «... уродливые толки, более или менее отвергающие сущность христианского ученья, как: духоборцы, молокане, хлысты, скопцы, субботники» [ДТ, I: 521]. Зародившись в европейской части России, подобные религиозные секты находили сторонников своих учений в разных регионах, часто по той причине, что их приверженцы отправлялись в ссылку на окраины России и в Сибирь. В современной жизни Приенисейской Сибири сведения о сектах "хлыстов", "молокан", "духоборов" отсутствуют. Наличие в Приенисейском регионе толка "дырников", исследованиями также не подтверждено. В исследовании В.Ф. Миловидова «Современное старообрядчество» "дырники" представлены как «немногочисленное ответвление нетовцев-самокрещенцев», отрицавших поклонение иконам на том основании, что старые иконы осквернены еретиками, а новые некому освятить, «все богослужение сводилось к молитвам, обращенным на восток. В восточной части дома делали специальное отверстие, закрывающееся затычкой. В это отверстие ("дыру") они молились зимой, в непогоду. Отсюда происходит их название – "дырники", или "дыромолы". В настоящее время сохранилось незначительное число "дырников" на Среднем Урале» [Миловидов 1979: 121]. Тождественную трактовку в характеристике "дырников" – «одного из толков самокрещенцев» мы находим и в энциклопедическом словаре «Старообрядчество...» [Вургафт, Ушаков 2002: 90]. Нам представляется, в Приенисейской Сибири наименование "дырники" сошло со страниц трилогии А.Т. Черкасова «Сказание о людях тайги» – «Хмель» (Красноярск, 1963 г.), «Черный тополь» (Красноярск, 1969 г.), «Конь рыжий» (Красноярск, 1969 г.), –  и укрепилось в сознании людей как название старообрядческого согласия, что вошло даже в справочные издания [Енисейская... 1998: 587]. Данное явление связано с популярностью романа «Хмель» (общий тираж превысил 3 млн. экз.) и силой художественного слова талантливого писателя.
      Краеведческими источниками отмечается существование в Приенисейском крае в прошлом различных согласий, например, Н. Путилов о составе старообрядцев Усинского края (юг Восточной Сибири) нач. XX в. писал: «Все они беспоповцы, принадлежат к секте странников и подразделяются: на собственно странников и, затем странноприимцев... Эти раскольники разделились на два согласия: батюшкино и федорово (по именам наставников. – Г.Т.)...» [Путилов 1914: 50]; «... к православным (в Минусинском уезде во II пол. XIX в. – Г.Т.) относилась Казанско-Богородская община старообрядцев (беспоповцев), а также православные старообрядческие общины белокриницкого, поморского, федосеевского толка различных согласий» [Полежаева 1999: 151]. Картины быта и нравов сибирских старообрядцев представлены на страницах книг А. Щапова, Ф.Я. Кона, Н. Путилова и др. [Щапов 1862,1906; Кон 1914; Путилов 1914], истории старообрядчества Восточной Сибири посвящены исследования Н.Н. Стахеевой, А.А. Стороженко и др. [Стахеева 1998; Стороженко 2004]. Старообрядцы старались не проявлять свою духовную активность во внешнем мире, удовлетворяясь тем, что государство перестало проводить по отношению к ним карательную политику. В последние годы старообрядцы меняются, наблюдается уже в большей степени открытость, доброжелательность в отношении ко внешнему окружению, современными исследователями отмечаются перемены в жизни старообрядческих общин, связанные с отношением к ним государственных структур власти и общества. По словам И.В. Поздеевой, «за последние годы произошли кардинальные изменения, как в положении самих старообрядческих общин, так и в отношении к ним общества и науки, которые ищут в истории старообрядчества ту устойчивость и последовательность, которых так не хватает сейчас общероссийской действительности» [Поздеева 1999: 3].
      Представляя современную картину конфессиональной специфики в Красноярском крае, Р.Г. Рафиков констатирует: «... широкая палитра религиозных культов. В крае на начало 2003 г. было зарегистрировано 240 религиозных организаций более чем двух десятков конфессий и деноминаций. Традиционно сильны в регионе, с одной стороны, православие (40% населения от общего числа зарегистрированных объединений), с другой стороны, протестантизм различных направлений (42%). На юге края находится российский центр Церкви Последнего завета (община Виссариона)» [Рафиков 2003: 5]. В таблице, показывающей динамику движения зарегистрированных религиозных организаций Красноярского края по основным конфессиям, названы и старообрядцы: в 1992 г. зарегистрированы 2 организации, в 1996 г. – 4, в 2001 г. – 5, в 2002 г. – 2, в 2003 г. – 1. Малое количество религиозных организаций старообрядческих согласий (по сравнению с Русской Православной Церковью, например, в 2003 г. – 98 [Рафиков 2003: 31-32]) заключается в традиционном автономном проживании старообрядческого населения.
      Материалами наших исследований представляется следующая картина: в Приенисейском регионе проживают старообрядцы "поповцы" – «собирательное название старообрядцев, приемлющих священство» [Вургафт, Ушаков 2002: 230-231], и "беспоповцы". Из "поповцев" представлены "австрийцы", принявшие белокриницкую иерархию («монастырь, в котором совершен чиноприем митрополита Амвросия в старообрядческую Церковь, находился в селе Белая Криница на территории бывшей Австрийской империи» [Вургафт, Ушаков 2002: 10], откуда и пошло название согласия, ныне духовный центр старообрядцев данного согласия находится в Черниговской обл. Украины), в настоящее время в регионе известны приходы старообрядцев белокриницкой иерархии в городах Красноярск и Минусинск. "Беспоповцы" не приемлют священства официальной православной церкви, отличаются от "поповцев" по вероучительным признакам, в Приенисейском регионе представлены "поморским согласием" (которое имеет также название "древлеправославная церковь" или "брачное согласие" [Вургафт, Ушаков 2002: 229-230], компактные селения старообрядцев названного согласия расположены в основном в среднем и верхнем течении Енисея – по материалам экспедиций 2002, 2003, 2005 гг.); "титовцами", немногочисленным согласием, проживающим на р. Сым – притоке Енисея, название от духовного руководителя Тита Тарасовича Выгвинцева [Головкова 2002: 19] (в среде часовенных их называют еще "китовцами" [Головкова 2002: 20; Приложение 3:  41]). Особо следует остановиться на "часовенном согласии", к которому относится А.К. Лыкова. В энциклопедическом словаре «Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы» о названном согласии написано: «"Часовенное согласие" ("кержаки", "стариковское согласие", "николаевские беспоповцы") – старообрядцы, первоначально бывшие "поповцами", но из-за гонений, особенно усилившихся при имп. Николае I, оставшиеся на длительное время без священства. К "часовенному" согласию относятся потомки бывших старообрядцев-поповцев, оставшихся из-за гонений на длительное время без священства и вынужденно проводивших богослужения без попов «в лишенных алтарей часовнях, что позже и дало название согласию» [Вургафт, Ушаков 2002: 301]. Как "беспоповцы" они совершали службу в лишенных алтарей часовнях, что позже дало имя согласию. "Беспоповское" состояние повлекло за собой принятие "часовенными" многих чисто "беспоповских" представлений: о "духовном" пришествии антихриста (хотя есть утверждение, что он пришел "чувственно"), о полном господстве антихриста в новообрядческой церкви и в государстве, о допустимости самосожжений в случае преследований, со стороны власти (самосожжения отмечались в Саянах еще в 1940-х гг.), о недопустимости общения (главным образом, "в молитве и ядении") с "замирщенными", и в особенности с "кадровыми" (так "часовенные” именуют всю номенклатуру, начиная от уровня сельсовета и выше), о недопустимости получения паспортов, пенсий, пользования деньгами и т.п.
      Важнейшим отличием "часовенных" от других "беспоповцев" остается лишь отказ от перекрещивания тех, кто переходит к ним из иных старообрядческих согласий. Крещение совершается мирянами в деревянной купели – тогда как во многих "беспоповских" согласиях предпочитается совершение крещения в открытой воде... "Часовенное согласие" сложилось из нескольких миграционных потоков старообрядцев, продвигавшихся в разное время из Европейской части все дальше на восток...» [Вургафт, Ушаков 2002: 301-306]. Как считают составители словаря «Старообрядчество...», «Крайняя затрудненность получения новых старообрядческих священников», «их полное исчезновение усилили роль нерукоположенных, но руководящих богослужением "дьяков" или "стариков" (отсюда и другое название согласия)»; «согласие стало формироваться как "беспоповское", хотя у его членов сохранялись (и вероятно, кое-где сохраняются до сих пор) запасные Дары, освященные имеющими преемственную исправу от священников дониконовского рукоположения» [Вургафт, Ушаков 2002: 303]. В Словаре отмечается: «Сохранялись Святые Дары, освященные на Иргизе, и в известном семействе Лыковых, принадлежащих к "часовенному согласию"» [Вургафт, Ушаков 2002: 303]. Иргиз – бывший духовный центр старообрядцев, название местности на левом берегу Волги, ныне входит в Саратовскую область. Иргизские монастыри до разгрома в 1832 г. имели «выдающееся объединительное значение в церковной и общественной жизни старообрядчества» [Старообрядчество... 2005: 53].
      История "часовенного согласия" хорошо освещена в работах Н.Н. Покровского. Ученый на основе подлинных старообрядческих источников, среди которых – «Родословие» часовенного согласия отца Нифонта [Покровский 2002: 183-204: 2005а: 48, 60], описал историю "часовенного согласия", пути продвижения "часовенных" за Урал на восток, многие другие проявления в среде старообрядцев "часовенного" согласия [Покровский 1974, 2002, 2005а, 20056]. По его мнению, «острый спор о природе Антихриста, разделивший всё староверческие согласия на принимающие теорию "духовного" или "чувственного" толкования», в одном из согласий, как он пишет: «урало-сибирское согласие часовенных, объединившее керженских поповцев-софонтиевцев и склонные к поповщине крестьянские общины Зауралья», явился «линией внутреннего раздела, вызвавшего к жизни уже в XIX и XX вв. обильную полемическую литературу» [Покровский 2005б: 15].
      В ходе экспедиционных исследований нами зафиксированы проявления в среде "часовенных" и "духовного" и "чувственного" восприятия природы Антихриста (по материалам экспедиций). "Часовенные" считают, что «антихрист – человек, сатану в себе носящий, придет (или уже пришел во времена не столь отдаленные) под конец времен, чтобы вступить в открытый бой с человечеством, подчинив его себе и процарствовав три с половиной года непосредственно перед вторым пришествием Христовым, пойдет в вечную погибель со всеми соблазненными»; "титовцы" считают, что антихрист давно воцарился на земле ("духовно" – явно, зримо. – Г.Т.), «царствует не в одном лице, а во многих...» [Головкова 2002: 22].
      К "беспоповцам" также относятся "духовники", живущие на реке Дубчес (приток р. Енисей). "Духовники" лет тридцать тому назад были "часовенными", но, изучив их «Родословие», пришли к выводу, что «древнего святоотеческого благословения у "часовенных" нет: ведь если корень гнилой, то и все растение погибает. Называются они духовниками из-за того, что антихриста признают в духовном смысле, и верят, что он уже давно владеет всей землей. А "часовенных" называют «чувственниками» из-за того, что те ждут антихриста в чувственном виде. Но вот крещение у них осталось старое, крестят, как и все "часовенные", с поворотами и не перекрещивают» [Головкова 2002: 24]. В.Ф. Миловидов отмечал толк "духовные христиане по второму пришествию" – радикальное течение в беспоповщине, согласно их вероучению «второе пришествие уже имело место на 50-й день после воскресения Христа», «совершился "страшный суд" и наступило царство славы». Сторонники этого вероучения провозглашали духовные моления, считали, что «религиозные обряды не имеют никакого значения, церковная иерархия не нужна» [Миловидов 1979: 121]. Как пишет автор, течение прекратило свое существование.
      Итак, материалами исследования подтверждается наличие в Приенисейском регионе в настоящее время старообрядцев следующих согласий: "поповцев" ("австрийцы") и "беспоповцев" ("поморское" или "брачное согласие", "часовенные", "титовцы" и "духовники"). Проживают представители старообрядчества компактными селениями и небольшими поселениями по притокам горных и таежных рек по бассейну реки Енисей, где в константной форме сохраняются вера, вероисповедные обряды, патриархальный уклад жизни и традиционные занятия (земледелие, рыболовство, охота и кустарное промыслы). Стабильность и устойчивость традиционного вероисповедания и уклада жизни способствуют сохранению языка старообрядцев.
      Старообрядческие говоры Приенисейского региона имеют две основы: севернорусскую – Средний и Нижний Енисей, Приангарье (миграционные потоки шли по северу, преимущественно с Керженца); южнорусскую – юг Приенисейской Сибири (ссыльные и переселенцы из южных регионов европейской части России продвигались по югу Сибири, через Алтай).
      По мнению Е.С. Бойко, «русские говоры староверов подразделяются на 2 группы: "акалыцики" – районы средней и южной котловины Енисея Красноярского края, Хакасии и Тувы; "окальщики" – север и Приангарье» [Бойко 1998: 712]. По мнению лингвиста, «к общим чертам относятся произношение гласных под ударением, ряд черт, сформировавшихся под влиянием церковнославянского языка» [Бойко 1998: 712].
      Языковая среда для А.К. Лыковой – этноконфессиональная, что является определяющим в формировании и функционировании языковой личности. «В общении с другими людьми человек живет, постоянно приобщаясь к сознанию, к со-вести, т.е. к коллективному знанию, "соборному ведению", социально-историческому опыту своего народа» [Журавлев: электронный ресурс]. Для исследуемой ЯЛ коллективное «co-знание», «со-весть» ограничивались семейным кругом, социальный опыт народа, социальный опыт православной конфессии – старообрядчества усваивались от родителей. ЯЛ, сформировавшаяся в микросоциуме в условиях отсутствия постоянных контактов с основными носителями русского языка, в отрыве от этносоциальной (конфессиональной) среды, несет в сознании исторический опыт предыдущих поколений.
      «Социокультурная среда», – по словам В.Д. Лютиковой, – «является важным фактором формирования языковой личности» [Лютикова 2000б: 44]. По мнению В.Д. Лютиковой, «в языковой личности как системном качестве носителя диалекта выделяется социотипическое (его характеризует преемственность)» [Лютикова 2000б: 37]. Как нам представляется, на язык старообрядцев влияют следующие факторы:
     1) религиозное мировоззрение;
     2) конфессиональная замкнутая среда;
     3) особое мировосприятие, сформированное на текстах Священного писания;
     4) обостренное самосознание, сложившееся под воздействием репрессивных мер;
     5) необходимость самосохранения, защиты культурно-духовных ценностей от иного влияния.
     Названные факторы обусловили устойчивое сохранение сакрально-богослужебной лексики в старообрядческой среде. Изучаемая нами языковая личность – Агафья Лыкова, представитель этноконфессиональной среды, обладает особым мировосприятием, основанным на текстах Священного писания. В ее словарном запасе значительное количество слов направлено на выражение миропонимания верующего человека. Условия, в которых сохранялся и развивался язык членов семьи, отличались особенной «витальностью» – «термин из социолингвистики, используемый для описания сложных условий сохранения или смерти языка» [Штайнке 2003: 156]. К. Штайнке рассматривает 2 примера сохранения среди славян религиозными группами своего родного языка в иноязычной, в иноверующей среде [Штайнке 2003: 155-157]. Старообрядцы, бежавшие из царской России, и банатские болгары, покинувшие Болгарию во время османского ига, сохраняли на чужбине веру и свой родной говор. Русский литературный язык в то время еще только начинал формироваться и был старообрядцам незнаком. Схожей была ситуация банатских болгар, исповедующих католицизм, покинувших Болгарию задолго до возникновения там новоболгарского литературного языка. Обе группы могли сохранить соответственно только свой говор. Для дальнейшего языкового развития обеих групп вплоть до XX в. решающим было то, что контакт с исторической родиной был разорван по религиозным причинам. Обе группы отличались «высокой этнолингвистической витальностью». Говор, привезенный с исторической родины, функционировал в обеих группах до сер. XX века. В 50-е гг. XX в. введение обязательного преподавания русского языка в школах, изменение условий жизни (урбанизация, технический прогресс...), распространение смешанных браков стали угрожать дальнейшему существованию их говоров, сохранившихся лишь благодаря религии в течение нескольких столетий. Штайнке видит в этом «языковой конфликт», оказывающий «негативное влияние на дальнейшую витальность» говоров [Штайнке 2003: 157].
      Можно провести аналогию с примером сохранения старообрядческого говора А.К. Лыковой (единственным представителем семьи в наши дни). Семья Лыковых, также как рассматриваемые религиозные группы,
      1) самоизолировалась по религиозным причинам;
      2) находилась определенный исторический временной отрезок (с 1937 по 1978 г.) в изоляции (редкие встречи с охотниками и рыбаками главы семейства и братьев не могли оказать существенного влияния на говор);
      3) претерпела вторжение в микросоциум иноверующих ("нестарообрядцев");
      4) подверглась влиянию литературного (общенародного) языка на говор в результате появления контактов с основными носителями русского языка.
      Изменились условия функционирования и сохранения говора. На данном этапе просматривается ситуация, обозначенная К. Штайнке как «языковой конфликт», в этой связи функционирование говора семьи .Лыковых нужно рассматривать в следующих временных границах:
      1) до 1937 г.;
      2) 1937-1978 гг.;
      3) 1978-1988 гг.;
      4) 1988-по нынешнее время. Определяющей границей временных отрезков является 1988-й, а не 1978 год (дата «обнаружения» старообрядческой семьи геологами и появление контактов с основными носителями русского языка), по той причине, что это дата смерти К.И. Лыкова; после смерти тяти у единственного представителя семьи отшельников не стало условий для поддержания языковых традиций, общение только с основными носителями языка создало новые условия для функционирования говора. Изменения произошли и в устной и в письменной речи ЯЛ: В лексике АЛ слова из активного словарного запаса переходят в пассивный: в устной речи (такие как лани – ‘прошлым летом’, имануха – ‘коза’ и др.,), в письменной речи (водание – ‘дар; воздаяние’, лжеспослушесво – ‘лжесвидетельсво’ и др.). Способности АЛ в усвоении всего нового (знаний о мире, явлениях, предметах), воспринятые окружающими как исключительные качества одаренного, неординарного человека, стали тем фактором, который, оказывает «негативное влияние на дальнейшую витальность» говора семьи Лыковых [Штайнке 2003: 157]. ЯЛ развивается, меняется и язык, многие особенности языка нивелируются под влиянием письменной и устной речи основных носителей русского языка. По рассказам участников экспедиций к Лыковым в 80-е гг. отмечалось последовательное употребление в речи отшельницы архаизмов, церковнославянизмов, диалектных слов (Л.С. Черепанов, Э.В. Мотакова, Ю.П. Чернявский), а в речи современной АЛ данное явление наблюдается в меньшей мере.
      Пример идиолекта Агафьи Лыковой уникален тем, что ЯЛ сформировалась вне естественной языковой среды, развитие устной речи ограничивалось семейным общением, письменной – чтением старообрядческой литературы. С появлением естественной языковой среды, вначале нечастых контактов с людьми, затем более тесного общения, устная и письменная речь Агафьи претерпевает изменения. Сама Агафья Карповна понимает, что её речь отличается от речи гостей, также она понимает, что слова выполняют разные функции, в её понимании это звучит так: по писанню и по-народному [Приложение 3: 30]; называя лечебную траву, добавляет, а по-наусьному /научному/ так... (влияние речи участников экспедиций на Еринат); рассказывая о географическом районе проживания уточняет, мы гаварим Туйдай, а на плану /карте. – Г.Т./ это Катижан [Приложение 3: 32]. Во время экспедиционных наблюдений зафиксирован фрагмент, отражающий языковое сознание, передающий восприятие старообрядкой языка своей семьи:
      – Агафья Карповна, а вот у вас тятя и мама одинаково говорили?
      – Адинако.
      – Тятя говорил – окал, говорил "они", а мама говорила "ане", так?
      – Ну, если маленько наречие переменишь, чё...
      – Наречие переменишь?
      – Едак, "они", "ане" – это адно почти и то же /так в речи/ (по материалам экспедиции 2003 г.).
      ЯЛ обладает острым фонологическим слухом, в устной речи это отражается в точном повторении, произношении новых для нее слов, услышанных от собеседников, в письменной речи – в безошибочном графическом воспроизведении сложных для нее слов с письменных текстов: мєновазин (с коробки из-под мази), инструкция (с памятки к ветровой осветительной установке). Ср. итьти /идти/, воспитаньникамъ /воспитанникам/ и т.д. В данном случае можно говорить о новом этапе функционирования русского языка у конкретного представителя нетипичной языковой общности.
      Итак, старообрядческая языковая среда, в которой формировалась и функционировала ЯЛ, характеризуется следующими особенностями:
      во-первых, это среда конфессиональная, отличающаяся особым религиозным мировоззрением, самоорганизацией и замкнутой системой;
      во-вторых, самоизоляция семьи от окружающей ее языковой среды на полвека, в результате которого говор развивался вне диалектной среды;
      в-третьих, сохранение старшим поколением семьи диалектных особенностей двух диалектных систем: севернорусской (отцом – Карпом Иосифовичем) и южнорусской (матерью – Акулиной Карповной);
      в-четвертых, появление контактов с основными носителями русского языка и возникновение, в связи с этим, новых условий функционирования говора семьи;
      в-шестых, появление опасности исчезновения семейного говора ввиду того, что остался единственный её представитель.

      § 2.З. Экстралингвистические факторы формирования языковой личности А.К. Лыковой.
      Анализируемые лингвистические источники – письма старообрядки, выросшей в микросоциуме, поэтому нужно учитывать экстралингвистические факторы формирования нетипичного носителя русского языка.
      Семья Лыковых выбрала путь отшельничества по религиозным и социальным причинам. В 1929 году во время коллективизации в Тишах (небольшое старообрядческое селение в верховьях реки Большой Абакан) появился К. Кукольщиков с поручением создать рыболовецко-охотничью артель: Лыковы ушли дальше в отшельничество на приток Большого Абакана – Каир-су. Из Тишей уехали потому, что артель рыбальна завелась, расхождения в вере не было [Приложение 3: 9]. Ф.И. Самойлов, выросший в Тишах вместе с Карпом Иосифовичем, подтверждает, что именно из-за неприятия порядков в только что созданном колхозе «Пограничник» Лыковы откочевали вверх по Абакану. Но они поддерживали связь с тишинцами. По воспоминаниям Анисима Никоновича Тропина, родственника Агафьи по материнской линии, три брата Лыковых – Степан, Карп и Евдоким приходили в Тиши в 1932 году, там был общий молебный дом (молельный) [Приложение 3: 6]. Л.С. Черепанов со слов К. И. Лыкова рассказал о том, что вместе с Лыковыми в отшельничество ушел отец Ефимий – духовное лицо, его направил отец Амфиохий (наставник старообрядческой общины в селении Тиши) для того, чтобы у них был человек, кому они могли исповедоваться. В 1929 году он /Ефимий/ ушел вместе с ними и погиб, утонул в реке [Приложение 3: 39]. Факт наличия духовного наставника в Тишах, где они раньше жили, подтверждает и рассказ АЛ: Тада уш как заболел савсем-то, к атцу Ефрасшу на пакаянне схадил. Атец Ефрасин елуторский /ялуторовский. – Г.Т./ был, и Никифор тоже елуторский – все ане земляки. Схадил на пакаянне к атцу Ефрасину, атец Ефрасин причастил его, тайнами [Приложение 3: 12]. Была в семье Лыковых и. обустроенная в тех условиях молельня /место, отведенное для богослужений. – Г.Т./: Да идиш /видишь/, с тятей-то жили, я всё там устроила, налой /аналой/ был, всё своё, и полочки. А патом всё нарушенного, там апеть всё заново, курящи жили всяки /гости стали приходить на Еринат. – Г.Т./. Тада боле я в её не пошла /в избу. – Г.Т./ [Приложение 3: 9].
      Эти факты (наличие молельни, духовного наставника) и другие особенности жизни семьи Лыковых опровергают неоднократно озвученную и опубликованную версию журналиста В.М. Пескова о том, что Лыковы относятся к «секте бегунов-странников» [Песков 1983: 42].
      Из святых таинств в семье Лыковых, по словам А.С. Лебедева, «приемлют все церковные таинства» [Лебедев 4.4: 1], в том числе и священство, доказательством чему служит наличие в семье Лыковых Святых Даров, которыми причащались. По признанию Агафьи Карповны, Святые Дары от прабабушки Вассы с Иргизского монастыря. Сама старообрядка называет следующие таинства: На малитве пред образом божиим каждому християнину должно на всякий день седьмщу церковных тайнинства заключается христианский закон первое крещение, втарое миропомазание, третие исповедание, четвертое причащение, пятое священство, шестое – законный брак, следующий исо /еще/ там седьмо то аставлен [Приложение 3: 7]. Лыковы вынужденно остались в "беспоповстве", как и остальные "часовенные", семья Лыковых – относится к "часовенному согласию".
      Сакральность у старообрядцев распространяется не только на вероисповедную сферу, но и на бытовую жизнь. Сращенность духовной и бытовой сторон жизни старообрядцев отмечалась рядом исследователей. Так, по словам Е.С. Данилко, «неразделенность в сознании старообрядцев бытовых и сакральных сторон жизни придавала религиозную окраску многим бытовым явлениям. Молитвой символизировалось начало и завершение всех хозяйственных работ, существовала традиция обязательного благословения младших членов семьи старшими перед выходом на улицу, перед отправлением в дорогу и т.д. С молитвы начиналось каждое утро» [Данилко 2001: 90]. Некоторые из названных особенностей (начало важных дел е молитвы, благословение перед дальней дорогой и др.) присущи всем православным верующим, включая "нестарообрядцев", но в старообрядческой среде они сконцентрированы, возведены в культовые традиции, сохранены и поныне. Сакральность мировосприятия в конфессиональной среде отражается в лексике членов социума.
      Сакральность старообрядки Агафьи Лыковой проявляется в следующих моментах:
      – вероисповедных обрядах;
      – отношении к Священным текстам;
      – грамотности;
      – книжности;
      – отношении к труду;
      – отношении к воде;
      – отношении к пище и посуде;
      – отношении к огню;
      – отношении к одежде.
      1. Сакральность проявляется в вероисповедании.
      Все, что касается веры, богослужебных обрядов, для отшельницы не простые житейские традиции, а святое дело (духовное дело), которое должно сопровождать человека всю жизнь. Повседневно неукоснительно в строгом соответствии с религиозными канонами должны соблюдаться правша (ежедневные моления по Уставу, чтение текстов Священного писания и т.д.). Правша касаются распорядка дня и в бытовой жизни, сакральность наблюдается даже в деталях, так у Лыковых строго разграничиваются сферы использования "живого огня", зажжение свечи огнем, добытым кремнем, а разжигание печи серянками (спичками, изготовленными из живицы) и т.д. На вопрос писателя Л.С. Черепанова, руководителя многих экспедиций на Еринат, «где доставали кремень?» отшельница отвечает: Кажнай год пападают на дресве [Приложение 3: 14]. В наши дни с явлением разграничения сферы использования серянок во время культовых отправлений и спичек промышленного производства в повседневных хозяйственных делах мы сталкивались в среде старообрядцев, проживающих в районе Обь-Енисейского канала (по материалам экспедиции 2006 г.). В языке старообрядки значительное количество слов представляет лексику вероисповедной сферы: Исус, Владычица (Богородица), причастие, благой, наставник и др., при этом представлены словообразовательные гнезда (крест, креститься, крестный, креститель, крещение; молитва, молиться, замолить, намолиться, моление и др.).
      2. Сакральное отношение наблюдается к текстам Священного писания.
      Тексты Священного писания обладают святостью, сакральностью. Е.С. Семенова пишет: «Слово Священного писания сохранило сакральность, в нем заложен богатый воздействующий потенциал. Употребление библейского слова проецирует идеи святости, сакральности на всё, что имеет, отношение к Библии и религиозному культу» [Семенова 2003: 10].
      Мировоззрение православных христиан опирается на евангельский круг идей и образов, священные тексты несут божественную истину, на них зиждется религиозное и бытовое сознание старообрядцев, «...вера предполагает обязательную опору на Книгу, на Писание и особое к ним отношение ...» [Агеева 2001: 96]. В любом социуме происходит взаимовлияние личности и общества, человек оказывается зависимым от стандартов, сложившихся в конкретной общности людей: формирование личности происходит под влиянием общественных отношений. Тексты Священного писания имеют для старообрядцев философский смысл, в них сконцентрированы подлинные знания об окружающей действительности. В старообрядческом микросоциуме тексты Священного писания являются источником знаний о мире, на них формируется религиозное и бытовое сознание. Проживание семьи Лыковых в изоляции наложило отпечаток на мировоззрение ее членов. Все происходящие в жизни события Лыковыми соизмерялись с библейскими сказаниями, нравственные принципы, мораль, внутрисемейные отношения, поведение в быту основаны на библейских заповедях. Достаточно примеров употребления цитат из Священного писания (Е.Н. Прибытько определяет их как "библеизмы" – «слова, устойчивые сочетания и более крупные фрагменты текста, прямо или опосредованно восходящие к тексту Библии (или библейским сюжетам)» [Прибытько 2002: 13]) и в устной, и в письменной речи. В устной речи Карп Иосифович Лыков постоянно подтверждает свой рассказ о жизни семьи цитатами из «Библии» и «Поучений...» святых отцов, например, об октябрьском перевороте он говорит: как сказано в Библии, и восстанет народ на народ... [Приложение 3: 19], в священных текстах звучит: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; будут и болезни и голод, и землетрясения...» [«Евангелие от Матвея», гл. 24, ст. 7; от Марка, гл. 13, ст. 8; от Луки, гл. 21, ст. 10. – Г.Т.]. Агафья Карповна также последовательно употребляет в своей речи фразы из Священных книг, примеров тому много: рассуждая об устройстве мира, она приводит фразу неизмерима есть небесная высота, не испытана преисподняя глубина, незасведана божия таинства [Приложение 3: 3]; о предсказываемом конце света, Агафья Карповна в интервью с фотографом Н.П. Пролецким изрекает: Сказано в Писании и станет земля беле снега, на просьбу Николая Петровича пояснить фразу, она уточняет: земля сгарит, не будет жизни; медику И.П. Назарову Агафья Карповна говорит: Врач да исцелися сам, тождественная фраза имеется в священных текстах: «Врач, вылечи себя самого» [«Евангелие от Луки», гл. 4, ст. 23. – Г.Т.]. В письмах Агафьи Лыковой также наблюдается употребление текстов Священного писания: самоє главноє дєло чтобы вдому миръ бывъ илюбовъь исамъ гдь рєчє ащє кто миръ и любовь мєжду собой вождєржитъ той бєзтруда спасєтся (из письма Ленковым в Пермскую область, 24 февраля 1989 г.); но я прослушава єво тогда єму сказава вамъ надо обратитса ввєру єрофєю итєбє пока врємя єсть были напохороны посмєртибо нєсть покаянїя (из письма Тропиным в Килинск Таштагольского района Кемеровской области, без даты) и т.д.

      Многие изречения Агафьи Карповны выступают как произвольные индивидуальные воспроизведения библейских цитат, чаще 10 главных заповедей: ко какъ я грєшна тому достойна клєвєщи намєня, самъ нєвєдатъ что творитъ, идругихъ вводитъ вгрєхъ оклєвєтаниє смєрть души, лжа бo єсть пєрвый грєхъ ирємєство дияволє, (из письма Тропиным). лєто тропинъ и в мнє говоривъ я снародомъ никогда правду ниговорю авсєгда говорю ложно амнє всєгда вєрятъ говоритъ, мои рєчи єсли чємъ ложно говорить то лучшє молчать, аєсли говорить дакъ надо правду какъ хртовата заповєдь овсякомъ празднє словє отвєтъ дамъ вдєнь судный страхжє судный єсть намъ токмо слово тщє («Евангелие от Матвея», гл. 12, ст.36. – Г.Т.); вєту суботу много єму говорила чистоты нєставъ брєкси ноивобщє всє онъ намєня тогда говоритъ надо Убить такова чєловєка я єму тогда говоришъ Убить, нєУбойтєся w^тУбивающихъ тєла душижє нємогущихъ коснутися єй глаголю вамъ тoro Убойтєся имущаго власть Убити ипоУбиєнии воврєщи вдєбрь огнєную тoгo Убойтєся («Евангелие от Матвея», гл. 10, ст. 28. – Г.Т.), лутчє всєго сємъ лишнє говорить вмєсто єтова молитву воустєх дєржать ивсєгда смєртины часъ имєєт вотъ намъ что стоє /святое/ писаниє говоритъ (из письма Агафьи Ленковым Николаю Алексеевичу и Матрёне Савельевне от 24 февраля 1989 г.). Ср. в «Книге Еккл.» 5,1-2 (Г.Т.): Нє торопись языком твоимъ и слова твои да будут нємноги, ибо какъ сновидЕния бываютъ при множєстЕ заботъ, такъ голосъ глупаго познаєтся при множєствє слов; молясь, нє говоритє лишнєго, как язычники («Евангелие от Матвея», гл.6, ст.7. – Г.Т.).
      В цитатах из священных текстов употребляется церковнославянская лексика (ащє, во, ижє, воврєщи и др.). Последовательное употребление изречений из Священных текстов в речи Агафьи Карповны, как и Карпа Иосифовича, связано со следующими причинами:
      1) особым мировосприятием этноконфессиональной среды;
      2) миропониманием, основанным на догматах Священного писания;
      3) проживанием в отшельничестве.
      3. Среди старообрядцев отмечается всеобщая грамотность.
      Понятию "грамотность" в старообрядческой среде придается особый смысл, в него вкладывается не только умение читать и писать, "грамотность" с точки зрения старообрядца – владение определенным багажом знаний о мире через восприятие текстов Священного писания. Как пишет Е.С. Данилко, «Одним из механизмов трансляции религиозного опыта, регулируемым общиной, являлось обучение подрастающего поколения необходимым начальным навыкам: знакомство с духовной литературой, музыкальная грамота, чтение церковнославянских текстов» [Данилко 2001: 90]. Из поколения в поколение передавались религиозные знания, духовная культура, чаще происходило это в семьях. Исторические документы свидетельствуют о том, что «грамотные» кельи, в которых, совмещалось обучение грамоте и переписке книг, были в мужском и женском монастырях (в конце XVIII – начале XIX в. на Лексе /Выговская пустынь/ было даже две таких кельи)» [Серебрякова, Юхименко 1994: 14].
      В семье Лыковых все были "грамотными" людьми. Читать детей учила мать – Акулина Карповна. По воспоминанию Агафьи Карповны, в семье две азбуки было старинных. Ну, читать-то я училась там пяти лет. С шести лет стала читать псалмы, – признаётся Агафья Краповна. Грамоте учили и по «Псалтыри», Б.А. Успенский отмечал: «следует иметь в виду, что Псалтырь была не только богослужебной, но и учебной книгой», «поэтому издания Псалтыри обычно сопровождались поучениями» [Успенский: электронный ресурс]. Ответ на просьбу объяснить, как учились читать, звучит так: В начале не буквы, а слово, буквы это счёт (славянские цифры обозначались буквами. – Г.Т.), Сорок слов перво (в кириллической азбуке каждая буква имела своё название – слово: аз, буки, веди и т.д. – Г.Т.), а патом там по два слова (по слогам. – Г.Т.) [Приложение 3: 5].
      По мнению АЛ, мало уметь читать и писать, нужно владеть духовным делом, чтобы стать "грамотным" человеком, о своих родителях она вспоминает: Мама-то была грамотнай, отец всю службу знал [Приложение 3: 33]. Л.С. Черепанов вспоминает фразу, сказанную старообрядкой в ответ на не понимание гостем привычных для нее познаний: грамотным надо быть (образованному человеку! – Г.Т.). У друга детства К.И. Лыкова – Ф.И. Самойлова, прожившего жизнь в социуме (воевал, был репрессирован, работал на производстве), грамотность не олицетворяется со знанием Священного писания, богослужебных законов, как у Лыковых. На вопрос «была ли Акулина Карповна грамотной?», был получен ответ: Какая же она грамотная, никакого образования, необразованные были они, разве только по-церьковному [Приложение 3: 39]. Такое же восприятие понятия грамотный наблюдается и у А.Н. Тропина (старообрядца, родственника АЛ): Какие у меня могут быть претензии неграмотного человека? [Приложение 3: 6]. Подобная картина представляется в старообрядческой среде в Прибалтике: «Старообрядцы, по их собственным словам, говорят не по грамматике, а по-простому, отсюда и расхождения между словами литературного языка и диалектными. “Грамотный и простой и сейчас-тo не тасуются" (Зар.), – философски отмечают старообрядцы, хотя нередко знают литературные синонимы диалектных слов и обычно воспринимают свой говор и литературную речь студентов как разновидности одного языка» [Синочкина электронный ресурс]. "Грамотность" Ф.И. Самойловым, А.Н. Тропиным и прибалтийскими старообрядцами связывается с образованием, а у Агафьи Лыковой данное понятие входит в сферу сакрального, это – знание духовного дела и церковнославянской грамоты. АЛ с большим удовлетворением отмечает в разговоре со Л.С. Черепановым знание лингвистами из Казанского города (КГУ), побывавшими на Еринате, знание церковнославянской грамоты: Исо /еще/ читать могут! [Приложение 3: 7].
      4. Сакральность проявляется в отношении к книгам, книжной культуре.
      В старообрядческой среде особое отношение к книге, как и к предметам религиозного культа (иконам, крестам, лестовкам...), к текстам Священного писания, это – символы преемственности древлеправославной веры, «книга – это святыня, ее нельзя рвать, брать немытыми руками...» [Бойко 1997б: 29]. «Как одну из форм проявления, религиозности у старообрядцев, – пишет Е.С. Данилко, – «необходимо отметить отношение к старопечатным книгам и иконам дониконовского письма как к непременным атрибутам старообрядческой культуры, символам преемственности древних традиций. Они, как маркеры культуры, могли выступать в роли своеобразного разграничителя между "своими" и "чужими" (запрет "чужакам" притрагиваться к старым книгам, молиться на иконы) [Данилко 2001: 90].
      О мировосприятии старообрядцев А. Щапов писал: «Старая вера, старые обряды, старые книги раскола – это характеристический символ, выражение умственной жизни большой части нашего народа, мера, заповедный, заколдованный круг его мыслительности» [Щапов 1906: 173].
      Старообрядцы читают священные тексты на церковнославянском языке, который среди них больше ценится, так как церковнославянский считается языком сакральным, языком для общения с Богом, из новых изданий текстов Священного писания старообрядец предпочтет репринтное издание на церковнославянском языке. По словам Б.А. Успенского, «церковнославянский язык понимался на Руси не просто как одна из возможных систем передачи информации, но, прежде всего, как система символического представления православного вероисповедания, т. е. как икона православия» [Успенский: электронный ресурс].
      Чтение священных книг является одним из главных занятий в жизни истинных старообрядцев: «Каждый истинный христианин имел в себе «разум Христов» и понимал глубинный сакральный смысл всего написанного и сказанного. Цитаты из Священного писания и сочинений известных отцов и наставников создавали необходимую сакральную глубину смыслов, поскольку именно в них находился подлинный источник знания о мире» [Головкова 2002: 162].
      Воспитание в семьях основано на чтении религиозной литературы, наставником в этом процессе выступает старшее поколение. В старообрядческой семье Лыковых, проживающей в саянской тайге, наставником для детей являлся глава семейства Карп Иосифович. Много времени уделялось служению Богу, чтению молитв, старообрядцы считают: «чтение – это общение с Господом» [Головкова 2002: 30].
      «В семьях староверов сохранилась такая забытая, благодатная традиция как чтение вслух в кругу семьи по праздникам. Подобная практика чтения, равно как и молитва, учит сосредотачиваться... Так, исподволь открывается человеку простая нравственность жизни: что не от Бога, то от дьявола, когда малейшая оплошность против правил считается бесовской победой над человеком, как говорят «враг дьявол обладал». Любой взрослый старовер начитан, и в речи своей часто использует цитаты из прочитанных книг, а примерами из жизни святых объясняет нашу жизнь, берет их за образец» [Головкова 2002: 30-31].
      В период гонений старообрядцы спасали, прежде всего, реликвии. Известны случаи нахождения в сибирской тайге геологами тайников со старообрядческими книгами и иконами во ІІ-й пол. XX века. Большим бедствием для семьи Лыковых стал пожар во время перехода на новое место жительства, во время которого вместе с вещами сгорели книги и кресты: Пака плавали назад-то, плывут, ну увидали дым, тада где сварили ето астался агонъ-то пад карешком не залился, патом де шаило, шаило /тлело. – Г.Т./ до кёдер-то дашаило. Ане-то /они-то/ были таки кедры-то гаварили, дуплины были, тада падгарели кедры, тада на ящик пали, тада по кедрам-mo дашел агонь-то, кедры сгарели и ящик сгарел сё /всё/ вместе. Там было у их много кож деланы и не деланы /имеется в виду кожа домашней выделки. – Г.Т./, тавар был запасенный, две книги было «Цветник» был, «Псалтырь», да исо /еще/ «Канунник» гаварил неизвестно где, то ли дома астався, патерялся или тут забыл. Крестах было много насить, иголок много было запасено шиться, всё сгарело тут у их. Тада остались, ни товару, нисё не асталось [Приложение 3: 3].
      У Лыковых ныне имеются старинные книги, сохраненные в годы отшельничества. По наблюдениям участников многих экспедиций (Э.В. Мотаковой, И.П. Назарова, Л.С. Черепанова, В.С. Маркелова), в доме хранилось свыше 20 книг, среди них «Златоуст», «Общая Минея», «Часовник», «Пролог», «Страсти Христовы», «Семидесятник». В наши дни старообрядка больше беспокоится не о своей жизни, а о культовых предметах и книгах Священного писания: ...Но ежлих едак это дело палучится, мине исё нудится /мне еще трудно будет/ паследне-де капле делать-то, патом да канца слягу, как братка себя давёл и мине также ежлих давести себя, тады козы все помрут, а я-то вынесу, не вынесу, патом козы памрут, тада медведь придет, сперва коз съест всех, патом варвется в избу и все книги и иконы всё нарушает, всё бажество нарушит тада [Приложение 3: 2].
      Сакральное отношение к книге проявляется у Агафьи Лыковой в восприятии семантики данного слова, «книга» употребляется исключительно в отношении текстов Священного писания.
      5. Сакральность выражается и в отношении к труду.
      Среди старообрядцев особое отношение к труду: вера в Бога и трудолюбие – основа жизни и для Лыковых. Человек должен в поте лица добывать свой хлеб, пустословие – грех: овсякомъ празднє словє отвєтъ дамъ вдєнь судный (41,7), Праздный да не яст, что ежлив делать /дела – трудиться. – Г.Т./ или малиться Богу [Приложение 3: 11], ибо, как учат святые отцы, «вера без дел мертва» (Иак. 2,20. – Г.Т.).
      Усердие в физическом труде присуще любому истинно верующему человеку, при этом старообрядец помнит слова отца Дорофея (преподобный авва Дорофей жил в конце 6 – нач. 7 в. н.э. в Египте, г. Аскалон; монах, аскет, настоятель созданного им монастыря и автор многочисленных поучений, обращенных к монашеской братии и популярных в восточном христианстве): «Труд смиряет тело, а когда тело смиряется, то вместе с ним смиряется и душа». Все свои дела старовер делает во славу Божью, а не в свое тщеславие, и ждет за них награды не у людей, а у Бога. Труд не самоцель, до крайности урезанные потребности, обостренное понимание суетности земных забот складывают у старовера взгляд на физический труд как на хоть и необходимую, но низшую ступень на пути угождения Богу. Эти заботы помогают отвлечься от дум о грешных удовольстиях, а так же и от самих этих удовольствий...» [Головкова 2002: 52]. Часто цитирует цитаты из «Слова аввы Дорофея» и Агафья Карповна. В обстоятельствах, в которых оказалась семья Лыковых, труд являлся жизненной необходимостью, иначе семья бы не выжила. Вера в Бога и трудолюбие, житейская мудрость и природная смекалка главы семейства помогли выжить отшельникам. В семье Лыковых было распределение обязанностей: Наталья (старшая дочь) по дому хозяйничала, сыновья: Димитрий отвечал за рыбалку, Саввин – за заготовку дров, Агафья молилась и смотрела за огородом, все помогали друг другу. Агафья рассказывала: Я всё малилась, в празники все вместе, в будни-то кто на дела, а кто молится, без работы никак не праживёшь [Приложение 3: 32]. Л.С. Черепанов отмечает моменты, отражающие сакральное отношение к труду старообрядки А.К. Лыковой: А еще мне довелось увидеть такую картину: вскопали огород с ребятами с Алтая, Агафье оставалось только засеять овсом /огород. – Г.Т./ для корма животным. Как она сеяла: взяла лукошко, какие раньше были, горстями брала овес и бросала по вертикали, затем пересекала эту вертикаль по горизонтали, получался крест. Вот так она засеяла весь огород [Приложение 3: 39].
      6. Сакральность наблюдается в отношении к воде.
      У многих народов вода имеет сакральный смысл, так как несет жизнь. Глубинные корни такого отношения к воде современным человеком забыты. В старообрядческой среде сакральное отношение к воде сохраняется, свидетельством чему могут стать следующие примеры: А еще был случай, мы помогали Агафье, должны были выкопать картошку. Мы с ребятами, нас была целая орава, человек шесть мужиков, спрашиваем: «Где тут у тебя, Агафья, ведра, мотыги», и пошли в гору. Она нас окликнула: «А руки-то вы помыли»? Мы должны были вернуться и вымыть руки. Сама она ходит на Еринат /река/ за водой, обязательно в чистое одевается. Прежде чем зачерпнуть воду, перекрещивает ее [Приложение 3: 39]. Подчеркивается магическая, очистительная сила воды. К воде, также как и к посуде, допускаются только старообрядцы, притом строгие:
      – Воду, воду с Ерината на берегу вазьму и там сварю.
      – И весь день проводила на берегу?
      – Сколь там заутренню в избе атмалюсь, патом сколь паатлежусь едва, да патом уш кады маленько паатлежусь, паатрадне мало, тада уйду туды на реку, тада там сварю, паабедаю, а вечером-то там уш /уж/ всяко приходилось.
      – А почему Ерофей /бывший бурильщик, геолог. – Г.Т./ воду тебе не принёс?
      – А он идиш /видишь/, живет в полном вмешательстве /не придерживается правил. – Г.Т./, его и до пасуды нельзя дапустить. Печь-то прасту затопит /не для выпекания хлеба, а для отопления избы. – Г.Т./, а вады-то никак. Я только вот принасила што в рукамойку так памалёхочку в маленькай пасудинке, там на дёнышке /донышке. – Г.Т./ [Приложение 3: 9].
      Во время поездки в Килинск – старообрядческое селение на Алтае, где проживают родственники по материнской линии, АЛ сильно заболела и не могла ходить за водой на речку, даже в такой ситуации она не отступила от правил, воду ей приносили християне (старообрядцы. – Г.Т.) в её же битончике: Тады я там жила, у ей шетыре ночи нашевала. По воду ане хадили на радник, то сама она сходит, то дочь нашлет по воду с маим битончиком [Приложение 3: 3].
      Отношение А.К. Лыковой к воде как святому явлению отмечает и Э.В. Мотакова (художник, г. Красноярск): Агафья ходит по воду на Еринат сама, никому не доверяет это дело, если даже тяжело больна; несет ведра осторожно, чтобы не пролитъ ни единой кати (из частных бесед с Э.В. Мотаковой). Также осторожно, опасаясь пролить хоть единую каплю, носят воду из реки при заполнении купели для крещения старообрядцы "часовенные", проживающие в районе Обь-Енисейского канала, в случае попадания капель воды на пол при крещении, фрагмент половой доски вырезается и сжигается (по материалам экспедиции 2006 г.). В среде "часовенных" обряд причастия осуществляется Богоявленской водой (не вином и хлебом, как в официальной православной церкви). Сравнение фактов говорит о том, что у отшельницы сакральное пространство шире: если на Среднем Енисее традиция соблюдается только во время проведения культовых отправлений (обряда крещения), то у Агафьи Карповны это распространяется и на повседневную бытовую жизнь.
      7. Сакральность в отношении к огню.
      Названные ранее факты строгого разграничения Лыковыми сферы использования огня, добытого разными способами (кремнем и серячками), и другие примеры свидетельствуют о сакральном отношении к огню.
      Л.С. Черепанов вспоминает следующие моменты экспедиционных наблюдений: Хлеб печёт /Агафья Карповна/, отодвигает в сторону спички, берет в руки кремень и кресало, добывает огонь. Ей нужен живой огонь, вот этот огонь, добытый кремнем и кресалом – живой, потому что святое дело должно быть святым, а святым делом считалось испечь хлеб. Это очень важно, Агафья всегда относится к тому, что связано с пищей, свято... [Приложение 3: 39].
      8. Сакральность в отношениях к пище и посуде.
      Пища и посуда в миропонимании старообрядцев имеют особую значимость, связано это с бинарным мышлением, делением на "своих" и "чужих". Пища должна быть от Бога (та, что на земле произрастает. – Г.Т.), выращена, приготовлена своими руками. «В Уставе» богослужения на каждый день помимо указания имен поминаемых святых /Святцы/ есть устав на пищу, в котором предписано, когда и что можно вкушать. Есть не за столом в неназначенное время грешно, за каждую ягодку помимо обеда ответите» [Головкова 2002: 32]. Известен факт деления посуды старообрядцами на несколько категорий: в среде "часовенных" на Малом Енисее в домах имеют три полки – для строгих староверов, нестрогих и отошедших, на Обь-Енисейском канале – четыре полки с посудой (чашки для чистых, мирских, оглашённых (прочитавших первое прощение и готовящихся ко второму прощению, с тем, чтобы войти в братию. – Г.Т.) и кадровых (состоящих на государственной службе. – Г.Т.). По словам старообрядцев. Люди, не крещённые в нашей вере, они не должны трогать посуду чистую, потому что некрещеный человек поганый. Если человек /чужой. – Г.Т./ посуду берет, то посуду должны нести к наставнику, чтобы он покадил и исправил (по материалам экспедиции, июнь 2006 г.).
      Материалы по истории семьи Лыковых свидетельствуют о том, что Лыковы строго придерживались правил, предписанных «Уставом» в отношении пищи и посуды. Об этом говорят многие детали их быта, например, случай, связанный с поездкой АЛ на Горячий Ключ (лечебный источник, по ее убеждению излечивающий заболевания), во время которого она оказалась без своей посуды, так как торопилась на вертолет. С большой горечью старообрядка рассказывала о тяжком грехе:
      – Я-то уехала, видиш, ни чашки, ни крушки, я с ей с адной чашки ела и сё /всё/.
      – С дочерью Галины Николаевны?
      – Ну, каво, чашка адна и лошка адна у нас, я-то ни чашки, ни крушки не брала.
      – Ну, ничего страшного, а сколько потом надо помолиться, чтобы снять этот грех?
      – Шесть недель, сорок лестовок... [Приложение 3: 4].
      9. Сакральность в отношении к одежде.
      Старообрядцы всегда серьезно относились к своему облику, в соответствии с требованиями христианского вероучения в человеке должны быть «образ и подобие» божии (Быт. 1, 26, 27. – Г.Т.), особые требования существуют к молитвенной одежде и в наши дни. По установившейся традиции следует носить одежду благопристойную в соответствии с чином, положением и полом; у женщин плечи и руки должны быть прикрыты, платье до щиколоток, мужчины в рубашках-косоворотках. В храмах полагается молиться: мужчинам в кафтанах и сапогах, под кафтаном у них надета рубашка навыпуск, подпоясанная тканым или плетеным поясом с орнаментом, вышитой молитвой или памятной надписью; женщины должны быть одеты в сарафаны, голова покрыта платком, заколотым под подбородком, при этом цвет платка может меняться в зависимости от праздника (например, красный на Пасху и зеленый на Троицу).
      Письменных указаний об одежде в старообрядчестве немного. В «Красном уставе» особое внимание уделяется внешнему виду жены не только на храмовой, но и на домашней молитве: неблагочестиво жене осенять себя крестным знамением, если на ней по-домашнему надета одна лишь сорочка (кроме трех случаев: когда она ложится спать или восстает от сна, или моется в бане). «Святые отцы, писавшие о том, как должен выглядеть благочестивый христианин, придавали облику человека большое значение. Согласно 81 правилу 6 Вселенского собора христианин отлучается от церкви, если облечется в одежду, несоответствующую общему обычаю. Преподобный Ефрем Сирин учит не одеваться во многоцветные ризы, а носить одежду скромную (слово 82), ибо нужен только покров, а не пестрота. В «Кормчей книге» написано, что Гангрский собор в 11 правиле повелевает отлучать жену, если она облачится в мужскую одежду, но не возбраняет христианам носить светлые одежды. При этом «следует избегать роскоши, чтобы не соблазнять малодушных братьев. Запрещается женам в одежде открывать плечи, грудь» [Вургафт... 1996: 201-202]. Естественно, все предписанные правила в отношении одежды члены семьи Лыковых не могли соблюдать в силу объективных условий, сказывалось проживание в отшельничестве, годы вынужденного голодания и лишений выработали непритязательное отношение к своему облику и одежде. Но при этом основные требования соблюдались: мужчины носили рубашки старого покроя – косоворотки, для женской половины шились платья, похожие по покрою на сарафаны, головы всегда прикрывались платком. В наши дни Агафья Карповна, принимая ткань фабричного производства (мануфактуру), из подарков предпочитает однотонные, неяркие ткани, шьет одежду всегда сама.
      Особое значение придается смертной одежде верующими, многих конфессий, сакральность в отношении к смертной одежде проявляется и в старообрядческой среде. По словам Е.С. Бойко, «одежда для погребения служит для выражения христианского облика пред Богом. Она называется "смертная одежа" и полового различия не имеет. Убранство в гробу называется "саваном": подушка из "богородской " травы или из волос покойного, собранных при жизни; покрывало из домашнего белого полотна – "убрус" или "полотенец". Одежда: туникообразная белая рубаха до пят; нательный крест и пояс – "ясало"; тапочки из полотна, собранные шнурком, – "баретки". Прически и головные уборы у женщин идентичны молельным, только платки белого цвета» [Бойко, Самоток 1998: 65].
      Наблюдается данное явление и у Лыковых. В материалах исследования имеется повествование А. Лыковой о том, как хоронили умерших в 1981 г. сестру Наталью и братьев Саввина и Димитрия, где АЛ рассказывает, о том, как шила смёртну адежду [Приложение 3: 7].
      Таким образом, сакральность у отшельницы А.К. Лыковой и других старообрядцев наблюдается во многих проявлениях.
      В лингвистике вероисповедная лексика исследовалась в религиозном дискурсе (под дискурсом понимается «текст в ситуации реального общения» [Карасик 2004: 266]), и сам термин рассматривался, в основном, в рамках религиозно-проповеднического стиля [Крысин 1996; Прохватилова 1999; Крылова 2000]. В последние годы в связи с расширением границ религиозной коммуникации намечаются и другие подходы, Ю.М. Михайлова предлагает рассматривать религиозную православную лексику двояко: ‘"изнутри", т.е. с позиций религиозного дискурса, и "извне", т.е. с позиций светского дискурса’ [Михайлова 20046: 17].
      Наряду с термином религиозный дискурс, вводим сакральный дискурс в отношении пустынножителей, иноческого жития. В отношении лексики старообрядки-пустынницы А.К. Лыковой целесообразней использование термина сакральный дискурс, под которым понимается выражение мировосприятия глубоко верующего человека через речевую деятельность, религиозный дискурс предполагает некую функциональность, направленность языкового сознания на ситуативность, а сакральный дискурс – естественная среда проживания пустынницы.
      По мнению Н.Б. Мечковской, «религиозное сознание противопоставлено другим формам общественного сознания (таким, как обыденное сознание, мораль, искусства, науки и др.); религиозное сознание включает теологический или догматический компонент, церковную мораль, церковное право, церковную историю и другие компоненты; религиозное сознание индивидуализировано и присутствует в сознании отдельных членов социума (например, клириков и мирян, иерархов и простых священников и т.д.) в разном объеме...» [Мечковская 1998: 35]. У Агафьи Лыковой и других старообрядцев (напоминаем, что во внимание берутся строгие / крепкие старообрядцы) религиозное сознание не противопоставлено обыденному сознанию, о сращенности сакрального и бытового сознания у старообрядцев ранее говорилось. Для отшельницы сакральность – образ мышления, мировосприятия, она живет в сакральном дискурсе. Сакральность проявляется не только в проведении культовых отправлений и в отношении к священным понятиям, но и в обыденной жизни, свидетельств тому много, например, Агафья Карповна отказывается получать назначенную пенсию, об этом она пишет в письме Г.П. Шулбаеву – председателю Таштыпского райисполкома: шулбаєвъ гєоргии прокопивєчь лыкова агафья карповна я отказаваюсь отпєнсии просить я нипросива єту пєньсию, сдєлали вы сами єто (76, 1). От получения документов старообрядка также отказывается. В среде сибирских старообрядцев, как показывают экспедиционные исследования разных лет, факты отказа от пенсии, получения документов, номеров ИНН не редки. Во время экспедиции в старообрядческие селения Каа-Хемского района Тувы зафиксирован факт отказа "часовенными" от номеров ИНН и пенсии большинством старообрядцев названного района (материалы экспедиции 2002 г.).
      В многочисленных публикациях о семье

ыковых в прессе утверждается мысль о том, что «Лыковы давно уже изменились», «общаются с "миром"» «принимают "мирские" продукты», стали «такими же, как все» [Путь... 2003: 38 и др.], и ничего интересного не представляют. Без сомнения, жизнь старообрядки Агафьи Лыковой в последние годы изменилась в силу объективных причин: для старообрядческой языковой личности – единственного представителя семьи отшельников в наши дни появились новые условия функционирования: не стало привычной языковой среды в лице других членов семьи, появились контакты с основными носителями русского языка. Идиолексикон ЯЛ обогащается, происходит смещение сакрального пространства и границ использования словарного запаса: слова, бывшие ранее в активном употреблении, переходят в пассивный словарный запас и наоборот. Но смещение сакрального пространства не влечёт за собой трансформации семантики сакрально-богослужебной лексики, меняется лишь частотность словоупотреблений пласта конфессиональных слов. Несведущий человек не видит многих бытовых деталей, а жизнь конфессиональной среды закрыта для непосвященных. Фиксирование некоторых сторон бытовой жизни старообрядцев автором исследования во время экспедиции, например, того, что все емкости с питьевой водой, солонки прикрыты крышкой (чтобы дьявол не мог навредить через пищу и питье) и др. обычаев оставались незамеченными другими участниками (по материалам экспедиции 2006 г.).
      По мнению красноярского художника Э.В. Мотаковой, участника 4-х экспедиций к Лыковым, автора художественных полотен и серии рисунков таёжных отшельников, современный цивилизованный человек со своим прагматичным взглядом на жизнь не способен понять мироощущение, уровень духовности, высоту духа членов семьи Лыковых.
      Формирование языковой личности АЛ обусловлено экстралингвистическими факторами, связанными с
      а) принадлежностью к старообрядческой конфессиональной среде;
      б) проживанием семьи в отшельничестве;
      в) появлением новых условий для функционирования говора;
      г) наличием индивидуальных способностей к языку.

      § 2.4. Характеристика устной речи
      Диалектную речь дети Лыковых переняли от своих родителей. В языке АЛ отражаются особенности двух разных систем говоров (материнского говора – аканья, со стороны отца – севернорусского – оканья), названное явление отмечалось также казанскими лингвистами [Маркелов 1991; Слесарева 1994]. В лексике семьи данная особенность отражается вариативностью. В устной речи АЛ диалектные особенности наблюдаются в большей мере. К сожалению, не представляется возможным включение в исследование для сопоставления в достаточном объеме речи остальных членов семьи Лыковых (Саввина, Димитрия и Натальи) по причине их раннего ухода из жизни (по исследованиям И.П. Назарова причиной смерти явилась привнесенная людьми инфекция [Назаров 19976: 183]), небольшие фрагменты записи речи зафиксировали аканье Саввина, Димитрия и Натальи [Приложение 3: 1]. Наблюдения над устной речью Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны выявили следующие особенности:
      1) оканье (Карпа Иосифовича) и аканье (Агафьи Карповны): [тогда] и [тагда], [оне] и [ане], [опетъ] и [апеть], [отель] и [аттель], и т.д. – сосуществование двух говоров в одной семье отмечали также Г.П. Слесарева, В.С. Маркелов [Слесарева, Маркелов 1989] и Г.Г. Белоусова [Белоусова 1984];
      2) лексикализованные диалектизмы (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [ишо] (ещё), [итъ] (ведь), [едак] (эдак), [етот] (этот);
      3) произношение [шш] вместо [щ] (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [Шоки] (Щёки – микротопоним), [померешшило] (померещило), [яшшиками] (ящиками), [товаришша] (мн. ч.) (товарищи);
      4) стяжение (усечение) окончаний прилагательных и местоимений (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [которы] (которые), [маленьки] (маленькие), [хороше] (хорошее), [друго] (другое) – «выпадение интервокального j» отмечалось Г.П. Слесаревой [Слесарева 1997: 174];
      5) стяжение окончаний глаголов (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [показыват] (показывает), [знат] (знает), [нажиматся] (нажимается);
      6) использование глагольного суффикса -ова- (у Карпа Иосифовича) и -ава- (у Агафьи Карповны) на месте литературного -ыва- : [приказовал] (приказывал), [сказовал] (сказывал); [раскладавать] (раскладывать), [расбрасавать] (расбрасывать);
      7) использование окончания прилагательных -ай вместо -ый, -ий (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [великай] (великий), [картовнай] (картовный – ‘картофельный’), [киевскай] (киевский), [ребинавай] (рябиновый);
      8) еканье после мягких согласных (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [гледеть] (глядеть), [време] (время), [месец] (месяц), [взела] (взяла);
      9) шепелявость: замена шипящих на свистящие (у Агафьи Карповны): [нисё] (ничего), [исо] (ещё), [русьа] (ручья), [полусилось] (получилось) и замена свистящих на щипящие (у Карпа Иосифовича): [жашиблись] (зашиблись), [шошлись] (сошлись) – явление отмечалось также Г.П. Слесаревой [Слесарева 1997: 174];
      10) форма глаголов прошедшего времени (у Агафьи Карповны): [убрався] (убрался – ’умер’), [перебивавась] (перебивалась), [натаскава] (натаскала), [издержава] (издержала);
      11) замена взрывного глухого звука [к] на фрикативный [х] (у Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны): [хто] (кто), [с хреснай] (с крёстной);
      12) использование окончания существительных множественного числа родительного падежа -ох, -ах вместо -ов (у Агафьи Карповны): [гадох] (годов), [туристах] (туристов), [тапарох] (топоров);
      13) сохранение в говоре Лыковых материнских черт, лексических особенностей говоров алтайского региона: в половине (вместо ‘в середине’) лета, в речи Агафьи Карповны и охотника с маминай родины (с Алтая) А. Уткина (Мы в половине лета поехали на участок, уже устроились на работу [Приложение 3: 5]); пример встречается также в иллюстрациях в «Полном церковнославянском словаре»: Покровъ – «5) праздник 1-го октября, установлен в России в половине 12 в. в память того, как Андрей юродивый с учеником своим Епифанием в 902 г. видел Пресвятую Деву на воздухе, во Влахернском храме, во время всенощного бдения» [ПЦС, 1: 447];
      В речи Агафьи Карповны: от простуды смородёшник пьем [Приложение 3: 7], у старообрядцев в Туве, переселившихся из алтайского региона: черемошник.
      В семье Лыковых наблюдается:
      – использование номинации по функции – современный принцип номинации: жарёха, мялка, чесалка, варево;
      – наличие устаревших слов: лани (‘в прошлом году’), лапатина (‘одежда’), кратцева (‘тайком’), имануха (‘коза’) и т.д.

§ 3. Особенности источников исследования
      § 3.1. Письма А.К. Лыковой
      Источниками исследования являются 99 письменных источников, написанных старообрядкой в период с 1983 по 2003 год. Письма написаны полууставом в повествовательном стиле. Письменная речь Агафьи Карповны логически правильно выстроена. Каждое конкретное письмо по традиции эпистолярного жанра состоит из 3-х частей: а) вступление; б) основная часть; в) заключение.

      а) Вступление начинается с молитвы Господу Исусу, далее обозначаются адресант и адресат, заканчивается вступление пожеланием душевного спасения и доброго здоровья : гди їсє /Господи Исусе/ христє снє бжїи /Сыне Божии/ помилуй насъ аминь писмо натуву w^тагафи к /Карповны/ чрнє /черноризице/ максимилє w^тхристє сєстрє ивсємъ вообщє живущимъ свами кланяюсь вамъ w^тлица идосырой зємли (из письма старообрядке черноризице матушке Максимиле [Приложение 2: 16]).
      б) Основная часть писем Агафьи Лыковой составляет большой объем и включает описание жизни, быта, погоды, обращения с просьбой привезти книги, необходимые в быту предметы, при этом выстраиваются громоздкие, большие предложения, напоминающие тексты древнерусских памятников письменности. В последних письмах много места уделено описанию состояния здоровья. Это объясняется тем, что у отшельницы в последнее время наблюдаются серьезные трудности со здоровьем. Фрагмент из письма старообрядки: помалєньку живу благополучно, ноздоровємъ очєнь плохо стало, нонєшну зиму проболєва три мєсєца, болєзнь очєнь опасна тєпєрь, пупъ ставъ Уходить влєвой бокъ испину схватоватъ какъ сшєй плєчи ивсю спину, тогда никакова движєнїя нєбудєтъ, даєщє зимойта, та болєзнь, когда выручали оттропината, Умєня всє става наулицуто ходить нєбыло апєть тожє самоє получилось, тогда тємпєратурата става высока натрицать восємь пошла хотєли вызвать вєртолєтъ аєтотъ нисработавъ видно батарєйки унєго нистали работать, нотогда такъ, получилось, страшно дєло, тємпєратуроито руки ивсє какъ наогнє сожгло только єдва сбожїю помощи пєрєносива, тогда только раньшє знака что єритромицинова мазь, отобжєгу помогать, дакъ только єй натиравась ноитак что иранъ поснєсла отєтой болєзни, потомъ дажє дошло рєбинову кору пила єрофєй срубивъ принєсъ, рєвинь корни, итє таблєтъки которы игорь павловичь дававъ втотъ раз говоривъ, половину выпить, аполовину сохранить, ихъ выпива, нотолько что они стары стали три года имъ было чєтвєртой, нои вячєславъ анатоливичь привозивъ, ипотомъ прошлой то зимы когда я вызвава вєртолєтъ то надєжда михаиловна оставлява мнє лєкарствы итє пила, даєщє тєми пришлось икозъ лєчили адна коза послє атєлу болєва, адруга суягна была заболєва єсть ничєво нистава, обємъ козамъ пришлось давать табълєтки, вотъ такоє дєло получилось, почти мєсєцъ я пила ихъ, потомъ апєть шєсть нєдєль правило относива [Приложение 2: 66,1-3].
      в) В заключительной части писем Агафья Карповна желает доброго здоровья адресатам, «расписывается» и ставит дату письма: пока проститє мєня христа ради ивасъ бгъ /Бог/ проститъ ждУ w^твєтъ писала агафя кд /24/ иная (14,2).
      Традиционная структура писем АЛ: вступление, основная часть и заключение выдерживается в большинстве письменных источников (за исключением записки, командировочных удостоверений и надписей на спиле дерева и куске домотканого холста). В первых письменных текстах (нач. 1980-х гг.) явная дифференциация в написании писем разным адресатам не наблюдается. Более поздние тексты писем "старообрядцам" и "нестарообрядцам" отличаются структурой, содержанием, построением фраз и предложений, использованием цитат из текстов Священного писания, графикой письма. Например, в письмах старообрядке матушке Максимиле Агафья Карповна последовательно употребляет лексику сакральной сферы, конфессиональные лексические единицы, особенности церковнославянского письма (графику букв, надстрочные знаки, выносные буквы, славянские цифры): гд^-и їс^-є /Господи Исусе/ христє сынє бж^-їи /божии/ помилуй насъ аминъ писмо пишу натуву грЕшна я агафїя нєдостойная звания посылаю понискому поклону wх^-ртє /о Христе/ сєстрє чр^- /черноризице/ максимилє ивсємъ живущимъ свами кланаяюсь вамъ w^тлица идосырой зємли сослєзами, прошу вашєго прощєния иблагословєнїя истыхъ /святых/ вашихъ молитвъ, такождє ивамъ жєлаю w^тгд^-а бг^-а /Господа Бога/ добраго здоровия идушєвнаго спасєнїя вжизни всякаго благополучїя (20,1). В письмах "нестарообрядцам" отсутствуют церковнославянизмы и специфические особенности графики церковнославянской азбуки (надстрочные знаки, выносные буквы, церковнославянское цифровое исчисление), единичны случаи употребления конфессиональных слов: сообщаю осєбє завашє доброє пожєланиє слава богу живу благополучно здоровємъ нєочєнь, богъ спасєтъ васъ запощщєни и помощь дрова подобраны вполєницє всє бєла коза принєсла козлєнка бывшая галина исподмосквы слава богу приєхава комнє нажитєльство имя єй дала сусана горохъ посєйной картошка єщє нєсажана ниский болшой поклонъ отнасъ вгости милости просимъ кнамъ писала вовторникъ восмнцатаго апрєля досвиданїя (33,1). Письма, написанные "нестарообрядцам” (75 писем) в разные временные отрезки, также отличаются. Агафья Карповна перенимает у основных носителей русского языка особенности письма, в более поздних письмах структура письма меняется, появляются особенности, присущие современному эпистолярному жанру во всех компонентах: во вступлении, основной части, заключении. В письмах "нестарообрядцам" за последние годы автором не всегда употребляется во вступительной части формула-молитва гди їсусє хртє снє бжїи помилуй насъ аминь, по-другому строится заключительная часть письма: дай богъ вамъ добраго здоровя идолгихъ лєтъ рєка єринатъ агафя карповна лыкова дєсятова октєбря всєго вамъ добраго досвидания аманъ гумировичь дай богъ добраго здоровя храни васъ богъ (49,1). В поздних письмах адресант старается подражать адресатам, использует новую лексику (в «Словаре языка Агафьи Лыковой» отражена пометой нов.), построение предложений также претерпевает изменения (в текстах меньше сложных громоздких предложений), появляются не характерные для адресанта устойчивые сочетания: всєго вамъ добраго, досвмдания, дай богъ добраго здоровя идолгихъ лєтъ и др. Отмечается не присущее адресанту обращение уважаемый в письмах красноярскому медику Назарову И.П.: уважаємый игорь павловичь, дорогой врачь, идругъ сообщаю ocєбє плохи дєла тєпєрь умєня, здоровя совсем плохо (90, 1); главе администрации Таштагольского района Кемеровской области Макуте В.Н.: уважаємый владимиръ н /Николаевич/ я васъ знаю что добрыє люди много мнє помогали богъ спасєтъ васъ завсє, я завасъ богу молюсь, ибуду молитьса (21, 2) и губернатору Кемеровской области Тулееву Аману Гумировичу: новотъ єщє уважаємый аманъ гумировичь тиливидиння сюда нєпосылайтє намъ повєрє нєположєно, идля васъ нєвпользу (98, 3). Случаев употребления обращения уважаемый в письмах к старообрядцам не зафиксировано.
      На основе примеров можно сделать вывод о социальной дифференциации письменных источников: адресант сознательно и осмысленно подходит к построению структуры писем, к выбору лексических единиц, использованию графических особенностей письма. А. Лыкова дифференцированно применяет в своих письмах названные элементы в зависимости от конфессиональной принадлежности адресатов.
      Письмам по структуре предложений не присуща эмоциональность, экспрессивной лексики немного (отмечалось также Г.Г. Белоусовой), но есть пейоративная, бранная лексика: камунист, отступник, никоньянин и др.: а я снимъ вобщє нимоливась инадново поклону снимъ вмєстє никлава єсли мнє вмєстєто снимъ єчо намолитса стакимъ отступникомъ камунистомъ тогда полна єрєсь заключитса такова зла да избавитъ насъ прєблагий гдь бгъ [Приложение 2: 41,2-4]. Адресант употребляет уменьшительно-ласкательную лексику не в отношении предметов, а животных: кочачьки двє болши, идвє малиньких катятъ привєзъ сасуновъ, три котєнка кармива, почти три нєдєли иссоски молоком тєпєрь сами стали єсть, давсє коты, три, а котора была отвасъ, пєструшката кошачка єє какотъ филинъ нарушивъ, такъ мнє єє жалко, была красива, всє бєгава замной, єщє осєнью вначєлє снєга, подгоркой гдє воду бєрємъ, я сєрофєємъ, говорива штєбъ єтому филину подохнуть такую кошачку нарушивъ хорошу єщє вєтка приносива г (6) шшєнковъ три Унєй погинули, г (3) остались двухъ отдала, а Умєня мурка, такоє всє [Приложение 2: 46,1-2]. В этом тоже сказывается мироощущение автора текстов, предметный мир не столь важен для Агафьи Карповны, как животный, любая тварь создана Богом. Участники первых экспедиций к Лыковым отмечали эту особенность: по словам Э.В. Мотаковой, в быту Лыковы обходились малым: предметы ценились по тому, насколько они необходимы в жизнеобеспечении семьи, ничего лишнего в быту не было. В письмах незначительное количество выразительных средств (сравнений, образных выражений), хотя об их отсутствии нельзя сказать: здєсь горы и тайга очєнь красиво... горы здєсь высоки снєгъ долго лєжитъ на горахъ [Приложение 2: 74,2]. Связано названное явление со следующими факторами: а) принадлежностью языковой личности к конфессиональной среде; б) проживанием в суровых условиях горной тайги на грани выживания.
      Итак, письмам старообрядки А. Лыковой присущи следующие особенности:
      1) использование полуустава;
      2) традиционная структура письменных текстов эпистолярного жанра;
      3) использование конфессиональной лексики;
      4) социальная дифференциация в выборе построения текстов, лексики, особенностей церковнославянской графики; 5) сдержанный тон повествования, незначительное количество экспрессивной лексики. Названные особенности обусловлены формированием языковой личности в этносоциальном микросоциуме в отрыве от языковой среды.

      § 3.2. Палеографические особенности письменных источников
      В письмах старообрядки наблюдаются признаки полуустава – «типа письма кириллицы» [Русский... 1997: 354], пришедшего на смену уставу: «с последней четверти XIV в. на Руси распространяется новый начерк (термин, употребляемый в [Тихомиров, Муравьев 1982: 20; Щепкин 1999: 142]), который получил название русского полуустава» [Тихомиров, Муравьев 1966: 31]. Полууставное письмо представляло упрощение устава, устав отличается строгостью, тщательностью начертания букв без наклона или с небольшим наклоном. При этом каждая буква писалась отдельно и на равном расстоянии одна от другой. Тексты памятников старославянской письменности отражают уставное письмо. Старославянское письмо было сплошное, заглавные буквы употреблялись только в начале глав, слова в строке не выделялись. Знаков препинания не было, иногда отдельные смысловые построения могли выделяться точками, которые ставились посередине высоты букв. Необходимость экономии пергамента, дорогого писчего материала, и экономии времени привели к сокращению наиболее употребительных слов. Сокращение указывалось диакритическим (надстрочным) знаком – титлом. Впоследствии титла и сокращенные варианты часто употребляемых на письме слов сохранились [Тихомиров, Муравьев 1966: 31]. Некоторые особенности полуустава представлены в текстах писем старообрядки:
      а) отсутствие заглавных букв: соwбщаю освоєй жизни заваши стыя /святыя/ молитвы пока вживыхъ слава бгу /Богу/ (11, 1-2);
      б) слитное написание служебной и знаменательной части речи: инамъ пришлось хранитса толко такъ что смєста намєста укрывались, вгорахъ, потомъ послєднєє нашли ивгорахъ, пєрво свєртолєта потомъ пришли инажитєльство (6, 1-2);
      в) отсутствие или редкое использование знаков препинания: коза нончє нидоитъ молока нєту козлєнокъ прєждє врємєни замєръ Унєй скинува козла закололи взятса нєw^ткого єй єсли козла надо привєсти єй ноиєщє лєвъ стєпановичь ниский иболшой поклонъ вамъ внонєшномъ лєтє єсли вожможность будєтъ вамъ врємя изобрать нєwставтє христа ради приєхать кнамъ повидаса нєсли єлвира викторовна жєлаєтъ кнамъ привєзитє єє адна она нєсможєтъ приєхать кнамъ потому что могутъ задєржать єє вмєстє приєжайтє снєй єщє поклонъ внонєшномъ лєтє вгости милости просимъ приєжайтє писала агафїя мєсяца июня двадєсять вторый дєнь w^тадама лЕта зУчд годъ (письмо Л.С. Черепанову от 22 июня 1986 г., [Приложение 2: 50,1-2]);
      г) надстрочные знаки и выносные буквы отражены в Приложении 7.
      Письма Агафьи Лыковой написаны на современной бумаге (разлинованные тетрадные листы и листы канцелярской писчей бумаги разного формата), привозимой ей членами разных экспедиций, карандашом, авторучкой и фломастером "кирилловской азбукой (кириллицей)", термин по [Тихомиров, Муравьев 1966: 4]. В наличии использование 35 букв (а, в, в, г, д, є, ж, s, з, и, ї, к, л, м, н, o, и, р, с, т, У (у), ф, х, w, ц, ч, ш, щ, ъ, ы, ь, Е, ю, я, Д),

при этом 29 букв, присущих современному русскому языку, и 6 букв от азбуки церковнославянского языка.
Старославянский язык – «древнейший письменный литературный язык славян» [Турбин 2002: 4], (термин использован также в ряде работ [Селищев 1951; Тихомиров, Муравьев 1966: 7; Иванова 1997; Бондалетов... 2003]; в отношении наименования языка и алфавита поздних веков мы будем придерживаться термина "церковнославянский", «в отличие от старославянского (древнецерковнославянского) языка, язык памятников разных изводов принято называть церковнославянским языком» [Иванова 1997: 10].
      Начертание букв в основном совпадает с принятым письмом современного русского языка. Но в текстах писем имеются знаки, не свойственные русскому языку на данном этапе развития. К ним относятся кириллические буквы: "простые" – є, ї, w, У, Е; "слитные (лигатуры) " – у, w^т; "составные" – оу; "йотованные" – ю, я (типы букв по [Турбин 2002: 20]). Кроме этого, буквы ї, Д, s использованы в функции чисел, их также нет в современном русском алфавите.

      В письмах Агафьи Карповны не встречаются буквы э и ё. Буква э оборотное (глаголического происхождения) появляется под "югославянским" (термин использовался в [Щепкин 1999: 132-145]) влиянием, «которое уже с конца XV в. встречается в западнорусской письменности для выражения э (а не je!) в начале слова, а с установлением гражданского шрифта в том же значении употребляется в новой русской грамоте» [Щепкин 1999: 144]. Йотованная буква ё появилась в конце XVIII века. У Агафьи, учившей грамоту по старой азбуке (по рассказам А. Лыковой, две азбуки было старинных) и «Псалтыри», в письмах не могла быть использована эта буква. Букву же й Агафья в своих письмах употребляет последовательно. Буква й передаёт полугласный (сонорный согласный) звук, введена по реформе 1735 г.
      Буквы a, e и щ Агафья употребляет в церковнославянском начертании: а, є, щ: собраны, августа, мнє, єту, єщо, вобщє, помощи.
      Первоначальные начертания ряда букв кириллицы претерпели изменения в ходе развития русского языка, «графика за многие столетия существенно изменилась в связи со сменами типов письма, облегчением и ускорением самого процесса письма, возникновением книгопечатания и созданием печатных шрифтов, воздействовавших на графику рукописных букв» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 8], меняются они и у Агафьи.
      В поздних письмах имеются редкие примеры употребления буквы а вместо привычной для Агафьи а: санной: анна антоновна сурала высылава тєбыли всє какъ єсть вполнє крєсты (6, 2). Этот пример свидетельствует о некоторой модернизации графики писем Агафьи под воздействием письменных контактов с носителями современного русского языка.
      В текстах писем у буквы д концы опускаются далеко вниз, буква в пишется «калачиком» (термин введён В.Н. Щепкиным [Щепкин 1999: 138]). Особо выдаётся в строке среди других букв большая фигурная буква з, скошенная нижней частью вправо. Эти особенности относятся к скорописи второй половины XVI века, «почерка, рассчитанного на существенное ускорение письма» [Щепкин 1999: 148]. Буква л у Агафьи двускатная, б, г, т с титловидным навесом. В текстах писем присутствует буква ї в церковнославянском начертании. Употребляет букву ї Агафья редко на стыке гласных: божїи, положєнїи, братїи. Букву и, образованную от ї, стали употреблять в ХІV-ХV веках для обозначения звука [и] в основном перед гласными. С XV века в результате югославянского влияния произошли изменения в орфографии: «утверждается орфографическое правило, по которому перед всеми гласными пишется ї, а не и» [Щепкин, 1999: 143], как это было в болгарском языке в ХІІІ-ХІV веках под влиянием греческого языка [Щепкин 1999: 138]. Явление это наблюдается редко, только в определённых словах из лексики старинных церковных книг. Объясняется это тем, что АЛ ориентируется, прежде всего, на имеющиеся в доме книги. Наблюдаются редкие примеры употребления в текстах писем на стыке гласных и в начале слова буквы w (от) вместо о: нєwбходимо, соwбщаю, wчєнь, wвасъ.
      Имеются единичные случаи использования составной буквы оу: дроузьямъ [Приложение 2: 29]. В церковнославянском языке для обозначения звука [у] употреблялась составная буква оУ (ук). Как разновидность начертания этого же звука с XV века в общий обиход вместо оУ входит слитная вертикальная лигатура у. Последовательно заднеязычный звук [у] Агафья графически пишет двумя знаками в зависимости от места положения в слове:
      а) в начале слов перед согласными – простую букву У: Умєня, Ударъ;
      б) в положении после согласных – лигатуру у: ручьємъ, таку, прошу.

      Буква Е (ять) в церковнославянском языке обозначала «особый гласный звук – дифтонг [ие]: [лието] или долгое закрытое [ê]. К концу XVII века этот гласный совпал со звуком [е]. Сохранение буквы Е (ять) в письменности до 1918 года объясняется традицией, а не необходимостью» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 10]. В рассматриваемых письмах Агафьи есть единичные примеры употребления буквы Е: вЕру, грЕха. Названные слова входят в церковную лексику, их графическое начертание усвоено Агафьей из церковных книг.
      В письмах последовательно употребляются йотованные буквы я и ю: жєлания, ключє, тятинки, натаскаваю. Буква я осталась как представление я (юса малого), ю – (юса большого йотованного) в старославянском языке. Буквы я и ю использованы автором писем для обозначения мягких согласных: плємяникъ, затєбя, имя, чюман, чють. я и ю употребляются также после гласных фонем, образуя протетическую фонему [й]: жєлаю, здравия.
      В письмах Агафьи сохранились редуцированные ъ и ь: христосъ, сынъ, исполънитса, карътошку, коньчан, лєчєньня. Процесс утраты редуцированных в старославянском языке происходил в XI веке. Редуцированные гласные в сильном положении к XI веку совпали с гласными полного образования, в слабом положении сверхкраткие гласные перестали произноситься. Эти изменения были характерны для живой речи славян, письменность, в основном орфография, оставалась традиционной [Хабургаев 1974: 93-94]. До реформы русского языка 1918 года редуцированный ъ сохранялся на письме. Последовательно употребляет в своих письмах редуцированный ъ и Агафья: дакъ, идругихъ, вотъ, разъ. Буква ъ употребляется
      1) в слабой позиции на конце слов с закрытым слогом: какъ, нєтъ, сродникомъ (данное явление для автора писем закономерно, исключением являются случаи отсутствия ъ в названной позиции по причине нехватки места на бумаге в конце строки): спраздником, свєтом, мєсєцєв;
      2) в слабой позиции на стыке согласных в конце слога: дєръжать, иголъку.
      Букву ь Агафья употребляет для обозначения мягкости согласных: помалєньку, єхать. Примеры употребления ь в качестве гласного в слабой позиции в письмах Агафьи также наблюдаются: итьти, втрєтьтємъ, вовторьникъ, воспитаньникомъ, закономерность данного явления как сохранения полногласия должна быть подтверждена серьёзным исследованием (утверждение В .С Маркелова о сохранении редуцированных встречено критично, см. с.). Скорее всего, данное явление связано с усвоением старообрядкой графического начертания слов из текстов старопечатных книг (ср. данные лексикографических источников: свящєньникъ [Срез, III: 312-313], наставьникъ [Срез, II: 335-336]),
      На месте [ь] в сильной позиции Агафья употребляет букву є, также отличающуюся от современной буквы е: осєбє, исєстрє, посємъ. Наблюдаются интересные примеры, в целом не характерные для автора писем, – употребление редуцированной ь в роли мягкого знака, образующего йотованную букву. Если в ранних письмах за 80-е годы следующие слова графически написаны таким образом: агафїя, здоровїя, то в письме в Одинцово от 11.10.90 г. мы читаем: агафья, здоровья [Приложение 2: 29].
      Кириллическими буквами в письмах последовательно обозначены числительные (до сих пор у Лыковых сохранилось византийское летоисчисление – от сотворения мира): писала агафия сєнтєбря кд /24/ дєнь отадама лєта зфг /7703, по современному летоисчислению – 1995 г./. Встречается единичный пример употребления арабских цифр в письме Л.С.Черепанову, при этом наблюдается интересная особенность их графического воспроизведения – цифра 3 больше напоминает кириллическую букву з: вотъ пока кончаю писать єсли будєтъ вожможность вгости милости просим когда избу будутъ достраивать тогдабы прошшє приєхать вамъ анавєрно письмо получить ниУспєєтє єрофєй такъ сказавъ 10 август или пораншє авотъ тольк єсли отправлю поновому какъ єсть 30 или 31 июля пока досвиданиїя. всго вамъ добраго [Приложение 2: 66,6; 2: 3].
      Графика кириллических букв за многие века существенно изменилась в связи со сменами типов письма, облегчением и ускорением, возникновением книгопечатания и созданием печатных шрифтов. Эти изменения повлияли и на графику рукописных букв. Большим изменениям графические формы письма подверглись при реформах Петра I в 1707-1710 годах. Академии наук 1735, 1738, 1758 годов. Названными реформами был введён близкий к современному гражданский шрифт, были заменены сложные начертания ряда букв старопечатного шрифта более простыми по графике буквами.
      В текстах писем Агафьи отражены не все нововведения, первоначальные письма отражают церковнославянскую графику: начертание букв в текстах устойчиво. Графика писем со временем изменилась незначительно, но наблюдается изменение орфографии отдельных слов.
      Письма написаны чётким, разборчивым, неравномерным почерком. Возникает общее представление о почерке прямом с вертикальными буквами, но в то же время в отдельных буквах наблюдается небольшой наклон. Старый русский полуустав конца XIV века был совершенно прямой. В результате югославянского влияния в Московском государстве с конца XVI века начинает господствовать полууставной почерк, имевший наклон к концу строки. Говорить о какой-то закономерности чередования прямых букв и букв с наклоном в письмах нельзя, – скорее всего, наклон – это случайность. Начертания букв не всегда симметричны, что можно объяснить ситуацией, когда письма писались в спешке перед отлётом вертолёта. Линию строки Агафья соблюдает нестрого, наблюдаются плавные волнообразные линии строк даже на разлинованных листах бумаги.
      Из знаков препинания употребляется запятая, в поздних письмах под влиянием текстов основных носителей русского языка появляется точка: атутъ всє кашлємъ болєют я какъ, прихватива кашля дєсєть днєй нинавыносъ кашлєва всє лєкарствы пирипила далшє нєзнаю какъ будєтъ болєю, болна никому здєсь я нинужна мнє здєсь жить нимогу никлимонтъ /климат/, воздухамъ свєжимъ ниподышышъ ивода видно мнє здєшня нипоздоровю /о проживании у родственников на Алтае/ [Приложение 2: 69,3-4].
      Постановка точки наблюдается также в письмах 48,3-4; 54,4; 60,3; 69,3-4; 70,1-2; 71,1-2; 71,3 [Приложение 2]. Но это не доказывает устойчивость явления.
      В первых письмах употребляется минимальное количество знаков препинания, запятая ставится не всегда с учётом смыслового контекста, в поздних наблюдается деление фраз по смыслу: я дватсать днєй была нагорячєм ключє, когда мєня привєзли наключь тропинъ и в былъ пєсковъ мнє сказавъ єтотъ иванта тутъ, были они двє єво дочєри, идва внука, зинаида єво родна дочь страшно как наєво она гнєватса, загрєховно дєло что єдакта сомной натворивъ, дажє она єму простить ниможєтъ заєто итакъ говорива что бгъ /Бог/ наказавъ єво заєто болєть ставъ исовсємъ постарєвъ, итакъ мнє сказава что заєто убить єво, родной оцъ /отец/ жалко, ноимнє говорива что єтотъ грЕхъ нинатєбє, ананємъ что – нипослушавъ мєня нєволно наталкнУвъ нагрЕхъто. вотъ такиє вєсти пронєго отродной дочєри, так вотъ иповидались снимъ, приходив комнє, нояєму нистава говорить, єщє стань єму говорить даболшє грєха завєдєшь єво дочь пусть єму говоритъ когда на отправкє приходивъ простивса сомной ия снимъ, Уплыли налодкє они, єтова болєзнми бгъ смиривъ малєнко можєть одумавса, отпротчихъ страшно, занова дияволъ вооружать чтобы вринуть вгрЕхъ [Приложение 2: 48,3-4].
      Знаки препинания в русском письме утвердились под югославянским влиянием с XV века: «из орфографических явлений укажем еще, что югославянское влияние принесло нам запятую в качестве знака препинания» [Щепкин 1999: 143].
      Нехарактерна для автора писем постановка тире в ранних текстах, но в более поздних это проявляется: послєдня напишу, какъ она Ушла ссєргєємъ собралась тайно только одинъ – сєргєй знавъ, итотъ нимнє ниєрофєю нисказав пока я спала они Ушли, корочє кратцєво досвєта Ушли [Приложение 2: 26,1-3]. я очєнь рада – что слава богу живъ здоровъ [Приложение 2: 26,3-4]. Наблюдается данное явление также в письмах 21,2; 41,1-2; 23,1-2; 48;3-4; 48,4-5; 49,1; 65,2; 78,1-2 [Приложение 2].
      В письмах строго соблюдено левое поле страницы, правого поля нет. При отсутствии места в конце строки Агафья не переносит слово на другую строку, а подписывает недостающие буквы над словом. Это напоминает применение выносных букв (букв над строкой) в русской скорописи ХVІ-ХVІІ веков. «Выносные буквы появились как следствие ускорения письма и необходимости сокращения места» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 27]. Над строкой, как правило, не ставилась первая буква слова, не выносились и гласные в корнях слов, но зато выносились буквы в конце слова или слога. «Для устава и полуустава также характерно наличие выносных букв, но они представлены как разновидности сокращений под титлом; лишь иногда употребляются просто выносные буквы без титл» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 27], «в XVII в. выносных букв без титла становится все больше» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 28]. В письмах Агафьи наблюдаются оба явления – вынос букв под титлом и без титл, что говорит о наличии признаков полуустава и скорописи. Употребляет она их последовательно в первых письмах, в последних реже. Выносных букв в последних письмах минимальное количество, например, в письме воспитанникам Красноярского спортивно-краеведческого клуба «Ермак» на 52 словоформы представлены две выносные буквы, при этом наблюдается перенос слов по правилам современного русского языка, с верхней строки на нижнюю: «господи їсусє христє сынє божи помилуй насъ аминь ниский большой поклонъ w^тагафїи карповны сєргєю анатольєвичю ивсємъ вашимъ воспи-таньникомъ жєлаю вамъ отгоспода бога добраго здравия идушєвнаго спасєнія, спаси васъ хритосъ задобрыє пожєния, тарасъ июля побывали они вамъ раскажутъ всєго вамъ добраго быватє здоровы дай богъ вамъ всякаго благополучии выступать насорєвнованиє, иплавать порєкамъ благополучно» [Приложение 2: 78]. В письмах более позднего времени примеры переноса слов на другую строку не единичны, сраша-вава, говор-итьто [Приложение 2: 35,6], при этом знак переноса (- дефис) поставлен не везде: мєсє цъ, напостро йку [Приложение 2: 60,2-3], лєкар ствы [Приложение 2: 69,3-4], нигов орива [Приложение 2: 71,1-2].
      В церковнославянском языке употреблялись следующие надстрочные знаки: знаки сокращения, ударения и придыхания: «знаки сокращения: "титло" (^~), "взмет" (^”), "покрытие" (^{^}), "смычец" (^“)» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 11]; «"титло" обычно ставилось над nomina sacra (именами священными) и над наиболее часто встречающимися словами»; [Тихомиров, Муравьёв 1982: 12]; «"взмет", "покрытие", "смычец" как знаки сокращения употреблялись реже» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 12], реформами русского языка в 18 веке ликвидированы многие надстрочные знаки. Знаки ударения заимствованы церковнославянским языком из греческого во 2-й половине XIV века, в обиход в старорусский язык вошли в XVI веке. Знаки ударения: «острое (’) (или "оксия"), – тяжёлое (`) (или "вария") и – облечённое (^) ("камору")» [Иеромонах 1991: ’20], русские писцы переписывали из греческих церковных книг, часто ударения проставлялись без системы по традиции, со временем вышли из употребления. По мнению Е.С. Бойко, «значение надстрочных знаков не раскрыто», оспаривая данные учебной научной литературы [Борковский, Кузнецов 1963: 41-42; Черепнин 1956: 35-70; Карский 1928: 15, 175; Селищев 1951: 53-55], лингвист утверждает, что «все знаки письма выполняют определенную семантическую нагрузку», и на основе «анализа собранного материала по способу (чину) чтения духовной литературы у староверов на Енисее» представляет значение диакритем в таблице [Бойко 2003: 74-76]. Данные ранее названных нами изданий [Тихомиров, Муравьев 1982 и др.] позволяют выразить следующее мнение: в письмах старообрядки использованы: из ударений – знак придыхания (^{^}), АЛ ставит над гласной буквой в начале слова: а^{^}гафїя, о^{^}тгоспода, а^{^}днои, е^{^}сли; из надстрочных знаков использованы "титло" (^~) и "покрытие” (^{^}) над священными словами и общепринятыми сокращениями [Приложение 2: 1].
      Первые письма Агафьи изобилуют надстрочными знаками. В последних, например, в письмах за 90-е годы их минимальное количество. В письме одинцовским друзьям от 11. 10. 90 г. на 20 словоформ два надстрочных знака – титла, и то над буквами, означающими цифры: зфв. В последних пяти письмах, написанных Агафьей Карповной 4 августа 2003 года, не имеется ни одного надстрочного знака, притом, что традиционное начало писем – с молитвы, сохранилось: господи исусє христє сынє божїи помилуй насъ аминь... [Приложение 2: 23; 30; 78; 79; 90]. Выносные буквы, система надстрочных знаков (сокращений, ударений и придыхания) письменной речи Агафьи Лыковой отражены в Приложении 2.
      Характерно для автора писем употребление букв в функции слова ч /Черепанов/, л /люди/ и т.д. Данное явление – (символические буквы), как особая форма религиозных символов, обозначено термином "буквенная символика" [Большой... 1993: 62]. Примеры использования А. Лыковой буквенной символики в отношении лексики нерелигиозной также требуют наряду с надстрочными знаками серьёзного изучения: посылаю тєбє г н /Геннадий Николаевич/ нискїй болшой поклонъ и жду тєбя галина ивановна сприєздом нажитєльство комнє (2,1).
      Буквы пишутся отдельно одна от другой, как в полууставе или ранней скорописи. Знаменательные части речи Агафья пишет раздельно, но служебные части речи написаны слитно со знаменательными: комнє, заєто, апотомъ.
      Спорадическое деление строк на слова в русских письменных памятниках наблюдается с конца XVI века, последовательным оно становится во второй четверти XVII в.
      Все особенности, наблюдаемые в текстах писем Агафьи, указывают на схожесть с полууставом, который был в употреблении с конца XIV века и сохранился в церковных книгах до XVIII столетия, как пишет В.Н. Щепкин, «до XVIII в. литературные памятники (кроме черновиков) несравненно чаще пишутся полууставом, а церковные – почти всегда» [Щепкин 1999: 149]. М.Н. Тихомиров, А.В. Муравьёв отмечают: «полуустав со старопечатной основой сохранялся впоследствии в поморских старообрядческих рукописях» [Тихомиров, Муравьёв 1982: 22]. О наличии поморского полуустава в XVIII в. пишут Е.И. Серебрякова и Е.М. Юхименко: «Задачи... пропаганды старой веры требовали широкого распространения книги (возможности типографского ее тиражирования старообрядцы были лишены). Поэтому из лучших учеников стали обучать писцов, «чтоб право писати» [Филиппов 1862: 71]. К 60-м годам XVIII в. окончательно сложился своеобразный тип письма – так называемый поморский полуустав...» [Серебрякова, Юхименко 1994: 14]. В «Справочном богословском церковно-историческом словаре» также отмечается существование полуустава в старообрядческой среде: «Ныне уставом и полууставом пишутся поминанья, молитвы и рукописи старообрядческий» [БЦИС: 262].
      О сохранении полуустава среди старообрядцев Сибири в 70-е гг. XX в отмечает в своих исследованиях известный ученый-археограф Н.Н Покровский: «В руках у него /отца Палладия/ откуда-то появилась любовно переплетенная им в оленью кожу книжица с двумя застёжками. Он открыл их Там было не меньше двух сотен листов, переписанных четким полууставом нашего хозяина несколько десятилетий назад. Вся книга состояла из сочинений по истории урало-сибирских крестьян-старообрядцев XVIII и частично XIX вв., и ни одно из этих сочинений не было известно науке! Подлинность их легко доказывается...» [Покровский 2005а: 47]. На основе собранных материалов автор делает вывод о существовании такого явления, как «крестьянская старообрядческая письменность ХVІІІ-ХІХ вв. востока страны» [Покровский 2005а: 24]. В книге Н.Н. Покровского имеется описание скриптория –  мастерской по переписке книг, существовавшей в Сибири во второй половине XX столетия [Покровский 2005а: 23-31]. В них по-прежнему сохранялись вековые традиции переписки древних книг полууставом, техника переплетения книг. В старообрядческой среде среди людей старшего поколения до сих пор сохраняются традиции церковнославянского письма, или некоторые особенности данного письма – графика букв в сакральных словах, сокращения сакральных слов (Г.І.Х.С.Б.П.Н.), титла (г^~ и^~ х^~ с^~ б^~ п^~ н^~ а^~), славянские цифры (sї /16/... ). По словам Л.С. Черепанова, «цифры (арабские и римские. – Г.Т.) – богоотводная /со слов автора/ вещь, как и гражданская грамота /скоропись. – Г.Т./ ...» [Приложение 3: 39]. Скоропись появляется в конце XIV века и распространяется в документах административных, судебных, хозяйственных в XV веке. Скоропись служит практическим целям и потому отличается «большей свободой тех нажимов и взмахов, коими конечности букв выводятся вверх или вниз; безотрывными написаниями соседних букв; более многочисленными сокращениями» [Щепкин 1999: 149]. Данным типом письма Агафья Карповна не владеет: Скорописью то я не читаю (по материалам экспедиции, 2003 г.).
      Итак, палеографические особенности письменных источников АЛ отражают особенности русского полуустава: графику письма, систему надстрочных знаков, знаки препинания, использование буквенной символики, славянских цифр, что говорит о сохранении полуустава – "типа письма кириллицы" в старообрядческой семье отшельников на рубеже ХХ-ХХІ вв.

      § 3.3. Адресаты писем А.К. Лыковой
      Письма, включенные в «Словарь языка Агафьи Лыковой» написаны разным адресатам. Исследователями отмечалась обусловленность выбора лексических единиц в речи контекстом: «... слова живут не вне контекста их употребления» [Лосев 1983: 107] и особенностями языковых личностей «в речи постоянно находят неявное отражение признаки адресата» [Гольдин 1986: 3], «отбор всех языковых средств производится говорящим под большим или меньшим влиянием адресата и его предвосхищаемого ответа» [Бахтин 1979: 280].
      Агафья Лыкова пишет письма дифференцированно, письменные источники условно можно обозначить как "светские" и "духовные", соответственно адресатов – "старообрядцы" и "нестарообрядцы" или "свои" и чужие". Наблюдается социальная дифференциация, адресант употребляет конфессиональную лексику в основном в письмах к старообрядцам. Из 99 письменных источников в 24 примерах адресатами являются старообрядцы, среди них: митрополит Московский и Всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви Алимпий (1 письмо); старообрядцы с реки Керженки – с исторической родины Лыковых по мужской линии (2 письма); Александр Семенович Лебедев – представитель митрополии Московской и Всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви, побывавший на Еринате в 1990 г. (1 письмо); Матрена Савельевна и Николай Алексеевич Ленковы, приехавшие на Еринат к Агафье Лыковой на постоянное жительство в 1989 г., но покинувшие отшельницу через три месяца (3 письма); черноризице старообрядческого женского скита на Малом Енисее в Туве матушке Максимиле, у которой АЛ побывала после смерти тяти Карпа Иосифовича в 1988 г. (7 писем); родственникам по материнской линии, проживающим на Алтае в селении Килинск Таштагольского района Кемеровской области, Анисье Парамоновне и Анисиму Никоновичу Тропиным, к которым Агафью Карповну вывозили два раза, родственники также несколько раз навещали отшельницу на Еринате (10 писем).
      В группу адресатов – "старообрядцев" мы отнесли писателя Л.С. Черепанова, ему адресовано самое раннее по хронологии письмо в коллекции, написано оно в 1983 году: гди їсусє хртє снє бжїи помилуй насъ аминь здорово живєтє лєвъ стєпановичъ счєрєпанов посылаємъ понискому поклону карпъ осиповичь иагафїя карповна ижєлаємъ вамъ w^тгоспода бога – добраго здоровья идушєвнаго спасєния соwбщаємъ wcєбE сбожию помощю помалєньку живємъ получили w^твасъ подарокъ картошки прочи сємєна василий михайловичь привєсъ пєрєдавъ спаси христосъ вамъ запосылку спаси васъ христосъ помогли дрофъ попилили пока єщо єсь назиму богъ спасєтъ запристройку лабасъ сдєлали впєрєдє вгости милости просимъ свасилимъ михайловичєм посылаємъ ивамъ картошки насимєна писала агафья к (68,1-2). Лев Степанович Черепанов – русский, православный, уроженец Иркутской области, руководитель многих экспедиций на Еринат. По признанию Л.С. Черепанова, его «родное наречие верховьев р. Лены совпадает с лыковским». Ко Л.С. Черепанову у А.К. и К.И. Лыковых появилось особое отношение не только из-за того, что тот оказывал приемлемую для отшельников помощь (привозил старообрядческие издания текстов Священного писания, организовал установку ветряка – ветровой осветительной установки ВЕТРЭН на Еринате в августе 1993 г. и др.), а потому, что Лыковы почувствовали с ним душевное родство. Черепанов как никто другой, понял и принял мир отшельников, он стал для Лыковых "своим", потому Лыковы и доверили ему самое дорогое – культовые предметы. Рукописная книга «Псалтырь» с автографом Лыковых Л.С. Черепанову: псалтырь w^ткарпа o и w^тагафїи к
... ... ...
      Коновалов – заместитель руководителя Международного фонда милосердия;
      Владимир Николаевич Макута – глава администрации Таштагольского района Кемеровской области, оказывал помощь Агафье Карповне в течение многих лет;
      Эльвира Викторовна Мотакова – красноярский художник, ездила на Еринат в 1983, 1986, 1988, 1990 годах;
      Игорь Павлович Назаров – профессор Красноярской государственной медицинской академии, участник многих экспедиций, автор медицинских исследований членов семьи Лыковых и книги «Таёжные отшельники»;
      Владимир Евгеньевич Павловский – главный редактор г. «Красноярский рабочий», руководитель экспедиции на Еринат (июль 2002 г.);
      Николай Петрович Пролецкий – фотограф из г. Абаза Хакасской республики, участник многих экспедиций на Еринат и автор фотоснимков Лыковых 80-90-х гг.;
      Николай Николаевич Савушкин – генеральный директор Хакасского лесохозяйственного объединения;
      Олег Николаевич Суриков – режиссёр документального фильма «Житие российского крестьянина Карпа Иосифовича Лыкова» («Мосфильм» 1986 г.);
      Аман Гумирович Тулеев – губернатор Кемеровской области;
      Эвангелос Цопанопулос – грек, приславший Агафье Карповне приглашение на переезд в Грецию;
      Владимир Николаевич Штыгашев – председатель Верховного Совета Хакасии;
      Георгий Прокопьевич Шулбаев – председатель Таштыпского райисполкома и Совета по опеке в пользу А.Лыковой и др.
      Есть примеры употребления конфессиональной лексики в письмах нестарообрядцам (красноярскому врачу И.П. Назарову, красноярскому художнику Э.В. Мотаковой, редакции газеты «Красноярский рабочий», юным натуралистам в г. Одинцово Московской области, пенсионерке из г. Пушкин Московской области Г.И. Дунаевой, Н.Н. Савушкину, начальнику Хакасского лесохозяйственного объединения).
      Итак, среди адресатов писем АЛ представлены старообрядцы и нестарообрядцы. Из 99 письменных источников в 24 адресаты – старообрядцы, в 75 – нестаробрядцы. Сопоставление письменных источников свидетельствует о социальной дифференциации языковой личности при составлении текстов писем.

      § 3.4. Особенности писем А.К. Лыковой в сравнении с письмами других старообрядцев
      Письма А.К. Лыковой отражают традиции старообрядческой письменной культуры, имеющей глубокие исторические корни, ретроспективную культуру старообрядческой среды, характеризующейся консервативностью и традиционализмом. Старообрядческая письменная культура, в свою очередь, основана на средневековых традициях, которые требовали от авторов соблюдения традиционных канонических норм, таких, как определенная структура текста, ориентация на христианскую культуру, обращение к сакральным идеям и образам, высокий торжественный стиль, наличие словесных формул. О.Н. Бахтина и др. авторы статьи «Старообрядческие письма: век XX» пишут: «Внимательный анализ посланий Аввакума позволяет ясно видеть его ориентацию на библейско-византийские образцы, служившие всегда примером для подражания: традиционные зачины, концовки, сравнения, ситуации» [Бахтина... 2002: 250]. По мнению О.Н. Бахтиной, «послания и письма старообрядцев от Аввакума и до современных авторов, несомненно, имеют печать христианско-византийского наследия и глубинную связь с древнерусской литературой, что проявляется, прежде всего, в понимании духовной природы Слова» [Бахтина... 2002: 246].
      По мнению ряда лингвистов, в древнерусский период и в средние века владение двумя формами языка – книжной речью и народно-разговорной было нормой для носителей языка. Лингвистами отмечается: «древние русские книжные люди были носителями двух систем – книжно-письменной и народно-диалектной. Эти две системы, если угодно, представляли одну сложную систему, которая была едина в одних преобладающих своих звеньях и отличалась от других» [Аванесов 1973: 9]; «до тех пор, пока в языке народном сохранялись еще древние формы, язык книжный поддерживался с ним в равновесии, составлял с ним одно целое. Друг другу они служили взаимным дополнением» [Срезневский 1959: 66]. О смешении книжного стиля и разговорного языка в письмах старообрядцев, текстах-интерпретациях (в старообрядческой среде развито устное изложение книжных христианских текстов) пишет С.Е. Никитина: «Книжная форма культуры определяла во многом речевое поведение личности. Люди, грамотные «по-церковному», т.е. знающие церковнославянский язык, могут в разговоре легко переходить от бытового диалектного языка к церковнославянскому, перемежая просторечие цитатами из поучений отцов церкви, т.е. обращаясь к прецедентным текстам» [Никитина 1989: 38].
      Отражением традиций средневековой письменной культуры являются тексты старообрядческой рукописной литературы, письма протопопа Аввакума, в которых использован «традиционный высокий стиль, переплетенный у Аввакума с излюбленным просторечием» [Бахтина... 2002: 248], других писателей-старообрядцев, например, выдающегося писателя, автора исторических сочинений Мирона Галанина (1726-1806) [Омельчук 1999: 79-81; Духовная... 2005: 12, 69-71, 429-432, 447-449 и др.; Покровский 2005а: 40-62]) и отчасти, письма современных старообрядцев [Толстова 2004: 12-17].
      Адресант исследуемых, нами писем А. Лыкова – глубоко верующий человек, ведет отшельническую жизнь; в текстах писем отражается миропонимание, мироощущение автора, так как «смысл любого текста упирается в понимание мира и во внутреннее строение личности в целом» [Бахтина... 2002: 246].
      По мнению В.С. Маркелова, письма А. Лыковой «являются своеобразными бытовыми, личными грамотками-письмами», представляют «крестьянскую старообрядческую письменность», возникшую «в ХVІІІ-ХІХ веках на востоке страны (Урал, Сибирь)» [Маркелов 2000: 65]; лингвист отмечает: «язык писем прост, близок к обиходно-разговорному, лишен риторических украшений и тяжеловесных подражаний древнерусскому книжному стилю» [Маркелов 2000: 65]. При согласии с определением «крестьянская старообрядческая письменность» (термин ранее использован в трудах Н.Н. Покровского, который пишет также о существовании урало-сибирской крестьянской литературы [Покровский 2005а]), характеристика текста писем А.К. Лыковой, на наш взгляд, не совсем верная. В письмах А. Лыковой, преобладает книжная лексика, (явление отмечалось также Г.Г. Белоусовой [Белоусова 1984]); как показывают данные «Словаря языка Агафьи Лыковой», общенародная лексика представлена 1703 лексическими единицами – 57,2%, разговорная – 32 – 1,07%, просторечная – 24 – 0,8%, диалектная 524 – 17,6% от 2977 словарных единиц [Толстова 2004]. В письмах используются прецедентные тексты (Е.Н. Прибытько определяет их как библеизмы – «слова, устойчивые сочетания и более крупные фрагменты текста, прямо или опосредованно восходящие к тексту Библии (или библейским сюжетам)» [Прибытько 2002: 13]); наблюдается трансформация, библейские тексты АЛ переводит на свой лад, с тем, чтобы придать вес собственным словам, подтвердить собственные мысли. Язык письменных текстов далеко не "прост", письма состоят из громоздких тяжеловесных предложений, складывается впечатление о нанизывании мыслей. При исследовании писем мы столкнулись с таким явлением как трудность вычленения контекста слова из больших громоздких предложений.
      В письмах А. Лыковой наблюдаются традиции старообрядческой письменной культуры, которые отмечаются в следующих особенностях:
      1). В традиционной структуре писем:
      а) во вступлении: господи їсусє христє сынє божии помилуй насъ аминь ниский большой поклонъ отагафїи карпоны єлвирє викторокнє жєлаю отгоспода бога добраго здравия найпачє всєго душєвнаго спасєнїя ивсякаго благополучия (из письма красноярскому художнику Э.В. Мотаковой [Приложение 2: 23,1]).
      Для сравнения приведем фрагменты текстов из писем других старообрядцев:
      – семье Лыковых от родственников А.Н. и А.П. Тропиных (Алтай, до 1881 г. – даты смерти троих детей Лыковых): «Г.І.Х.С.Б.П.Н.а. Мир вам имир вашєму спасєнїю, дорогїє наши родныє. Дядя Карп Иосифович, Саввин. К. Наталья. К. Дємитрий. К. Агафья. К. Снискимъ поклономъ квам. Анна. Карповна. Анисим. Н. Анисья П. и наша дочь, Евдокєя А. Жєлаєм вам оттворца создатєля. Добраго здравїя, пачє всєго душєвнаго спасєнїя и благополучїя. В дєлах рук ваших» [КККМ, в/ф];
      – А.К. Лыковой от родственника А.Н. Тропина (Алтай, после 1988 г. – смерти И.К. Лыкова): «Г.І.Х.С.Б.П.Н.а. Добраго здравия. Агафья Карповна! С ниским поклоном квам Онисим Н. Анисья П. ивсе наши иваши сродники. Желаем вам Добраго здоровїя Душеспасенїя и вллгополучїя вжизни...» [КККМ, в/ф];
      – А.К. Лыковой от черноризицы старообрядческого скита матушки Максимилы (Тува, 1989 г.):  «Г.І.Х.С.Б.П.Н.а. Низкий трехкратныи поклонъ. Агафие К. от ч. Максимилы...» [КККМ, в/ф];
      – А.К. Лыковой от А.Я. Зеленковой и М.С. Осьмушникова – прихожан Никольской старообрядческой .церкви (г. Семёнов Нижегородской области, 1993 г.):  «Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас. Господи благослови. Низкий поклон тебе, Агафья, честная пустынница, живущая в такой суровой пустыне, от жителей Нижегородской области Семёновского района города Семёнова, с реки Керженец...» [КККМ, в/ф];
      – Мирона Галанина старообрядческого писателя своему современнику (Южный Урал, письмо от 2 октября 1774 г.):  «Г.І.Х.С.Б.П.Н. Аминь. О Господе, здравствуйте, Алексей Никифорович и супруга ваша, Екатерина Павловна и сыну вашему, Петру Алексеевичу и супруге вашей Настасьи Егоровны, посылаем мы вам нижайшее почтение и с любовью по нискому поклону желаем добраго здравия, а наипаче душевнаго спасения от брата вашего о Христе...» [Омельчук 1999: 80-81].
      Традиционное начало писем – «молитва Господу Исусу» [Закон... 1987: 66]: господи исусє христє сынє божии помилуй нас аминь в письмах Агафьи Лыковой используется регулярно, но имеется факт написания письма без молитвенного начала: снискимъ покломъ агафия к л лву стєпановичю ч жєлаю вамъ добраго здоровия всякаго благополучия ноєщє лєвъ с ч я прошу тєбя наєрофєя с болє нєпиши нивгазєту никуда єрофєй мнє родсвєникъ имы снимъ какъ братъ исєстра чтобы никакихъ сплєтнєй нипишитє пронєго такжє инамєня чтобы Увасъ нєбыло никакова скандала мнє сами знаєтє єрофєто пока ходивъ помогавъ атєпєрь вопщє нєкому помокчи онъжє снами єдиной вЕры всєхъ болшє бєспокоитса замєня нончє нагарячєй ключь снимъ єздили (55,1-2). В письме речь идет о статье Л .С. Черепанова в газету, где он обличал в нечестности людей, доставлявших Лыковым посылки, присланные из разных регионов нашей страны. Данный случай Агафья Карповна объяснила так: Но то-то письмо без молитвы [Приложение 3: 9], значит, не настоящее, не искреннее письмо, автором не использована молитва потому, что писалось оно по принуждению. Адно письмо Галина Ивановна заставляла написать... Да эти-то гада ить не писалось-то без молитвы... Вот ето она запросила, в этих гадах я всё писала письмы с молитвой [Приложение 3: 9]. Некоторые поздние письма "нестарообрядцам" написаны уже без молитвенного начала [Приложение 2: 27, 1; 29,1; 34,1; 49,1].
      б) в основной части:
      – в письме А.К. Лыковой родственникам Тропиным (после 1988 г.): помалєнку живу благополучно, хранима бгомъ, вовсяких искушєниїхъ диявольскихъ, иотзлыхъ чєловєкъ нєнавидящихъ цєломудрєнному житию, всє буду писать, вєтомъ письмє, напишу оєрофєє, итакъ далшє, какъ зима прошла, какъ я нончє была нагорячєм ключє чєво тамъ было, вотъ вчєра былъ вєртолєтъ наУсси єрєната садивса должно быть мєжду рєчински приєхали, нєсли они комнє зайдутъ то я вамъ, сними письмо отправлю, тутъ знаю что єрофєю вруки єто письмо нипопадєтъ снимъ пронєго ничто нєльзя вамъ написать, никакова слова, пєрвоє вопросъ зимой получили нєтъ письмо садрєсомъ єрофєя, всє письмы были Уєрофєя какъ онъ пєрєдавъ нєтъ которо вамъ было письмо, отправляли сгорноалтайскими Умєня были ч лву с имъ отдала тотъ получивъ (48,1).
      Для ср. фрагмент из письма родственников А.К. и К.И. Тропиных Лыковым (1982 г.): «Далєє сообщаємъ. онас. пока слава богу. Оставшиєся в живых, живы издоровы. чєго и вам жєлаєм. Сообщаю опрєставлєнїє нашєй родитєльницы (моєй тєщи анны К. послє нєпродолжитєльной нотяжолой болєзни, сконьчалась. насолновсходє. к^~ октяб похороны были к^~г послє казанской. Дєти всє приєжжали инєкоторыє внуки. Народу было около м^~ка чєловєк. Всє отвєли поуставу. было прочитано скитскоє покаяниє, ииспила богоявлєнской воды... ...имы сєйчас читаєм овас в газєтє очєнь много уж онъ /В.М. Песков, автор серии публикаций «Таёжный тупик» в г. «Комсомольская правда». – Г.Т./ описываєтъ овас взято всє сначала, как пєрвый рас квам прибыли гєологи. Вопчим. Читать. интєрєсно кто там нєбыл. Иничєго овас нєзнаєт. тому болєє интєрєсно... ая сам очєвидєцъ. Дажє єсть ваши фотографии, ипослєдниє вы двоє. єти болєє яснєє /первые снимки семьи Лыковых плохого качества, так как приходилось снимать скрытно, позже уже Лыковы не всегда прятались от фотокамер. – Г.Т./. Тєпєрь овас вєсь совєтский союз знаєт, читают вгазєтах иудивляются. Как жє столько врємя. люди могли прожить. нєвидєвши людєй. иприплодившиє сємью. Для нєвєрующих єто чюдо. Но помози вам г^~ди сконьчать свой подвиг /пустынножительство православными верующими воспринимается как духовный подвиг. – Г.Т./ избыть вєчнаго мучєнїя, иполучить царствїє нєбєсноє инєизрєчєнную радость. ох~ртє исусє г~дє нашєм...» (КККМ, в/ф);
      – Мирона Галанина, старообрядческого писателя (Южный Урал, II пол. XVIII в.): «Во-первых посылаю поклон от лица моего до сырой земли, прошу творца небесного, дабы послал вам жизнь мирную, телесное здравие, душевное спасение. Пишу со слезами от радости, друже мой присный, что сподобил мя господь бог видеть родной мой край. Много было горя, когда я находился в городе Тобольске: кругом люди веры с нами не одной, как лютыя восставали звери на нас в Знаменском монастыре при Пятницкой церкви, томили во оковах нас со иноком Иоакимом дважды, было увещевание, дабы нам принять новые обряды никон(нянские). И еще были разныя пытки, которыя устроены при монастырях келиях. В етом же в монастыре Знаменском находился первый наш подвижник и страдалец за истинную веру протопоп Аввакум. Здесь он служил службу по старо-печатным книгам три года. Аввакум стал открыто обличать духовенство и народ. Тогда его выслали из Тобольска по приказу Никона патриарха в отдаленные места: на реку Лену, в дальнюю Украину, на границу китаицкую. Видел и те монастырские темницы, где томили и морили нашего страдальца инока Авраамия и священника заморили голодною смертью...» [Омельчук 1999: 80-81].
      – А.К. Лыковой от А.Я. Зеленковой и М.С. Осьмушникова, прихожан Никольской старообрядческой церкви (г. Семёнов Нижегородской области, 1993 г.): «Здесь все скиты нарушены /слово в значении ‘разорены’ встречается также в лексике Агафьи Лыковой. – Г.Т./. А скитов здесь было много. И оленевский скит, а по нашему, как мы говорим – «Оленевские кельи». Сейчас это небольшая деревня, молиться там некому. Так же были нарушены скиты Кумаровский, Шарпанский, Улангерский, Богоявленский и др. Сейчас это небольшие деревни. Но старообрядческое благочестие сохранилось здесь в городе Семенове...» [КККМ, в/ф].
      в) в заключительной части:
      Заключительная часть письма А. Лыковой отличается большим разнообразием, традиционно это – просьба о прощении, "роспись" и дата:  ивасъ бгъ /Бог/ простит иблагословитъ помолитса владычица прстая бдца /Владычица Пресвятая Богородица/ [Приложение 2: 47, 3]. пока проститє мєня христа ради ивасъ бгъ /Бог/ проститъ жду w^твєтъ писала агафя кд /24/ июля [Приложение 2: 14, 2]. писала агафїя мєсяца июня двадєсять вторый дєнь w^тадама лЕта зУчд /1986/ годъ [Приложение 2: 50, 2]. Однако имеются письма без заключительной части, причина – спешка перед отлетом гостей на вертолёте, с которыми АЛ передавала письма.
      Для сравнения приведем примеры из писем других старообрядцев:
      – А.К. Лыковой от родственников Тропиных (Алтай, 1982 г.): «простите нас. х^~рта ради иблагословите. ипомолитесь онас богу вас такожде. бог. простит. иблагословит помолится вл^~чца пс^~ртая б^~ца за весь християнский»;
      – А.К. Лыковой от Кузнецовой Ксении Леонтьевны – прихожанки Федосеевской церкви (Тонкино Нижегородская обл. (29 декабря 1993 г.): «Просим Господа ради, приезжайте к нам, милости просим, погости, посмотри на наш обычай. Прости меня Христа ради, тебя Бог простит» [КККМ, в/ф];
      – Ромашову Мефодию Мироновичу (Приенисейская Сибирь) от Егорова Федосея Васильевича (штат Орегона США, 3 января 2002 г.): «Но простите нас Христа ради забезпокойство. и Вас Бог простит. с Почтением, и спросбой квам, Федосей В. Егоров. Такоже и прочая о Христе братия» [КККМ, в/ф].
      – в письме старообрядческого писателя заключительная часть звучит так: «Вам единомысленный по вере духовный брат Мирон Галанин».
      Итак, сравнение фрагментов писем А.К. Лыковой и других старообрядцев свидетельствует о наличии общих традиций в структуре текстов. К сожалению, некоторые графические особенности в начертании букв, надстрочных знаков, выносных букв не представляется возможным воспроизвести в примерах в виду того, что авторами используется графика разного периода, наслаиваются также индивидуальные особенности почерка.
      2). Стиль писем А.К Лыковой – повествовательный, рассказ о повседневной жизни сопровождается использованием общенародной лексики, но во фрагментах текстов из книг Священного писания адресант переходит на величаво-торжественный тон, употребляет церковнославянизмы: вотъ анисимъ и вписмє я кратко єво лжи прописава кромє писма коє что описава пронєго ноивопщє нихотєлось мнє єво клєвєту писать иговорить норади васъ нислушайти инєвєртє єму что онъ говоритъ правды внємъ нєсть, алжєпослушєсвомъ осквєрнямъ цєрковь єсли єво слушать то можно всє труды погубить ятогрЕшна вринувась снимъ вбєзмєрну пєчаль какъ гдь проститъ ипротчихъ онъ хотитъ запутать, авєдь как говоритъ нєвєдєниє єсть злєє согрєшєниє, нєсть вєфрємовымъ словє єдинъ чєловєкъ єсли нидобротъ всєму монастырю язва ивсловє аввы дорофєя єслибы чєловєку пришлось адинъ разъ ложно сказать ито всю жизнь покаянїє имєть зато, аєто тропинъ и в мнє говоривъ я снародомъ никогда правду ниговорю авсєгда говорю ложно амнє всєгда вєрятъ говоритъ, мои рєчи єсли чємъ ложно говорить то лучшє молчать, аєсли говорить дакъ надо правду какъ хртовата заповєдь овсякомъ празднє словє отвєть дамъ вдєнь судный страхжє судный єсть намъ токмо слово тщє, вотъ єщє рєчи моєго оца говоривъ єсли гдє прийдєтса сойдутса нєзаконно ипока тотъ идрогой єщє вживыхъ нєразойдутса то нєбудєтъ покаянїя нитомк инидругому, [Приложение 2: 41,5-7].
      В письмах встречаются фрагменты – рассуждения с элементами полемичности, полемика – в основе культуры старообрядцев.
      Для сравнения пример из письма Егорова Федосея Васильевича (штат Орегона США) Ромашову Мефодию Мироновичу в Приенисейскую Сибирь (3 января 2002 г., печатный текст):  «У нас здесь в Орегоне утуретских /у турецких. – Г.Т./ християн, большенство все Иконы писмены, также и усинзянцев такиеже Иконы, и харбинцев /старообрядцы себя идентифицируют по странам и провинциям проживания до переселения в Америку. – Г.Т./ есть такиеже Иконы, и Знаменитый всем известный Харбинцем, такоже и Синьзянцем, Иконописец И.В. Мартюшов, такоже писал, такоже свидетельствуется в книгах с ильлюстрацыями Библия, Апокалепсис, Страсти Господни, Григориево видение, Иоанна дамаскина прение живота сосмертию. каноны на исход души в лицах, везде и вовсех свидетельствах одно и тоже... все выше указанные доказательствы дерзают опровергнуть... мы уверены втом что унас святыня, и иконы и Книги, и учение духовное досталось от предков, т.е. От отцов Дедов, и Прадедов, и так далее, видимо сии лицы зазрили /изменили, предали. – Г.Т./ своим родителем и предкам, неуверены втом что они уих были истинные християне, поэтому изазрили прежние Иконы и книги ~С. как будь то бы все отНикониян завредилось /повелось. – Г.Т./ от Никониян или от поморцев перенято. Или от Австрийцев...»
      3). Традиционное использование прецедентных текстов:
      – в письмах А.К. Лыковой:  нислушайти инєвєртє єму что онъ говоритъ правды внємъ нєсть, алжєпослушєсвомъ осквєрнямъ цєрковь єсли єво слушать то можно всє труды погубить ятогрЕшна вринувась снимъ вбєзмєрну пєчаль какъ гдь проститъ ипротчихъ онъ хотитъ запутать, авєдь как говоритъ нєвєдєниє єсть злєє согрєшєниє, нєсть вєфрємовымъ словє єдинъ чєловєкъ єсли нидобротъ всєму монастырю язва (Ефрем Сирин – один из виднейших «отцов церкви» IV в. «Слова» и поучения его, собранные в книге «Паренесис», известны были на Руси с XIII – XIV вв. – Г.Т.) ивсловє аввы дорофєя єслибы чєловєку пришлось адинъ разъ ложно сказать ито вси жизнь покаянїє имєть зато (книга «Цветник священноинока Дорофея, содержащая в себе заповеди евангельские и святых отец /так в источнике/ поучения». – Г.Т.);
      – в письме А.К. Лыковой от К.Л. Кузнецовой – прихожанки Федосеевской церкви (Тонкино Нижегородской обл., 29 декабря 1993 г.):  «Такоє плачєвноє врємя. Ну мы стараємся хранить по отєчєским и Апостольским прєданиям Святых Отєц. Завєщанная цєрковь єсть нє стєны и покров, но вєра и житиє / /. Молиться собираємся на Христово воскрєсєньє и на праздники у старушки. Она живєт одна. Как мы воду бєрєм из колонки, исправляєм сто поклонов, молоко из магазина – триста поклонов, єсли с рынка, тожє три лєствицы...».
      4). Язык старообрядцев отличается клишированностью («под ними (клише) понимаем особый вид устойчивых выражений как фразеологического так и нефразеологического характера, принятых данным коллективом на определенном этапе общества и используемых в языковых ситуациях» [Васильева 1982: 159]): словесные формулы, старославянизмы (церковнославянизмы) употребляются даже в бытовой сфере, это особенности, присущие старообрядцам:
      – в письмах Агафьи Лыковой:
         жєлаю w^тгда бга добраго здоровия идушєвнаго спасєнїя вжизни всякаго благополучїя;
         низкий поклон от лица и до сырой зємли;
         понискому поклону;
         кланаяюсь вамъ w^тлица идосырой зємли сослєзами;
         прошу вашєго прощєния иблагословєнїя истыхъ вашихъ молитвъ;
         проститє мєня христа ради ивасъ богъ проститъ;
         иблагословитє ипомолитєсь замєня грЕшну, ивасъ бгъ проститъ и благословитъ помолитса влдчица прєстая бдца завєсь родъ християнскїй;
         душєвно и тєлєсно;
         грЕшна я агафїя нєдостойная звания;
         никонъ всє тамъ благочєстиє разграбивъ иразгромивъ;
         отниконова гонєния ираззорєния;
         прониконову вєру;
         никоняны разоряли;
         свящєнникъ авраамий, исвящєнникъ тарасий, иєтихъ послєдних, никоняны замучили;
         єдиногласный, согласный и др.;
      – в письмах Мирона Галанина:
         "посылаю поклон от лица и до сырой земли";
         "прошу творца небесного дабы послал вам жизнь мирную телесное здравие, душевное спасение";
         "и мне, грешному и недостойному, сподобил господь пользоваться милостию";
         "обряды никонянские",
         "раздорники творят раздор церковный",
         "томили и морили нашего страдальца инока Авраамия и священника заморили голодною смертью";
         "единомысленный по вере духовный брат";
      – в письмах Тропиных:
         "простите нас Христа ради иблагословите помолитесь занас многогрЕшных";
         "вся оХристе братия желаем вам оттворца создателя Добраго здравїя. Ноипаче всего Душам спасенїя. Иблагополучїя вжизни";
         "ОХр^~те Исусе Гд^~е нашем простите нас Хр^~та ради иблагословите ипомолитесь онас Богу. Вас такожде Бог простит иблагословит помолится влч^~ца пр^~тая б^~ца завесь род хрт^~иянскии";
         "многогрешные недостойные звания";
         "желаем вам душевнаго спасенїя, ителесем здравїя" т.п.
      5). Традиционное использование конфессиональной лексики:
      – в письмах А. Лыковой: мирской, наставник, крєст с адамовой главой и т.д.
      – в письме Тропиных: «С нискимъ поклономъ квамъ ваши... ився о~хрсте братия..., скитское покаяние»;
      – в письме А.Я. Зеленковой и М.С. Осьмушникова: «Но старообрядческое благочестие сохранилось здесь в городе Семенове... Мы являемся беглоповского согласия...».
      В языке А.К. Лыковой и других старообрядцев наблюдается консерватизм и традиционализм в использовании конфессиональной лексики.
      Таким образом, примеры из писем АЛ и других старообрядцев доказывают наличие общих конфессиональных особенностей:
      1) в структуре и построении писем;
      2) в использовании прецедентных текстов;
      3) клишированности;
      4) в использовании конфессиональной лексики.
      Данный вывод свидетельствует о наличии в письмах общих традиций старообрядческой письменной культуры (сопоставление проведено на большем количестве писем (около 30), но в тексте исследования отражены демонстрационные примеры).

§ 4. О «Словаре языка Агафьи Лыковой»
      История создания
      1. Тип словаря: полный, диалектный словарь языковой личности, толково-переводный, источниковедческий, лексико-ономастический.
      1.1. Полный словарь означает включение всей лексики письменных источников – писем Агафьи Карповны Лыковой [Приложение 2].
      1.2. Словарь диалектный, так как представляет лексику старообрядческого говора юга Сибири. Долгое время в научно-исследовательской литературе термин «старообрядческий» заменялся словом «старожильческий». В данном случае имеется в виду старообрядческий говор, который функционирует в Сибири наряду с русскими старожильческими и переселенческими говорами.
      1.3. Словарь переводного типа, так как предполагает внутриязыковой перевод. Говор языковой личности русский, но требует расшифровки, поскольку привязан к определённой территории по генезису (северно-русский, окающий – со стороны отца, южно-русский, акающий – со стороны матери), и по современному состоянию – сибирский. Дети Лыковых, в том числе и исследуемая ЯЛ, переняли манеру говорить у матери Акулины Карповны, которая была родом с Алтая из Горной Шории. Заселение горно-алтайского региона было связано с ветковцами-старообрядцами из западных и южных русских губерний беглопоповского толка в 60-70-е гг. XVIII в. Говор Карпа Иосифовича – сибирский окающий, говор севернорусского типа, предки главы семьи Лыковых – выходцы из нижегородских керженских скитов, пришедших в Сибирь по северным территориям.
      1.4. Словарь источниковедческий включает в себя ограниченное число лингвистических источников – 99.
      Автор писем пользуется церковнославянской графикой, сохраняет стиль и лексику старообрядческой рукописной литературы. Все особенности графики и стиля Агафьи Карповны сохранены. Тексты Лыковой никакой орфографической правке не подвергаются, кроме примеров дефисного написания: кто-то, кое-что, во-первых.
      1.5. Словарь лексико-ономастический, так как включает собственные имена: личные и географические названия – антропонимы и топонимы, встречающиеся в письмах и записях.
      2. Цель, задачи, объект, предмет и методы лексикографического описания.
      2.1. Цель «Словаря языка Агафьи Лыковой» – отражение лексики конкретной личности, сформировавшейся в локальных условиях в отсутствии постоянных контактов с основными носителями русского языка.
      2.2. Основные задачи:
      1) представить лексический состав идиолекта языковой личности;
      2) лексикографически интерпретировать его через систему словарных помет;
      3) обозначить количество употреблений отдельных слов;
      5) выявить специфику словарного состава через сопоставление с данными словарей русского языка (толковых, диалектных, исторических, богословских, устойчивых выражений [см. список словарей]).
      2.3. Объектом лексикографического описания является письменная речь Агафьи, единственного представителя семьи Лыковых в наши дни.
      2.4. Предмет описания – лексический состав идиолекта Агафьи Лыковой.
      2.5. При этом использованы методы.
      1) социолингвистический;
      2) собственно-лексикографический;
      3) функциональный;
      4) сравнительно-сопоставительный.
      2.5.1. Социолингвистический метод представлен в следующих моментах: большое значение в составлении словаря имеет история семьи Лыковых, которая рассматривается как история формирования идиолекта Агафьи Лыковой. В экспедиционных условиях – использование приемов интервьюирования и личного общения (Г.А. Толстовой, научным руководителем совместной лингвистико-этнографической экспедиции Литературного музея и спортивно-краеведческого клуба «Ермак», собрана при помощи этого приема значительная часть сопоставительного материала).
      Иллюстративный материал «Словаря языка Агафьи Лыковой», фиксирующий употребление исследуемых языковых единиц в контекстах, представлен в текстовых извлечениях (фрагментах) – минимальных смысловых контекстах писем по той причине, что из писем АЛ трудно выбрать предложения, автором используются громоздкие большие фразы.
      Все письменные тексты рассмотрены в составе словаря с учётом речевой и социальной характеристики адресатов писем А.К. Лыковой.
      Б .И. Осипов оспаривает мнение, «что главная и чуть ли не единственная ценность подобных источников состоит в том, что они позволяют выявить структуру сознания их авторов. Безусловно, это так, и не подлежит сомнению, что такой подход является интересным и актуальным, можно сказать, новым словом в источниковедении. Однако социологический и социолингвистический подходы в такой же степени возможны и закономерны применительно К любым мемуарам» [Воспоминания... 2002: 9]. Как нам представляется, эпистолярный жанр по типу текстов очень близок мемуарному.
      2.5.2. Собственно лексикографический метод – представление активного словарного запаса Агафьи Лыковой, отражённого в письменных текстах в алфавитном порядке в виде отдельных словарных статей (около 3000 лексем). В словаре выделена лексика общенародного фонда (без помет), диалектные слова (помета – диал.): сочить, отерпнуть; лексика семьи (микросоциума, помета – семей.): заоблегчивать, испростудить; окказиональная лексика Агафьи Карповны (помета – окказ.): ветрадуйка – 'холодная изба'. Структура словарной статьи представляет четыре зоны и в целом соответствует русской лексикографической практике (см. ниже).
      Общенародной лексикой нами считается та, которая включает «слова, понимание и употребление которых не связано местом жительства, профессией, образом жизни и т.п.» [Калинин 1978: 119]. Базовым толковым словарём мы считаем «Словарь русского языка» под ред. А.П. Евгеньевой (MAC – малый академический словарь). Каждое слово «Словаря языка Агафьи Лыковой» проверено по этому изданию. В словаре есть система словарных помет, назначение которой – стилистическая маркированность лексики: пометы, указывающие на принадлежность слова к различным пластам лексики русского языка – обл. (областное), прост. (просторечное) и т.д.; на стилистическую ограниченность употребления слов в литературном языке – разг. (разговорное), книжн. (книжное), офиц. (официальное) и т.д.; на эмоциональную окраску слова – бран. (бранное), прост. (просторечное); на специальную область применения слова – астр. (астрономия), физ. (физика) и т.д.; пометы к словам, выходящим из употребления в современном русском языке – устар. (устаревшее) см. [MAC, I: 10].
      Диалектной лексикой считается нами «1) словарный состав отдельного территориального говора и его системная организация; 2) специфически диалектная лексика национального языка в противопоставление наддиалектной общенародной, собственно литературной, просторечию, жаргонизмам» [Самоток 2006: 57]. В исследуемом материале к диалектной мы отнесли лексику, зафиксированную в MAC с пометой обл.; не зафиксированную в MAC, но отмеченную с локальной пометой в словарях В.И. Даля [ДТ], в сводном современном диалектном словаре [СРНГ] или в диалектных словарях (общих и специальных) Приенисейской. Сибири: В.И. Анучина [А], К.П. Михалап [Мих], в «Словаре русских говоров северных районов Красноярского края» [СГ], «Словаре русских говоров южных районов Красноярского края» [СЮ], В.И. Петроченко [Пет], В.И. Чащина [Ч].
      Кроме того, нами использованы рукописные словари – Н. Г. Сидоркиной [Сид] и А.Ф. Карнаухова [Кар].
      В словаре выделяется отдельной пометой (религ. и старообр.) сакрально-богослужебная лексика (имеющая отношение к вере, религии): автор писем – глубоко верующий человек, воспитанный на библейских заповедях, сформировавшийся в особых условиях восприятия священных текстов, ведёт иноческий образ жизни. В этих словах отражено мировосприятие старообрядцев. Эта лексика зафиксирована в богословских словарях (БПБ, ПБС, Ст, ПЦС).
      В отдельных случаях при рассмотрении лексем использованы также аудиокассеты с интервью Л.С. Черепанова и Г.А. Толстовой с А.К. Лыковой, где Агафья Карповна по просьбе собеседников поясняет значение слов, бытовавших в семье [Приложение 3: 30; 32].
      Ономастикой словаря (помет. собст.) даёт представление о сфере общения Агафьи Карповны, ориентирует читателя в пространстве. Топонимы проверены по словарям Бутанаева [Б], Кисловского [Кис], Васильевой [В]. Тщательная работа проведена по атрибутированию антропонимов, так как окружение, среда формируют мировоззрение человека, изменение среды общения отражается в языковых изменениях:
         Дунаева; дунаєвой, д. Сущ., собст. Женская фамилия. Здесь: Галина Ивановна Дунаева – пенсионерка из г. Пушкин Московской области, жила на Еринате летом 1990 г.
      Новые понятия, вошедшие в жизнь Агафьи Карповны с 80-х годов, нашли отражение в словаре с пометой нов.: поезд, вертолет, инструкция.
      Числительные в письмах обозначены кириллическими буквами, как было принято в церковнославянском языке: тогда адна пошла sї /16/ ноября всєвєрє натой избє ночєвала утромъ зї /17/ дошла накаиръ ночь тамъ унихъ адну ночєвала Уалєксанры наумовны (41, 4-5). Е.Ф. Карский называет это явление «славянским счислением» [Карский 1979: 218], иеромонах Алипий (Гаманович) – «славянскими числами» [Иеромонах 1991: 23]. Нами употребляется термин «славянская цифра», использованный А.С. Зерновой: «Славянские цифры изображаются теми же буквами алфавита, но для отличия от букв над ними ставится титло» [Зернова 1973: 23]; термин использован также в «Правилах составления библиографического описания старопечатных изданий» [Правила... 1989: 244].
      Лыковы пользовались византийским летоисчислением (от сотворения мира), в иллюстративной зоне данный факт отражен в примерах: писала агафия сєнтєбря кд /24/ дєнь отадама лєта зфг /7503, в современном летоисчислении от Рождества Христова – 1995/ врожєство чєтвєртой пойдєтъ (56,1).
      2.5.3. Функциональный метод представлен в Словаре в выделении в начале словарной статьи вслед за заглавным словом всех использованных ЯЛ (языковой личностью) словоформ; через иллюстративную зону, где показана словоформа в процессе функционирования в контексте (в предложении или фрагменте текста). Опорная словоформа статьи выделена в иллюстрации жирным шрифтом.
      В словарной статье использована также система функциональных помет: грамматических и стилистических; особое значение при этом имеют пометы, отражающие употребительность слова в активной речи Агафьи.
      2.5.4. Сравнительно-сопоставительный метод представлен данными 21 словарей в сопоставительной зоне, где использованы восемь блоков:
      1) толковые – О, MAC – 2;
      2) диалектные общие – ДТ, СРНГ, Пан – 3;
      3) диалектные местные (Приенисейской Сибири) – А, Кар, Мих, Пет, СГ, Сид, СЮ, Ч-8;
      4) топонимические – Б, В, Кис – 3;
      5) богословские – БПБ, ПБС, Ст, ПЦС – 4;
      6) устаревших слов – СА – 1.
      7) устойчивых сочетаний и идиом – ДП, СМол – 3;
      8) исторические – СХІ-ХVІІ, СХVІІІ, Ц – 3.
      общенародная лексика представлена 1703 лексическими единицами – 57,2%, разговорная – 32 – 1, 07%, просторечная – 24 – 0, 8%, диалектная 524 – 17,6% от 2977 словарных единиц [Толстова 2004].

Макроструктура словаря и микроструктура словарной статьи:
Зона представления.
      Словарных единиц: 2977.
      Буквы в функции слова: 45 – 1,51 %.
      Славянская цифра: 35 – 1,17%.
      В 99 письменных источниках 26000 словоупотреблений, включая служебные части речи

Информативная зона
    1 .Система грам. помет:
      Частеречная хар-ка слов:
      глагол: 986 – 33,12 %;
      сущ-е: 958 – 32,18 %;
      прил-е: 279 – 9,37 %;
      нар-е: 245 – 8,22 %;
      числ-е: 54 – 1,81 %;
      мест-е: 45 – 1,51 %;
      предлог: 40 – 1,34 %;
      союз: 32 – 1,07 %;
      частица: 30 – 1 %;
      ввод, слова: 6 – 0,2 %;
      межд-е: 1 – 0,03 %.
      Ономастикой: 171 – 5,74 %.
      Топонимы: 24 – 0,8%.
      Антропонимы: 147 – 4,93 %.
    2.Система стил. помет:
      2.1. Временная хар-ка слова: 82 – 2,75 %.
      Новая лексика: 79 – 2,65 %.
      Устаревшая лексика (архаизмы): 1 – 0,03 %.
      Историзмы: 2 – 0,06.
      2.2. Эмоц.-экспресс. лексика: 12 – 0,4%.
      Экспресс-я: 4 – 0,13 %.
      Уменьш.: 4 – 0,13 %.
      Уменьш.-ласк.: 2 – 0, 06 %.
      Образная: 2-0,6%.

Иллюстративная зона
      Количество употреблений слова:
      единичные: 2087 – 70,1 %;
      редкие: 209 – 7,02 %;
      распространенные: 204 – 6,85%;
      частотные: 166 – 5,57 %.
      Всего: 2666 словарных статей + 311 отсылочных статей составляют количество словарных единиц – 2977.

Сравнительно-сопоставительная зона
      В МАС зафиксирована:
  I. Общенародная лексика: 1703 – 57,2 %;
    1. без помет – 1588 – 53,34%;
    2. с пометами:
      2.1 разговорная лексика:
      2.1.2 с пом. разг.: 28 – 0,9 %;
      2.1.3 с пометой: разг., устар.: 4-0,13%;
      2.2 архаизмы:
      2.2.1 с пом,: устар.: 47 – 1,57 %;
      2.2.2 с пом. устар., книж.: 5 – 0,16%;
      2.3 церковная:
      2.3.1 с пом. церк.: 2 – 0,06 %;
      2.3.2 с пом. устар., церк.: 1 – 0,03 %;
      2.4 просторечная лексика:
      2.4.1. с пом. прост.: 17 – 0,57%;
      2.4.2. с пом. прост., устар.: 7 – 0,23 %;
      2.5 уменьш.-ласк. лексика:
      2.5.1 с пом. уменьш.: 4 – 0,13%.
    3. с пом. есть др. знач.: 36 – 1,2%;
    4. с пом. есть ... (вариант слова): 187 – 6,28 %;
  II. Диалектная лексика: 524 – 17,6%.
      1.1 В МАС: с пом. обл.: 2 – 0,06%;
      1.2 В МАС с пом. обл. прост.: 2 – 0,06 %;
    2. В «Словаре языка А. Лыковой» зафиксирована диалектная:
      а) с пом. диал., фонет.: 284-9,53%;
      б) с пом. диал., лексич.: 126-4,23 %;
      в) с пом.: диал., лексико-фонет.: 10 – 0,33 %;
      г) с пом. диал., грам.: 31 – 1,04%;
      д) с пом. диад., грам-фонет.: 2 – 0,06 %;
      е) с пом. диал., семант.: 27 – 0,9 %;
      ж) с пом. диал., словообр.: 42 – 1,41 %.
  III. Сакрально-богослужебная лексика: 253 – 8,5%.
      1. Религиозная (с пом. религ.): 106 – 3,56%.
      2. Старообрядческая конфессиональная (с пом. старообр.): 132 – 4,6 %.
      3. Церковнославянизмы (с пом. церковносл.): 16 слов – 0,53 %.
  IV. Семейная и окказиональная лексика 7 – 0,26%.
      1. Семейная (с пом. семей.): 5 – 0,2 %.
      2. Окказионализмы (с пом. окказ.):  2 – 0,06%.
  V. Профессиональная лексика (с пом. проф.): 2 – 0,06%.
  VI. Медицинская (с пом. мед.): 9 – 0,3 %.

      Как показывают данные «Словаря языка Агафьи Лыковой», лексическая система идиолекта состоит из следующих компонентов:
      1) общерусская лексика (представлена в МАС);
      2) лексика старожильческого населения юга Красноярского края, сложившаяся в результате смешения по местам выхода говоров севернорусского и южнорусского (диалектная);
      3) сакральнобогослужебная лексика;
      4) локальная (семейная и окказиональная) лексика и лексика ограниченного употребления (профессиональные и медицинские термины).
      В письменной речи старообрядки доминирует книжно-письменная лексика. Письменная речь ориентирована на традиции древнерусских житий, где присутствуют определенные нормы, элементы эпистолярного жанра. В письменной речи АЛ мало диалектных слов: 524 лексемы (17,6 % от 2977 словарных единиц). В лингвистических исследованиях по русским народным говорам, по наблюдению Е.В. Иванцовой, процент диалектных слов по отношению к общерусской лексике сильно колеблется: 4-5% у Г.И. Мельниченко [1962: 4], от 12 до 20 % у В.А. Сенкевича [1973: 55], 14% (и 43,8% диалектных вариантов общерусских слов) у О.И. Блиновой [1975: 43], около 1А части – у Н.Т. Бухаревой [1968: 97], 32,5% у Н.А. Лукьяновой [1966: 5], у В.П. Тимофеева 1: 10% (2732 диалектных слова и фразеологизма на 27337 литературных слов [Тимофеев 19716: 17, 19], у Е.В. Иванцовой 39,86% (диалектные варианты общерусских слов, собственно диалектные слова, диалектно-просторечные слова, диалектно-просторечные варианты общерусских слов, диалектные варианты диалектно-просторечных слов) [Иванцова 2002: 40-43]. Сравнение нами данных О.И. Блиновой (43,8%) и Е.В. Иванцовой (ок. 40%) – по «Материалам полного словаря языковой личности», включающих в диалектную лексику диалектные варианты общерусских слов и прочие комбинации диалектизмов, – с данными «Словаря Агафьи Лыковой» (524 лексемы – 17,6 % от 2977 словарных единиц), свидетельствует о преобладании в языке старообрядки общерусских слов. Причина – в отсутствии живой диалектной языковой среды и в направленности языковой личности на книжную лексику, обусловленную чтением старопечатных книг и текстов старообрядческой литературы.
      Итак, ЯЛ присущи общерусские черты (типологические классы, системные единицы), наблюдаемые лексикографами у диалектоносителей. В идиолексиконе Агафьи Лыковой преобладают общерусские слова над диалектными. В соотношении предметная/экспрессивная лексика превалируют предметные, лексические единицы, что связано с языковым сознанием ЯЛ, выросшей в строгой, консервативной старообрядческой среде.
      Идиолексикон, представленный в «Словаре языка Агафьи Лыковой», отражает языковое сознание старообрядки Агафьи Карповны Лыковой.

      Выводы
      1. ЯЛ обладает способностью создавать тексты, точно, ясно, образно выражать мысль в тексте, выбирать слова в зависимости от контекста и адресатов.
      2. Языковое сознание отражает концептуальную модель носителя старообрядческого диалекта как ЯЛ.
      3. Старообрядческая конфессиональная лексика как часть сакрально-богослужебной – основа мировосприятия старообрядческой языковой личности.
      4. Сакрально-богослужебная лексика остается консервативной, традиционной в старообрядческой среде.
      Таким образом, старообрядческая конфессиональная лексика письменной речи языковой личности, ее состав и структурно-семантические особенности отражают метаязыковое сознание, духовную культуру старообрядки Агафьи Карповны Лыковой.

      Список использованной литературы
      Аванесов Р.И. К вопросам периодизации русского языка // Славянское языкознание. VII Международный съезд славистов. – Москва, 1973.
      Агеева Е.А. Старообрядческий род Килиных // Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи. Материалы III Международной научно-практической конференции. 26-28 июня 2001 г. – Улан-Удэ, 2001. – С. 94-99.
      Альмухамедова З.М., Маркелов В.С., Слесарева Г.П. и др. Из наблюдений над речью Лыковых – старожилов на реке Абакан // Фонетика и письмо. – Установ, 1986. – С. 103-115.
      Андреева Л.К., Горланова Н.В. Существительные с уменьшительно-ласкательными суффиксами в народно-разговорной речи // Живое слово в русской речи Прикамья. – Пермь, 1971. – Вып. 2. – С. 71-78.
      Бахтин М.М, Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М., 1979.
      Бахтина О.Н., Жданова О.В., Суворина С.В, Старообрядческие письма: век XX // Сибирский текст в русской культуре. – Томск: ТГУ, 2002. – С. 246-261.
      Белоусова Г.Г. Определение диалектной основы одного сибирского старообрядческого говора по данным лингвистической географии (на примере говора семьи Лыковых) // Тезисы докладов конференции Института русского языка АН СССР. – Ужгород, 1984. – С. 64-68.
      Белоусова Г.Г. Определение диалектной основы одного сибирского старообрядческого говора по данным лингвистической географии (на примере говора семьи Лыковых). Рукопись. КККМ, фонд семьи Лыковых. – 1989. – 3 с.
      Белоусова Г.Г. Речь и человек (описание особенностей говора старообрядческой семьи Лыковых). Рукопись. КККМ, фонд семьи Лыковых. – 1989. – 7 с.
      Беспамятнова Г.Н. ЯЛ телевизионного ведущего: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Воронеж, 1994. – 19 с.
      Блинова О.И. Введение в современную региональную лексикологию. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1975. – 257 с.
      Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к. разновидностям текстов: Автореф.дис. ... д-ра филол. наук. – Л., 1984. – 31 с.
      Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. – М.: Изд-во АН СССР, 1963. – Т. 1-2.
      Бойко Е.С. Лексические заимствования // Современный русский язык и вопросы диалектологии. – М., 1972. – Вып. I. – С. 353-368.
      Бойко Е.С. Русские старожильческие говоры Каа-Хемского района Тувинской АССР: Дис. ... канд. филол. наук. – М, 1975а.
      Бойко Е.С. Русские старожильческие говоры Каа-Хемского района Тувинской АССР: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. – М., 1975б.
      Бойко Е.С. Орфоэпические нормы богослужения у староверов на Малом Енисее // Гуманитарные исследования: итоги последних лет. К 35-летию ЕФ ИЕУ. – Новосибирск, 1997а. – С. 222-224.
      Бойко Е.С. Секреты позитивного отношения к образованию у старообрядцев Каа-Хемского района Тувинской АССР // Гуманитарные исследования: итоги последних лет. К 35-летию ЕФ ИЕУ. – Новосибирск, 1997б. – С. 28-29.
      Бойко Е.С. Язык приенисейских староверов // Енисейский энциклопедический словарь. – Красноярск: КОО ассоциация «Русская энциклопедия», 1998. – С. 7.
      Бойко Е.С. Язык приенисейских староверов (фонетика) // Русский язык в географической проекции: Межвузовский сб. научн. трудов. – Красноярск: КГПУ, 2000. – С. 132-143.
      Бойко Е.С. «Показатели» смысла в церковнославянских печатных памятниках // Научный ежегодник Красноярского государственного педагогического университета. Вып. 3. – Красноярск, 2002а. – С. 77-84.
      Бойко Е.С, Названия ритуальных предметов для богослужения у староверов на Енисее // Русский язык в Красноярском крае. Выпуск I: Сборник статей. – Красноярск: РИО КГПУ, 2002б. – С. 175-190.
      Бойко Е.С. Изучение духовной культуры староверов как один из способов овладения умением читать старорусские письменные памятники // Ежегодник регионального лингвистического центра Приенисейской Сибири. – Красноярск, 2003. – Вып. 2. – С. 73-79.
      Бойко Е.С., Самоток Л.Г. Староверы. Раскол и обереги // Красноярский материк: времена, люди, документы. – Красноярск: Гротеск, 1998. – С. 59-66.
      Бойко Е.С., Самотик Л.Г. Раскол и обереги // Русский язык в Красноярском крае. Выпуск I; Сборник статей. – Красноярск: РИО КГПУ, 2002а. – С. 165-175.
      Бойко Е.С., Самотик Л.Г. Староверы на Енисее // Материалы комплексной гуманитарной экспедиции на Средний Енисей. – Красноярск: РИО КГПУ, 2002б. – С. 165-185.
      Болонев Ф.Ф. Народный календарь семейских Забайкалья II пол. XIX – XX вв.: Дис.... канд. истор. наук. – Новосибирск, 1974. – 214 с.
      Большой путеводитель по Библии. Пер. с нем. – М.: Республика, 1993. – 479.
      Бондалетов В.Д., Самсонов Н.Г., Самсонова Л.Н. Старославянский язык: Сборник упражнений. – М.; Флинта: Наука, 2003. – 312 с.
      Борковский В.И., Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка, – М., 1963.
      Бухарева Н.Т. О специфике лексического состава русских говоров Сибири // Вопросы языка и литературы. – Новосибирск, 1968. – Вып. 2, ч. 1. – С. 88-100.
      Васильев А.Д. Динамика слова в истории русского языка: Учебное пособие для спецкурса. – Красноярск: КГПИ, 1993. – 148 с.
      Вершининский словарь. / Под ред. Блинова О.И. В 7 томах. – Томск: Изд-во Томского ун-та, 1998-2002.
      Виноградов В.В. О художественной прозе. – М.-Л., 1930.
      Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. – Л., 1929.
      Воркачев С.Г. Этносемантика паремии: сопоставительный анализ метафоризированных показателей безразличия в русском и испанском языках // языковая личность: культурные концепты. – Волгоград-Архангельск, 1996. – С. 16-25.
      Воспоминания А.Н.Белозёрова «Записки районного служащего» / Сост. Осипов Б.И., Ситникова Е.С. – Омск: Омский гос. ун-т, 2002. – 132 с.
      Вургафт С.Г., Ушаков И.А. Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы: Опыт энциклопедического словаря. – М: Церковь, 1996. – 316 с.
      Головкова Н. Заповедная вера: Книга жития и страданий сымских старообрядцев. Рукопись. КККМ, 2002. – 186 с.
      Гольдин В.Е. К проблеме системного представления функций языка // Язык и общество. Отражение социальных процессов в лексике. Межвуз. науч. сб. – Саратов: Изд-во СГУ, 1986. – 3-17.
      Грузберг Л.А., Егорьева М.П. О соотношении языка говора и речи одного носителя говора (на материале вводных элементов) // Живое слово в русской речи Прикамья. – Пермь, 1969. – Вып. 1. – С. 65-75.
      Данилко Е.С. К постановке проблемы этнографического изучения старообрядческой религиозности (на примере общин Южного Урала) // Старообрядчество: История и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи. Материалы III Международной научно-практической конференции 26-28 июня 2001 г. – Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2001. – С. 89-91.
      Духовная литература староверов востока России ХVІІІ-ХХ вв./ Отв. ред. Н.Н. Покровский. – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2005. – 582 с.
      Енисейский энциклопедический словарь / Под ред. Н.И. Дроздова. – Красноярск, 1998. – 735 с.
      Ерофеева Т.И. Понятие «социолект» в истории лингвистики XX века. language.psu.ru/bin/view.cgi?auth=all&lang=rus
      Журавлев В.К. Экологический кризис русского языка и культуры. oroik.netda.ru/chten_97/5zhurav.htm – 32к –
      Зернова А.С. Методика описания старопечатных книг кирилловской печати // Работа с редкими и ценными изданиями. Сб. статей и инструктивных материалов. – М., 1973. – 176 с.
      Иванова Т.А. Старославянский язык: Учебное пособие для студентов филол. спец, унтов и пед. ин-тов. – М: Высш. шк., 1997. – 199 с.
      Иванцова Е. В. Феномен диалектной языковой личности. – Томск: Изд-во Том, ун-та, 2002. – 312 с.
      Иванцова Е.В. Идиолектный словарь сравнений сибирского старожила. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2005. – 162 с.
      Идиолект: Сборник научных трудов. – Курск: Изд-во КГПУ, 2000-2002. – Вып. 1-3.
      Иеромонах Алипий (Гаманович). Грамматика церковно-славянского языка. – М.: Художественная литература, 1991. – 272 с.
      Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – М.: Гнозис, 2004. – 390 с.
      Караулов Ю.Н. «Четыре кита» современной лингвистики, или о предпосылках включения «языковой личности» в объект науки о языке (от содержания науки к ее истории) // Соотношение частнонаучных методов и методологии в филологической науке. – М., 1986. – С. 33-52.
      Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М.: Наука, 1987. – 262 с.
      Караулов Ю.Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. – М.: Наука, 1989. – С. 3-11.
      Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М.: Эдиториал УРСС, 2002. – 264 с.
      Карский Е.Ф, Славянская кирилловская палеография. – М, 1928.
      Карский Е.Ф. Славянская кирилловская палеография. – М.: Наука, 1979, – 218 с.
      Касаткин Л.Л., Касаткина Р.Ф. Неразличение свистящих и шипящих согласных в языке русских старообрядцев, живущих в США в штате Орегон // Slavistica Vilnensis, 1997. История. Культура. Язык. – Vilnius, 1998.
      Касаткин Л.Л. Неразличение и мена свистящих и шипящих согласных в говоре русских старообрядцев, живущих в США в штате Орегон, и в языке их предков // Касаткин Л.Л. Современная русская диалектная и литературная фонетика как источник для истории русского языка. – М.: Наука – Школа «Ярк», 1999. – С. 328-361.
      Касаткина Р.Ф., Касаткин Л.Л. Диалектные архаизмы в говоре орегонских «турчан» // Поэтика. История литературы. Лингвистика. Сб. к 70-летию Вяч.Вс. Иванова. – М., 1999.
      Касаткин Л.Л., Касаткина Р.Ф., Никитина С.Е. Русский язык орегонских старообрядцев: языковые портреты // Речевое общение в условиях языковой неоднородности. – М., 2000.
      Касаткина Р.Ф. Лингвистические свидетельства о прародине «турчан» – русских старообрядцев, переселившихся из Турции в США // Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. IV. Русские староверы за рубежом. – Тарту. 2000.
      Касьянов Г.Д. Религиозно-нравственный характер русских раскольников. Государственный архив Красноярского края. Ф. 796, оп. 1, д. 4403, л. 1.
      Клибанов А.И. Проблемы изучения и критики религиозного сектантства. – М., 1971.
      Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. – М., 1973.
      Клюканов И.Э. Языковая личность и интегральные смысловые образования // Язык, дискурс и личность. – Тверь, 1990. – С. 69-73.
      Кон Ф.Я. Усинский край. – Красноярск, 1914.
      Конрад Н.И. О «языковом существовании» // Японский лингвистический сборник. – М., 1959. – С. 5-16.
      Королева И.А. Православная сакрально-богослужебная лексика в современном русском языке и в художественном тексте: Дис. ... канд. филол. наук. – Волгоград, 2003. – 186 с.
      Крылова О.А. Существует ли церковно-религиозный функциональный сталь в современном русском языке?/ Крылова О.А.// Культурно-речевая ситуация в современной России. – Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. – С. 107-119.
      Крысин Л.П. Религиозно-проповеднический стиль и его место в функционально-стилистической парадигме современного русского литературного языка // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. – М.: Наука, 1996. – С. 135-138.
      Лабов У. Исследование языка в его социальном контексте // Новое в лингвистике. – Вып. 7; Социолингвистика. – М., 1975. – С. 96-181.
      Леонтьев А.А. Объект и предмет социолингвистики и ее отношение к другим наукам о речевой деятельности // Теория речевой деятельности: (Проблемы психолингвистики). – М.: Наука, – 1968. – С. 14-3.
      Лосев А.Ф. Языковая структура. – М, 1983.
      Лукьянова Н.А, Системные отношения в лексике говоров Сузунского и Ордынского районов Новосибирской области: Автореф. дис.... канд. филол, наук. – Новосибирск, 1966. – 19 с.
      Лютикова В.Д. О пословицах и поговорках одного носителя диалекта // Региональные аспекты лексикологии. – Тюмень, 1994. – С. 73-78.
      Лютикова В.Д. Языковая личность и идиолект. – Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 1999. – 188 с.
      Лютикова В.Д. Словарь диалектной личности. – Тюмень: Изд-во ТГУ, 2000а. – 188 с.
      Лютикова В.Д. Языковая личность: идиолект и диалект: Дис. ... докт. филол. наук. – Екатеринбург, 2000. – 316 с.
      Малышева В.А. Идиолект как лингвистическая реальность // Антропоцентрический подход к языку. – Пермь, 1998а. – Ч. 1. – С. 66-79.
      Малышева В.А. Функционирование обращений в речи диалектоносителя // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты: Материалы научн.-практ. конф. (3-5 декабря 1998 г.) – Бийск, 1998б. – Т. 2. – С. 5-7.
      Малышева В.А., Скитова Ф.Л. Общее и индивидуальное в речи носителя диалекта // Материалы международного съезда русистов в Красноярске (1-4 октября 1997 г.). – Красноярск, 1997. – Т.1. – С. 138-140.
      Малышева В.А., Скитова Ф.Л. Повтор в обиходной диалектной речи // Актуальные проблемы русистики. – Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. – С. 239-244.
      Маркелов В.С. Судьба языка Лыковых. Рукопись. КККМ, 1989. – 5 с.
      Маркелов В.С. Живой островок русского языка // Советская Татария. – 1991. – 9 ноября.
      Маркелов В.С. Письма Агафьи Лыковой // Русская речь. – 2000. №3. – С. 65-73.
      Маршева Л.И. Начинать нужно с азов, www.pravoslavie.ru/sretmon/uchil/az.htm – 18к –
      Мельниченко Г.И. Характеристика словарного состава местного говора по степени употребительности слов // Докл. на научн. конф. 1962 г. – Ярославль, 1962. – Т. 1, вып. 2. – С. 245-254.
      Мечковская Н.Б. Язык и религия. – М, 1998. – 352 с.
      Миловидов В.Ф. Современное старообрядчество. – М.: Мысль, 1979. – 125 с.
      Михайлова Ю.Н. Религиозная православная лексика и ее судьба (по данным толковых словарей русского языка): Дис. ... канд. филол. наук. – Екатеринбург, 2004а. – 171 с.
      Михайлова Ю.Н. Религиозная православная лексика и ее судьба (по данным толковых словарей): Автореферат дис. ... канд. филол. наук / Уральский ун-т им. А.М. Горького. – Екатеринбург, 2004б. – 20 с.
      Назаров И.П. Влияние длительной изоляции в саянской тайге на иммунитет Лыковых. // Актуальные вопросы клинической медицины. – Новосибирск, 1993. – С. 56-59.
      Назаров И.П. Клеточный и гуморальный иммунитет старообрядцев Лыковых // Актуальные вопросы охраны здоровья и организации медицинской помощи населению. – Красноярск, 1997а. – С. 158-159.
      Назаров И.П. Влияние длительной изоляции в саянской тайге на иммунный гомеостаз Лыковых // Гомеостаз и окружающая среда. Материалы VII Всероссийского симпозиума с международным участием. – Красноярск, 1997б. – Т. 1. – С. 183-188.
      Назаров И.П. Таёжные отшельники. – Красноярск, 2004. – 484 с.
      Нерознак В.П. Лингвистическая персонология: к определению статуса дисциплины // Язык. Поэтика. Перевод. – М., 1996. – С. 112-116.
      Нефёдова Е.А. Экспрессивный потенциал языковой (диалектной) личности // Вопросы русского языкознания. Вып. VII. Русские диалекты: История и современность. – М., 1997. – с. 220-229.
      Нефёдова Е.А. Экспрессивный словарь личности. – М.: Изд-во Моек, ун-та, 2001. – 144 с.
      Никитина С.Е. Языковое сознание и самосознание личности в народной культуре // Язык и личность. – М.: Наука, 1989. – С. 34-41.
      Никольский Н.М. История русской церкви. – М: Изд-во пол. лит-ры, 1983. – 320 с.
      Омельчук А.К. Загадки «потайного писателя // Омельчук А.К. Частное открытие Сибири: Каждый сам выбирает свою родину. – Тюмень: Изд-во Ю. Мандрики, 1999. – С. 78-81.
      Паршина В.А. Указатель слов в поэтических произведениях Н.А. Некрасова. – Ярославль: Изд-во Яросл. пед. ин-та, 1983-1986. – Вып. 1-3.
      Пауфошима Р.Ф. Житель современной деревни как языковая личность // Язык и личность. – М., 1989. – С. 41-48.
      Песков В.М. Таежный тупик. – М.: Правда, 1983. – 47 с.
      Песков В.М. Таежный тупик // Всё это было... – М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2000. – С. 247-397.
      Песков В.М. Таежный тупик. Роман-газета-17. – 2001 г.
      Петерсон М.Н,. Язык как социальное явление // Уч. зап, ин-та языка и литературы. – М, 1927. Т.1. С.3-21) цит. по Ерофеевой Т.И. Понятие «социолект» в истории лингвистики XX века.
      Поздеева И.В. Личность и община в истории русского старообрядчества // Мир старообрядчества. История и современность / Отв. Ред. И.В. Поздеева. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – Вып. 5. – С. 3-29.
      Покровский Н.Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. – Новосибирск, 1974.
      Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России в XVIII-XX вв. Проблемы творчества и общественного сознания. – М., 2002.
      Покровский Н.Н. Путешествие за редкими книгами. – 3-є изд-е., доп. и перераб. – Новосибирск: ИД «Сова», 2005а. – 344 с., илл.
      Покровский Н.Н. Духовная литература староверов востока России ХVШ-ХХ вв, – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2005б. – 584 с.
      Полежаева Г.Ф. Православие как ведущая конфессия во второй половине XIX в. в Минусинском уезде // Мартьяновские краеведческие чтения (1998-1999 гг.): Сб. докладов и статей. – Минусинск, 1999. – С. 148-152.
      Правила составления библиографического описания старопечатных изданий. – М., 1989. – 302 с.
      Прибытию Е.Н. Библеизмы в языке современных газет: Дис. ... канд. филол. наук. – Воронеж, 2002. – 180 с.
      Прохватилова О.А. Православная проповедь и молитва как феномен современной звучащей речи. – Волгоград: Изд-во Волгоградского ун-та, 1999. – 364 с.
      Пругавин А.С. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством. – М., 1905.
      Путилов Н. Летопись Усинской миссии, находящейся на реке Усу, Енисейской губ., Минусинского округа. Шушенской волости, близ Китайской границы // Сибирский архив. – 1914. №№1-2.
      Путь на Еринат. – Красноярск: Растр, 2003. – 92 с.
      Рафиков Р.Г. Вопросы межэтнических религиозных и миграционных отношений в Красноярском крае. – Красноярск, 2003. – 67 с.
      Русский язык: энциклопедия / Под ред. Ф.П. Филина. – М.: Советская энциклопедия. – 1979. – 431 с.
      Русский язык: Энциклопедия. Изд-е 2-е, переработ. и дополн./ Гл. ред. Ю.Н. Караулов. – М.: БРЭ, 1997. – С. 704.
      Самоток Л.Г. Словарь исторической прозы А.И. Чмыхало. – Красноярск, 1999. – С. 383-428.
      Самотик Л.Г. Словарь выразительных средств языка политика (на материале текстов губернатора Красноярского края А.И. Лебедя). – Красноярск: РИО КГПУ, 2000. – 184 с.
      Самотик Л.Г. Словарь-справочник по лексикологии русского языка: Учебное пособие. – Красноярск: РИО ГОУ ВПО КГПУ, 2006. – 336 с.
      Сахарный Л.В., Орлова О.Д. Типы употребления в речи нескольких вариантов одной гиперлексемы (опыт психолингвистического анализа текста) // Живое слово в русской речи Прикамья. – Пермь, 1969. – Вып. 1. – С. 83-113.
      Селищев А.М. Старославянский язык. Ч. 1. Введение. Фонетика. – М.: Учпедгиз, 1951. – 336 с.
      Семенова Е.С. Библеизмы как средство речевого воздействия: Автореф. ... канд. филол. наук. – Тверь, 2003. – 19 с.
      Сенкевич В.А. Исследование лексических и аффиксальных особенностей функционирования русского языка. – Челябинск, 1973. – 267 с.
      Серебрякова Е.И., Юхименко Е.М. Литературная и книгописная школы // Неизвестная Россия: К 300-летию Выговской старообрядческой пустыни. – М.: ГИМ, Каталог выставки, 1994. – 95 с.
      Синочкина Б. Речь как зеркало самоидентификации (староверы Литвы о себе). filologija.vukhf.lt/102/sinockina.htm – 184к –
      Скитова Ф.Л., Огиенко Е.А. Из наблюдений над словарным запасом одного человека // Живое слово в русской речи Прикамья. – Пермь, 1971. – Вып. 2. – С. 26-39.
      Слесарева Г.П, Отражение особенностей говора на письме (по материалам магнитных записей и писем от Агафьи Лыковой) // Духовная культура: проблемы и тенденции развития. – Сыктывкар, 1994. – С. 57-58.
      Слесарева Г.П. Звуковой портрет Агафьи Лыковой // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске. – Красноярск, 1997. – Т.1. – С. 173-174.
      Слесарева Г.П., Маркелов В.С. Истоки живой речи Лыковых. Рукопись. Красноярский краевой краеведческий музей, фонд семьи Лыковых. – 1989. – 6 с.
      Словарь автобиографической трилогии М. Горького. – Л: Изд-во ЛГУ, 1974-1986. – Вып. 1-6.
      Словарь драматургии М. Горького («Сомов и другие», «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие»), – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1984-1994. – Вып. 1-2.
      Словарь поэтического языка Марины Цветаевой / Под ред. О.Г. Ревзиной. – М, 1996-1998. – Т. 1-2,
      Словарь языка Пушкина / Под ред. В.В. Виноградова. – М., 1956-1961. – Т. 1-4.
      Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. Переизд. – Москва, 1959,
      Старообрядчество в России: . Энциклопедический иллюстрированный словарь. – М.: «ФАС-медиа», Изд-е РПСЦ, 2005. – 128 с.
      Стахеева Н.Н. Старообрядчество в Восточной Сибири в ХVН-нач. XX вв.; Автореф. дис. ... канд. истор. наук. Иркутск, 1998. – 30 с.
      Стороженко А.А. Старообрядчество Тувы во второй половине ХІХ – первой четверти XX вв.: Автореф. ... канд. истор. наук. – Кызыл, 2004. – 23 с.
      Сухих С.А. Черты языковой личности // Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц. – Тверь, 1993. – С. 85-91.
      Татарова В.К. На речке Иренак // Татарова В.К. Крик турпана. Повести. – Абакан, 1991. – 232 с.
      Тимофеев B.IL Диалектный словарь личности. Вступительная статья. – Шадринск, 1971а. – 141 с.
      Тимофеев В.П. Личность и языковая среда. – Шадринск, 1971б. – 121 с.
      Тихомиров М.Н., Муравьев А.В. Русская палеография. – М.: Высшая школа, 1966. – 288 с.
      Тихомиров М.Н., Муравьёв А.В. Русская палеография: Учебное пособие. – М.: Высшая школа, 1982. – 200 с.
      Толстова Г.А. Развитие русского языка в старообрядческой среде в условиях микросоциума // Научный ежегодник КГПУ. – Красноярск, 2002. – Вып. 3. Т.ІІ. – С. 87-103.
      Толстова Г.А. Палеографические наблюдения над письмами Агафьи Лыковой // Ежегодник регионального лингвистического центра Приенисейской Сибири. – Красноярск, 2003а. – Вып.2. – С. 80-90.
      Толстова Г.А. Феномен языка Агафьи Лыковой // Актуальные проблемы русского языка и литературы: Материалы Международной конференции молодых филологов (19-21 ноября, 2003., г. Красноярск). – Красноярск: РИО КГПУ, 2003б. – С. 138-145.
      Толстова Г.А. (в соавторстве с Л.Г. Самотик) Словарь языка Агафьи Лыковой (проспект) // Проблемы региональной лингвистики: Сборник научных трудов. – Красноярск: РИО КГПУ, 2003в. – С. 22 – 52.
      Толстова Г.А. Словарь языка Агафьи Лыковой. – Красноярск: РИО ГОУ ВПО КГПУ им. В.П. Астафьева, 2004. – 562 с.
      Толстова Г.А. «О «Словаре языка Агафьи Лыковой» // Мартьяновские краеведческие чтения (2003-2004): Сборник докладов и сообщений. Вып. Ш. – Минусинск, 2005. – С. 148-151.
      Толстова Г.А. Полуустав в XXI веке (коллекция писем А. Лыковой в фондах КККМ) на Первых музейных научно-образовательных чтениях «Сквозь века несущие свет», посвященных Дню памяти святых Кирилла и Мефодия (Красноярск, 24 мая 2006а). Статья в печати.
      Толстова Г.А. Экстралингвистические факторы формирования и функционирования языковой личности А. Лыковой // Сборник Первых музейных научно-образовательных чтений «Сквозь века несущие свет», посвященных Дню памяти святых Кирилла и Мефодия (Красноярск, 24 мая 2006б). Статья в печати.
      Толстова Г.А. История семьи Лыковых // Старообрядец. – 2006в, № 36. – С. 12-13; №37. – С. 12-13.
      Толстова Г.А. Общенародная лексика в письменной речи Агафьи Лыковой // Вестник КрасГАУ. – Красноярск, 2006г. – Вып. 13. – С. 413-423.
      Толстова Г.А. Культура языковой личности: Религиозная лексика в письмах старообрядки Агафьи Лыковой // Русский язык и культура речи: Сборник материалов семинара-конференции. Красноярск, 14-16 марта 2006 г. / Отв. ред. Л.Г. Самотик. – Красноярск: КГПУ, 2006д. – С. 246-256.
      Торопцев И.С. Язык и речь. – Воронеж: ВГУ, 1985. – 199 с.
      Турбин Г.А. Старославянский язык: Учебное пособие. – М.: Флинта; Наука, 2002. – 216с.
      Успенский Б. А. Раскол и культурный конфликт XVII века (по книге Успенский Б.А. Избранные труды. Т.1. Семиотика истории. Семиотика культуры. – М., 1994, – С. 333-367). http: //www.ec-dejavu.ru/r/Raskol.htrnl
      Фетисов В.Г. Староверы // Енисейский энциклопедический словарь. – Красноярск: КОО ассоциация «Русская энциклопедия», 1998. – С. 586-587.
      Фетисов В.Г., Самоток Л.Г. Кержаки // Енисейский энциклопедический словарь. – Красноярск: КОО ассоциация «Русская энциклопедия», 1998. – С. 264,
      Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. – СПб., 1862.
      Хабургаев Г.А. Старославянский язык. – М.: Просвещение, 1974. – 432 с.
      Частотный словарь романа Л.Н. Толстого «Война и мир». – Тула, 1978. – 380 с.
      Частотный словарь языка МЛО. Лермонтова // Лермонтовская энциклопедия. – М.: БРЭ, 1999. – С. 717-774.
      Черепанова О.А. К вопросу вариативности в речи индивида // Вопросы грамматического строя и словообразования в русских народных говорах. – Петрозаводск, 1976. – С. 74-78.
      Черепнин Л.В. Русская палеография. – М., 1956.
      Чулкина Н.Л. Модель лексикона носителя русского языка как способ представления лексической системы: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. – М., 1987. – 14 с.
      Штайнке К. Говор и религия в диаспоре // Аванесовский сборник: К 100-летию со дня рождения чл.-кор. Р.И. Аванесова. – М: Наука, 2003. – С. 155-157.
      Щапов А, Земство и раскол. – СПб, 1862. – 164 с.
      Щапов А. Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в ХVII веке и в первой половине XVIII // Щапов А. Сочинения в 3-х т. – СПб, 1906. – Т. I. – С. 173-451.
      Шведов А.С., Маркелов В.С., Черепенникова Г.А. У истоков русской тайнописи // Взгляд на историю русской культуры. – Сыктывкар: ТОО «Пас», 1994. – 10 с.
      Щепкин В.Н. Русская палеография, – М: Аспект-Пресс, 1999. – 270 с.

      Приложение 2. Список письменных источников
      1. Митрополиту Московскому и Всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви Алимпию. 9 апреля 1990 г., 2 с.
      2-4. Дунаевой Галине Ивановне. Без дат: 2 с.; 2 с.; 4 с.
      5-6. На Керженку старообрядцам. 4 января, год не обозначен, 2 с.; без даты, 3 с.
      7. Коновалову Александру Геннадьевичу. Без даты, 2 с.
      8. Редакции газеты «Красноярский рабочий». 20 июля 2002 г., 2с.
      9. Лебедеву Александру Семёновичу. 1 октября 1990 г., 3 с.
      10-12. Ленковым Николаю Алексеевичу и Матрёне Савельевне. 24 февраля {1989} г., 3 с.; 14 августа {1989 г.}, 1 с.; без даты, 7 с.
      13. Литературному музею. 20 июля 2002 г., 1с.
      14-20. Матушке Максимиле. 4 июля 1988 г., Зс.; без дат: 2 письма по 3 с.; 4 письма по 2 с.
      21. Макуте Владимиру Николаевичу. 10 октября, год не обозначен, 2 с.
      22-23. Мотаковой Эльвире Викторовне. 24 сентября 1987 г., 2 с.
      24-26. Назарову Игорю Павловичу. Без даты, 2 с.
      27. Натуралистам юным. Без даты, 1 с.
      28. Одинцовским друзьям. Без даты, 1 с.
      29. Ольге Анатольевне. 1 октября 1990 г., 2 с.
      30. Павловскому Владимиру Евгеньевичу, 5 июля 2003 г., 2 с.
      31-32. Пролецкому Николаю Петровичу. Без даты, 2 с.
      33. Романцову Борису Васильевичу. 1987 г., 1 с.
      34-36. Савушкину Николаю Николаевичу. 11 сентября 1994 г., 1 с.; без дат, 8 с., 3 с.
      37. Старковой Тамаре. 1 октября 1990 г., 1 с.
      38. Сурикову Олегу Николаевичу. 24 августа 1987 г., 1 с,
      39-48. Тропиным Анисиму Никоновичу и Анисье Парамоновне. Без дат: 4 с.; 13 с.; 8с.; 2 с.; 1 с.; 6 с.; 2 с.; 4 с.; 3 с.; июнь 1994 г., 3 с.
      49. Тулееву Аману Гумировичу. 1 октября, год не обозначен, 1 с.
      50-73. Черепанову Льву Степановичу. 22 июня 1986 г., 2 с.; 16 ноября 1986 г., 2 с.; З1 августа 1990 г., 2 с.; 1 февраля,1994 г., 4 с.; 1 февраля 1994 г., 4 с,; 4 октября 1994 г., 2 с.; 24 сентября 1995 г., 1 с. Без дат: 2 с.; 2 с.; 2 с.; 6 с.; 4 с.; 4 с.; 1с.; 2 с.; 2 с.; 6 с.; 2 с.; 2 с.; 4 с.; 2 с.; 4 с.; 2 с.; 2 с.
      74. Цопанопулосу Эвангелосу. 18 апреля 1990 г., 2 с.
      75. Штыгашеву Владимиру Николаевичу. 19 августа 1993 г., 1 с.
      76. Шулбаеву Георгию Прокопьевичу. 24 августа 1992 г., 1 с.
      77. Андрияшкину Виленину Васильевичу, Абазинский музей горнорудного дела. 20 июня 1990 г., 1 с.
      78. Грызлову Сергею Анатольевичу. 5 июля 2003 г., 2 с.
      79. Красноярскому литературному музею, 5 июля 2003 г., 2 с.
      80-81. Текст на спиле дерева и на куске холста, сотканном Лыковой А.К. Июль 1988 г.. Минусинский краеведческий музей, в/ф 2637/58, о/ф 9667/13.
      82. Назаровой Светлане Игоревне. 24 августа 1987 г., 1 с.
      83-91. Назарову Игорю Павловичу. 20 июля 1988 г., 1 с.; 20 июля 1988 г,, 1 с. (фрагмент молитвы); 25 февраля 1989 г., 1 с.; 2 апреля 1989 г., 3 с.; 14 декабря 1992 г., 2 с.; декабрь 1993 г., 4 с.; весна 1994 г., 4 с., записка без даты, 2 с.; 11 сентября, год не обозначен, 1 с.
      92. Командировочное удостоверение Назарова И.П. на Еринат. 6-12 декабря 1985 г., 1 л.
      93. Командировочное удостоверение Назарова И.П. на Еринат 11-24 сентября 1994 г., 1 л.
      94. Справка Красноярского краевого краеведческого музея, выданная ведущему специалисту музея Толстовой Г.А. о работе научным руководителем в лингвистико-этнографической экспедиции на Еринат. 27 июня 2003 г., 1 с.
      95. Командировочное удостоверение Черепанова Л.С. на Еринат 21-26 августа 1987 г.
      96. Командировочное удостоверение Черепанова Л.С. на Еринат. 17 октября 1992 г., 1 с.
      97. Тулееву А.Г. от 23 мая 2002 г., 1 с.
      98. Тулееву А.Г. Без даты, 4 с.
      99. Тулееву А.Г. Без даты, 2 с.

      Приложение 3. Список аудиокассет с записью речи А.К. Лыковой и её окружения
      1. Интервью Л.С. Черепанова с членами семьи Лыковых. Синхронная речь Карпа Иосифовича, дочерей Агафьи и Натальи о многолетнем противоборстве с медведями, о встрече Натальи с медведем. Чтение молитвы.
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны об уходе с территории заповедника, о переходе на новое место жительства, о пожаре, о смерти матери и трудностях проживания без соли. Поселение на притоке р. Большой Абакан Сок-су, 1980 г.
      2. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о смерти и похоронах братьев Саввина и Димитрия, сестры Натальи, о своей жизни после смерти отца, о женитьбе брата отца – Евдокима Карповича, о встрече Карпа Иосифовича, Акулины Карповны и Саввина с московскими туристами на речке в 1959 г.
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о гостях Ерината, об их поведении, о трудностях с ведением хозяйства, о болезнях, связанных с тяжелым физическим трудом, о письмах Н.Н. Савушкину и В.М. Пескову. Еринат, 1990-е годы.
      3. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о ловле рыбы с помощью заездок и заготовке рыбы на зиму, о поездках в Килинск и Таштагол, о жизни на Средней речке, о прощании с И.В. Тропиным, об уничтожении пожаром старинных крестов и книг. Чтение 142 и 50 псалмов, пересказ библейского сюжета об Иоанне Предотече. Еринат, 1996 г,
      4. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о поездке в Килинск, о письмах, от родственников по материнской линии Тропиных, о походе к китайской границе 40 семей старообрядцев в поисках страны Беловодья в нач. XX в.
      Интервью Л.С. Черепанова с харьковским художником С.Усиком. Рассказ С.Усика о жизни на Еринате, о своих картинах.
      Интервью Л.С. Черепанова с А. К. Лыковой. Чтение Агафьей Карповной рассказа для детей о котенке, памятника древнерусской письменности «Песнь о вещем Олеге», письма от митрополита к ней. Рассказ о поездке на Горячий Ключ (лечебный источник), о трудностях проживания на Горячем Ключе. Еринат, 1996 г.
      5. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о хозяйстве, козах и нехватке кормов. Интервью Л.С. Черепанова с охотником А. А. Уткиным. Рассказ А.Уткина о приходе Карпа Иосифовича и Саввина Лыковых в с. Турочак Алтайского края к его бабушке Татьяне Долгановой в 1960 году, о смерти геолога Волкова в саянских горах в 1983 г.
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о женитьбе Карпа Иосифовича на Акулине Карповне, о смерти отца и матери, о поездке к родственникам по материнской линии Тропиным на Алтай в 1989 г. Еринат, 1994 г.
      6. Интервью Л.С. Черепанова с А.Н, Тропиным. Рассказ Анисима Никоновича о проживании Лыковых на Лебеде (Алтай).
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о поездке на Горячий Ключ и Ерофее Седове. Чтение молитв Анной Трефильевной Орловой и Анисимом Никоновичем Тропиным. Еринат, 1990-е годы.
      7. Интервью Л.С. Черепанова с А.К, и К.И. Лыковыми. Синхронный рассказ Агафьи Карповны и Карпа Иосифовича о смерти и похоронах Димитрия, Натальи и Саввина, о лекарственных травах, о «правлении жил». Чтение молитвы Георгию Победоносцу. Еринат, 1980-е годы.
      8. Интервью Л.С. Черепанова с О.И. Полетаевой об исследованиях лыковской картошки. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о выживании семьи в голодные годы, о питании травами и кореньями. Чтение «Повести о князе Владимире». Еринат, 1988 г.
      Интервью Л.С. Черепанова с Т.Г. Ябжинским. Рассказ Ябжинского о своей жизни, о репрессиях в отношении его семьи, об участии в Великой Отечественной войне и послевоенной разрухе. Каа-Хемский р-н Тувы, 1989 г.
      9. Диалог Л.С, Черепанова и А.Н. Тропина о возможности переезда Агафьи Карповны в Килинск. Рассказ Агафьи Карповны о своих предках – строгих християнах с Керженца.
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о Е.С, Седове, о ветровой осветительной установке, о периоде жизни на Каире и поездке в Туву, о причинах отказа переселяться в Килинск. Еринат, 1994 г.
      10. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны об иконе Св. Николая и явлениях, связанных с этой иконой.
      Интервью Л.С. Черепанова с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича о переселениях семьи и смерти брата Евдокима. Рассказ Агафьи Карповны о сплетнях о Лыковых, бытующих в округе. Еринат, 1987 г.
      11. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о переломе ноги отцом, о постройке новой избы, о проживании в курятнике, о болезни и вызове вертолета по радиобую – прибору спасательной космической связи «КОСПАС САРСАТ», о прилете иностранцев (итальянцев, немцев, французов). Еринат, 1990 г.
      12. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о волке, жившем на Еринате вместе с её собакой. Чтение Агафьей Карповной письма Тропиным [Приложение 2: 41]. Еринат, 1990-е гг.
      13. «Стих о протопопе Аввакуме» и «Стих о боярыне Морозовой» в исполнении А.С. Лебедева.
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о больных руках, о заготовке леса, о «замужестве». Чтение письма Тропиным. Еринат, 1990 г.
      14. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о встречах с людьми во время проживания в изоляции, о первой встрече с геологами.
      Интервью Л.С. Черепанова с И.В. Тропиным. Рассказ Ивана Васильевича о событиях 1940-50-х годов, связанных с семьей Лыковых. Рассказ Агафьи Карповны о том, как брачились /венчались/ родители, о передвижениях семьи в годы отшельничества. Еринат, 1989 г.
      15. Чтение А.К. Лыковой «Повести о князе Владимире». Интервью Л.С. Черепанова и ИЛ. Назарова с А.К. Лыковой. Обсуждение возможности переезда Агафьи Карповны к старообрядцам. Рассказ Агафьи Карповны о болезни и смерти отца.
      Интервью О.И. Полетаевой с А.К. Лыковой о выращивании сельскохозяйственных культур, картошки. Чтение Агафьей Карповной молитвы. Еринат, 1988 г.
      16. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Чтение Агафьей Карповной «Стиха о разорении Оленевского скита на Нижегородчине», «Давыдова псалма», «Кануна Пасхе».
      Запись разговора Н.П. Пролецкого, И.В. Тропина, Г.И. Дунаевой с А.К. Лыковой с приглашением жить «в миру». Чтение «Стиха о боярыне Морозовой» и «Стиха о протопопе Аввакуме». Еринат, 1990 г.
      17. Чтение Агафьей Карповной письма Тропиным в Килинск [Приложение 2: 40], «Кануна Пасхе», «Стиха о разорении Оленевского скита на Нижегородчине», «Стиха о будущей жизни нескончаемой», письма от Митрополита Московского и Всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви Алимпия к ней, фрагмента из «Потребника». Еринат, 1990 г.
      18. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о радиобуе /приборе спасательной системы КОСПАС САРСАТ/, о жизни на Каире и многолетнем противоборстве с медведями.
      Рассказ медика И.П. Назарова о смерти братьев Саввина и Димитрия, сестры Натальи с разъяснениями причин заболеваний, приведших к их смерти. Рассказ А.А. Уткина о смерти Димитрия.
      Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о переломе ноги отцом и постройке избы в 1987 г. Еринат, 1994 г.
      19. Интервью Н.П. Пролецкого с геологом (?). Рассказ о мировосприятии, вере Лыковых, о претендентах на жительство к Лыковым.
      Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича о первых годах Советской власти и рыболовецкой артели «Пограничник», о судьбе друга детства, репрессированного Ф.И. Самойлова. Разговоры на бытовые темы: о выращивании картошки, кедровых орехах. Поселение нар. Сок-су, 1986 г.
      20. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны об охотниках, промышлявших в верховьях р. Большой Абакан в 60-70-х годах. Рассказ Карпа Иосифовича о перевороте /Октябрьской социалистической революции 1917 г./, партизанских боях, сражениях регулярных частей Красной Армии с белогвардейцами, о зверствах и расстрелах на Большом Абакане в 20-е годы, о приходе пограничников на заимку в 1945 году. Бытовые разговоры о временах после переворота и современной жизни. Чтение молитв Карпом Иосифовичем и Агафьей Карповной. Поселение нар. Сок-су, 1986 г.
      21. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. Лыковым. Рассказ Карпа Иосифовича о событиях после переворота, о слухах о его службе офицером в Белой гвардии, о Великой Отечественной войне.
      Интервью Н.П. Пролецкого и геолога (?) с А.К. Лыковой. Разговоры о мироздании и конце света. Чтение Агафьей Карповной молитвы. Поселение на р. Сок-су, 1986 г.
      22. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Разговоры на бытовые темы, рассуждения о душе и смерти, о вере «християнской» и «никонианской», о строгих правилах, о спиртных напитках, о табачных изделиях и документах. Рассказ Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны о родственниках Тропиных, о проживании семьи на Алтае и переселении на Абакан, о поиске Лыковых рыбаками. Поселение на р. Сок-су, 1986 г.
      23. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича о жестокой схватке с медведем, нескольких курьёзных побыток /былей/ о медведях. Поселение на р. Сок-су, 1986 г.
      24. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны о повседневных делах, о разных предметах, об образе жизни, о первых годах Советской власти, о приходе к ним уполномоченных государственных органов власти и партизан. Поселение на р. Сок-су, 1986 г.
      25. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича о своей женитьбе и рождении детей. Синхронный рассказ Лыковых о переселениях семьи и трудностях обустройства новых поселений. Еринат, 1980 гг.
      26. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Рассказ Карпа Иосифовича о жизни после переворота, о тропах в Туву, о выборе места проживания християнами, о жизни семьи Лыковых на Лебеде (Алтай) и р. Каир (приток Большого Абакана), о выселении с Каира. Агафья Карповна синхронно читает молитву. Еринат, 1987 г.
      27. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Синхронный рассказ Карпа Иосифовича и Агафьи Карповны о встрече Натальи с медведем.
      Разговоры о самолетах и спутниках. Чтение Агафьей Карповной молитвы.
      Рассказ Карпа Иосифовича о своей жизни после переворота, об убийстве брата Евдокима двумя охранниками и его похоронах. Еринат, 1987 г.
      28. Интервью Н.П. Пролецкого с К.И. и А.К. Лыковыми. Разговоры о современной жизни, политике, жизни и судьбе Лыковых, помощи геологов, об окончании поисковых работ геологами. Чтение Карпом Иосифовичем «Библии». Еринат, 1987 г.
      29. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Разговоры о повседневных делах и строительстве Агафей Карповной курятника. Чтение молитвы, «Слова о полку Игореве», «Плача Ярославны». Еринат, 1990-е годы.
      30. Интервью Л.С. Черепанова с А.К. Лыковой. Рассказ Агафьи Карповны о встрече родителей с московскими туристами на реке, о жизни на Каире, о переселениях семьи. Разговоры о словах по писанню и по-народному. Рассказ И.В. Тропина о событиях, происшедших на Большом Абакане в период присоединения Тувы к России (декабрь 1944 г.), о встрече рыбаков Л. Золотавина и И. Савченко с Лыковыми в 1962 г. Еринат, 1990-е годы.
      31. Интервью Г.А. Толстовой с Е.С. Седовым и А.К. Лыковой. В разговоре участвуют участники совместной этнолингвистической экспедиции Литературного музея и спортивно-краеведческого клуба «Ермак» Тарас Лазарев и Юлия Усова. Рассказ о повседневных делах, болезнях, уходе послушницы Надежды, подарках, матушке Максимиле из старообрядческого скита в Туве. Еринат, 3 июля 2003 г.
      32. Интервью Г.А. Толстовой с А.К. Лыковой. Разговоры о тропе на Каир, постройке плота, привезённых подарках, значении диалектных слов, старинных книгах, родителях Агафьи Карповны. Интервью Г.А. Толстовой с Е.С. Седовым. Рассказ Ерофея Сазонтьевича о тех местах. Еринат, 4 июля 2003 г.
      33. Интервью Г.А. Толстовой с А.К. Лыковой. Рассказ об этнографических предметах, их предназначении, сестрах и братьях Карпа Иосифовича, бабушке Раизе. Разговоры на бытовые темы. Еринат, 4 июля 2003 г.
      34. Интервью Г.А. Толстовой с А.К. Лыковой. Запись разговора на чердаке при осмотре старинных предметов, тятиного ткального станка. Рассказ Агафьи Карповны о семье Евдокима, о смерти его жены и детей. Запись общения участников экспедиции с А.К. Лыковой и Е.С. Седовым во время прощания. Еринат, 5 июля 2003 г.
      35. Беседы со старообрядцами селений Каа-Хемского района Тувы, рассказ старообрядцев о свадебных и похоронных обрядах, о накрытии /принятии монашеского чина/. Разговоры на бытовые темы. Записано Г.А. Толстовой в старообрядческих селениях верховьев Енисея в июле 2002 г.
      36. Беседы со старообрядцами селений Каа-Хемского района Тувы о святости и ношении бороды, о духовных стихах. Запись чтения духовного стиха «Незаметно век проходит...». Разговоры на бытовые темы. Записано Г.А. Толстовой в старообрядческих селениях верховьев Енисея в июле 2002 г.
      37. Интервью главного редактора газеты «Красноярский рабочий» В.Е. Павловского – руководителя экспедиции на Еринат с А.К. Лыковой. Еринат, июль 2003 г.
      38. Запись презентации альбома «Путь на Еринат», изданного по материалам экспедиции членов редакции газеты «Красноярский рабочий» в июле 2002 г. на Еринат. Рассказ главного редактора газеты В.Е. Павловского и участников экспедиции о жизни на Еринате, об А.К. Лыковой. Воспоминания участников предыдущих экспедиций врача И.П. Назарова и художницы Э.В. Мотаковой о семье Лыковых. Красноярск, Литературный музей, декабрь 2002 г.
      39. Интервью Л.С. Черепанова с другом детства К.И. Лыкова Ф.И. Самойловым, живущим в с. Верхний Таштып Хакасии. Воспоминания Самойлова о семье Лыковых, Карпе Иосифовиче, жизни в селении Тиши. Хакасия, с. Верхний Таштып, сентябрь 1986 г.
      40. Интервью Г.А. Толстовой со Л.С. Черепановым о таёжных отшельниках, об их передвижениях по Большому Абакану, о лексике членов семьи Лыковых. Московская область, г. Одинцово, декабрь 2003 г.
      41. Беседа Г.А. Толстовой с фотографом Ю.П. Чернявским, одним из авторов первых фотоснимков Лыковых, о встречах с таёжными отшельниками. Красноярский край, г, Минусинск, 13 декабря 2004 г.
      42. Интервью Г.А. Толстовой со старообрядкой д. Безымянна Енисейского района Красноярского края С.П. Зебзеевой о культовых отправлениях старообрядцев "часовенного согласия", проживающих в районе Обь-Енисейского канала. Август 2006 г.
      43. Беседа Г.А. Толстовой со старообрядцами д. Безымянна Енисейского района Красноярского края. Июнь 2006 г.
      44. Запись духовных стихов в исполнении старообрядки д. Безымянна Енисейского района Красноярского края М.Ф. Зебзеевой. Июнь 2006 г.
      45. Интервью Г.А. Толстовой с писателем Л.С. Черепановым об особенностях культовых отправлений семьи Лыковых. Московская обл., г. Одинцово. Июль 2006 г,
      46. Беседа Г.А. Толстовой с отцом Леонтием, священником храма Белокриницкой иерархии г. Минусинск. Декабрь 2006 г.
      47. Интервью Г.А. Толстовой с руководителем геолого-разведочной партии Е. Единцевым, декабрь 2006 г.

      Приложение 4. Список фоновых материалов
      Приложение 4.1. Список писем А.К. Лыковой от разных адресатов
      1. Тропиных Анисьи Парамоновны, Анисима Никоновича и Анны Карповны Лыковым Карпу Иосифовичу, Саввину Карповичу, Наталье Карповне, Димитрию Карповичу и Агафье Карповне от 18 марта 1981 г., 2 с.
      2. Тропиных Анисьи Парамоновны, Анисима Никоновича и Анны Карповны Лыковым Карпу Иосифовичу, Саввину Карповичу, Наталье Карповне, Димитрию Карповичу и Агафье Карповне от 28 марта 1981 г., 2 с.
      3. Тропиных Анисьи Парамоновны, Анисима Никоновича и Анны Карповны Карпу Иосифовичу и Агафье Карповне Лыковым. Без даты, [после смерти Брежнева], 4 с.
      4. Тропиных Анисьи Парамоновны, Анисима Никоновича и других родственников (названы) Лыковым Карпу Иосифовичу и Агафье Карповне. Без даты, [после смерти остальных детей], 2 с.
      5. Тропиных Анисьи Парамоновны, Анисима Никоновича и Анны Карповны Лыковым Карпу Иосифовичу и Агафье Карповне. Без даты, [после смерти Брежнева], 4 с.
      6. Тропина Анисима Никоновича и Трофима Анисимовича Агафье Карповне Лыковой. Год не обозначен, 2 с.
      7-8. Старообрядческого митрополита Московского и всея Руси Алимпия Агафье. [1990-ые годы], 5 с; 3 с., копия.
      9-12. Матушки Максимилы Агафье Карповне Лыковой. [1990 г.], 5 февраля, 1 с.; 1989, 2 с.; [1989], 23 июля, 1 с.; [1990], 2 с.
      13. Ленковых Николая Алексеевича и Матрёны Савельевны Агафье. Без даты, 2 с.
      14. Маркелова Валерия Сергеевича Агафье Карповне Лыковой. [1980-е гг.], 1 с.
      15-16. Сотрудников института рукописной и старопечатной книги Нижнего Новгорода Агафье Карповне Лыковой. [1993], 1 с., 2 с.
      17. Зеленковой Антониды Яковлевны – прихожанки Никольской старообрядческой церкви г. Семёнов Нижегородской области А.К. Лыковой. Без даты, 2 с.
      18. Кузнецовой Ксении Леонтьевны Агафье Карповне Лыковой. 1993 г, 29 декабря, 1 с.
      19. Осьмушникова Михаила Сергеевича и Зеленковой Антониды Яковлевны Агафье Карповне Лыковой. [1993 г.], 1 с.
      20. Фёдоровой Полины Ивановны Агафье Карповне Лыковой. 1993 г., 31 августа, 1 с.
      21. Царёвой Александры Трофимовны Агафье Карповне Лыковой. 1993г., 6 января, 1 с.
      22. Яна (Прибалтика) А.К. Лыковой. 1983 г., 16 января, 3 с.

      Приложение 4.2. Письма других старообрядцев
      1. Матушки Максимилы митрополиту РПСЦ Алимпию. [1990], 2 с.
      2. Тропина Анисима Никоновича Черепанову Льву Степановичу. 1995 г., 22 марта.
      3. Ивана Дунаевой Галине Ивановне. 1990 г., 22 февраля.
      4. Секретаря Шулбаева Г.П. Дунаевой Галине Ивановне. 1990 г., 23 февраля.
      5. Старообрядческого писателя Мурачева Афанасия Герасимовича Толстовой Галине Александровне. 2006 г., 26 октября, 2 с.
      6. Лебедева Александра Семеновича (старообрядец. Нижний Новгород) Толстовой Галине Александровне. 15 ноября 2006 г., 6 с.
      8. Письмо старообрядца Феодосия Васильевича Егорова, представителя «туретских християн» (штат Орегона, США) старообрядцу Мефодию Мироновичу Ромашову (Красноярский край) с вопросами по религиозным догматам. 4 января г., 2 с.
      9. Ответы полемического характера по вероучительным особенностям Ромашова Мефодия Мироновича Егорову Феодосию Васильевичу. Весна 2002 г., 44 с.
      10. Головковой Н.Г. (старообрядка с заимки Староверовская Енисейского района Красноярского края) Ермаковой О.П. от 19.01.05., 4 с.
      11. Головковой Н.Г. Карпухиным Д.В. и К.В. Без даты, 2 с.
      12. Письмо Головковой Н.Г. Толстовой Г.А. Март 2006 г.
      13. Письмо Головковой Н.Г. Толстовой Г.А. от 20.04. 07 г.

      Приложение 4.3. Список воспоминаний о семье Лыковых:
      1. Чернявский Ю.П. Старообрядцы Лыковы с верховьев Абакана. Рассказ бывшего фотографа Минусинской геологоэкспедиции. Минусинск. 12.11.03 г. Интервью Шадрина А.А. С Чернявским Ю.П.
      2. Единцев Е. Первые встречи с Лыковыми. Воспоминания главного геолога Больше-Абаканской ГСП. Архив Минусинской геологоэкспедиции. Воспоминания, 1990-ые годы.
      3. Кузнецов В.Ф. Встреча с таёжными отшельниками. Воспоминания начальника Таштыпского ГПП. Архив Минусинской геологоэкспедиции. 1990-е годы.

      Приложение 4.4. Ответы старообрядцев разных согласий на вопросы Г.А. Толстовой об особенностях культовых отправлений
      1. Ответы А.С. Лебедева на вопросы Г.А. Толстовой о культовых отправлениях семьи Лыковых и старообрядцев Белокриницкой иерархии. Нижний Новгород, декабрь 2006 г. 6 с.
      2. Ответы М.Ф. Зебзеевой на вопросы Г.А. Толстовой об особенностях культовых отправлений старообрядцев "часовенного согласия", проживающих в районе Обь-Енисейского канала. Красноярский край. Енисейский район, д. Безымянка. Июнь 2006 г., 10 с.
      3. Ответы Н.Г. Головковой на вопросы Г.А. Толстовой о богослужебных обрядах старообрядцев-"титовцев" в сравнении с культовыми отправлениями старообрядцев "часовенного согласия", проживающих на Среднем Енисее. Декабрь 2006 г.
      4. Ответы Н.Г. Головковой на вопросы о семантике конфессиональных устойчивых сочетаний. 20.04.07 г.
     
      Приложение 5. Именной указатель адресатов и адресантов писем
      1. Алимпий – Митрополит Московский и Всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви.
      2. Андрияшкин Виленин Васильевич – краевед, создатель Абазинского музея горнорудного дела.
      3. Грызлов Сергей Анатольевич – педагог спортивно-краеведческого клуба «Ермак».
      4. Дунаева Галина Ивановна – пенсионерка г. Пушкин Московской области, жила на Еринате летом 1990 г.
      5. Зеленкова Антонида Яковлевна – прихожанка Никольской старообрядческой церкви г. Семёнов Нижегородской области.
      6. Иван – невыясненное лицо.
      7. Коновалов Александр Геннадьевич – заместитель руководителя Международного фонда милосердия.
      8. Кузнецова Ксения Леонтьевна – прихожанка Федосеевской церкви. Нижегородская обл., Тонкино.
      9. Лебедев Александр Семёнович – уполномоченный Митрополии Московской и Всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви, побывал на Еринате в 1990 г.
      10. Ленковы Николай Алексеевич и Матрёна Савельевна из Пермской области, приезжали на Еринат в 1989 г.
      11. Максимила – матушка из женского старообрядческого скита в Туве, Агафья Карповна ездила в Туву в 1989 г.
      12. Макута Владимир Николаевич – глава администрации Таштагольского района Кемеровской области, оказывал помощь Агафье Карповне в течение многих лет.
      13. Маркелов Валерий Сергеевич – лингвист из Казанского государственного университета, участник 4-х экспедиций на Еринат.
      14. Мотакова Эльвира Викторовна – красноярский художник, ездила на Еринат в 1983, 1986, 1988, 1990 годах.
      15. Назаров Игорь Павлович – профессор Красноярской государственной медицинской академии, участник многих экспедиций и автор медицинских исследований членов семьи Лыковых и книги «Таежные отшельники».
      16. Ольга Анатольевна – жительница Нижегородской области.
      17. Осьмушников Михаил Сергеевич – прихожанин Никольской старообрядческой церкви г. Семёнов Нижегородской области.
      18. Павловский Владимир Евгеньевич – главный редактор г. «Красноярский рабочий», руководитель экспедиции на Еринат (июль 2002 г.).
      19. Песков Василий Михайлович – журналист г. «Комсомольская правда», автор серии публикаций о Лыковых в разных газетах и романа «Таёжный тупик».
      20. Пролецкий Николай Петрович – фотограф из г. Абаза Хакасской республики, участник многих экспедиций на Еринат и автор фотоснимков Лыковых 80-90-х гг.
      21. Романцов Борис Васильевич – старообрядец с Алтая.
      22. Савушкин Николай Николаевич – генеральный директор Хакасского лесохозяйственного объединения.
      23. Старкова Тамара – отправитель посылки Лыковым.
      24. Суриков Олег Николаевич – режиссёр документального фильма «Житие российского крестьянина Карпа Иосифовича Лыкова» («Мосфильм», 1987 г,).
      25. Тропины Анисим Никонович и Анисья Парамоновна – родственники Агафьи Карповны по материнской линии, проживают в старообрядческом селении Килинск Таштагольского района Кемеровской области.
      26. Тулеев Аман Гумирович – губернатор Кемеровской области.
      27. Фёдорова Полина Ивановна – жительница г. Геленджик Краснодарского края.
      28. Царёва Александра Трофимовна – жительница Нижнего Новгорода.
      29. Черепанов Лев Степанович – член Союза писателей СССР, руководитель многих научных и общественных экспедиций к Лыковым 80-90-х годов, автор серии публикаций и романа о семье Лыковых «Выше собственного тела» (в рукописи).
      30. Эвангелос Цопанопулос – грек, приславший Агафье Карповне приглашение на переезд в Грецию.
      31. Штыгашев Владимир Николаевич – председатель Верховного Совета республики Хакасия.
      32. Шулбаев Георгий Прокопьевич— председатель Таштьшского райисполкома и Совета по опеке в пользу АЛыковой,
      33. Ян – житель Прибалтики (фамилия неизвестна, конверт не сохранён).

      Приложение 6. Публикации в прессе о семье Лыковых
      Агафья с Ерофеем шлют поклоны // Красноярский рабочий. – 2005. – 22 апреля.
      Белоус Г. Интервью с врачом С.Н. Кочновым о Лыковых // Подмосковные известия. – 1992. – 29 октября.
      Белоусова М. Агафья – жительница тайга // Труд. – 1988. – 25 сентября.
      Беляков И. Агафья – хранительница времени // Красноярский рабочий. – 2003. – 15 марта.
      Борисенко А. Христова невеста с реки Еринат// Вечерний Красноярск. – 1993. – 16 октября.
      Борисова С. Уж не из Лыкова ли Лыковы? // Земля нижегородская. – 1991. – 10 августа.
      Варшавская Е. Выход из тупика // Труд. – 1994. – 2 августа.
      Володин Э. Трагедия жизни и величие духа // Старообрядец. – 1998. №8. – С. 20-21.
      Дубин В. Сорок лет одиночества // Ленинское знамя. – 1988. – 3 ноября.
      Журавлёв Н. Заточившие себя // Красноярский рабочий. – 1980. – 28 сентября.
      Журавлёв Н. Возвращение // Красноярский рабочий. – 1981. – 14 января.
      Кравченко А. Бриллиант без оправы, или две встречи с Агафьей Лыковой // Аргументы и факты в Кузбассе. – 1995. №15.
      Лебедев А. Таёжный просвет. Как я ездил к Агафье Лыковой // Родина. – №9. – С. 26-32.
      Лылина А.И. Прикосновение к тайне // Красноярский рабочий. – 2003. – 25 марта.
      Лылина А. Агафья Лыкова помогла нам победить // Красноярский рабочий. – 2004. – 11 ноября.
      Назаров И.П. Агафья остаётся на Еринате // Красноярский материк. – Красноярск, 1998. – С.84-91.
      Нуриджанов И. Подарок таёжного отшельника// Московская правда. – 1988. – б августа. Осень на Еринате // Старообрядец. – 1997. – Ноябрь. №7.
      Рак Л. Лыковы: история болезни // Труд. – 2005. – 3 марта.
      Русаков Э. Уроки Лыковых // Красноярский рабочий. – 2005. – 18 февраля.
      Павленко С. Агафья Лыкова покоряет поляков // Красноярская неделя. – 2005. – 22-28 сентября.
      Павловский В., Решетень В. Свежий ветер с Ерината // Красноярский рабочий. – 2005. – 29 апреля; 6,13,20 мая.
      Песков В.М. Таёжный тупик // Комсомольская правда. – 1982. – 17 октября. – 1983. – 29 марта. – 4 сентября; – 1987. – 25 июля; – 1990. – 21 апреля; 1991. – 2 мая; 1995. – 19 октября; 2002. – 28 июня.
      Песков В.М. Коза-дереза // Комсомольская правда. – 2002. – 21 декабря.
      Песков В.М. Таёжный тупик // Лесная газета. – 1991. – 21 апреля.
      Песков В.М. Таёжный тупик // Литературная Россия. – 1991. – 8 февраля.
      Песков В.М. Страсти по Агафье // Труд. – 1994. – 6 марта.
      Песков В.М. Таёжный тупик // Роман-газета. – 2001. – №17.
      Попок В. Наша землячка // Кузбасс. – 1998. – 12 февраля.
      Попок В. В гости к Агафье Лыковой с именными подарками // Кузбасс. – 1998. – 8 августа.
      Попок В. Путешествие в Чистую землю // Кузбасс. – 1998. – 15 августа.
      Поспелова 3. Губернатор и таёжная отшельница // Красноярский рабочий. – 1997. – 5 ноября.
      Путь на Еринат. – Красноярск: Растр, 2003. – 40-43.
      Решетень В. Долгий путь до Ерината // Красноярский рабочий. – 2002. – 16, 23, 30 августа, 6, 13, 20, 27, сентября, 4, 11 октября.
      Савушкин Н.Н. Так ли уж Агафья бедует? // Лесная газета. – 1991. – 27 апреля.
      Свинтицкий Ю. Тайна безымянного ручья // Социалистическая индустрия. – 1980. – 21 сентября.
      Свинтицкий Ю. Загубленные судьбы // Социалистическая индустрия. – 1982. – 17 июля.
      Соболев С. И обернулось добро злом // Лесная промышленность. – 1988. – 8 сентября.
      Татарова В. Крик турпана. Повести. – Абакан, Хакасское книжное издательство. – 1993. – 272 с.
      Толстова Г. А. Агафьина обитель // Красноярский рабочий. – 2003. – 9 сентября.
      Толстова Г.А. История одной коллекции // Красноярский рабочий. – 2003. – 31 января.
      Толстова Г. А. Среди староверов верховьев Енисея // Старообрядец. – 2003. – Март. №27.
      Толстова Г.А, Экспедиция в верховья Енисея // Красноярская неделя. – 2003. – 30 января.
      Толстова Г.А, История семьи Лыковых // Старообрядец. – 2006. № 36. – С. 12-13; № 37. – С. 12-13; №38. – С. 12-13.
      У Агафьи на Еринате // Красноярский рабочий. – 1994. – 7 октября.
      Угольков Ю. Одна в глухой тайге // Красноярский рабочий. – 1991. – 1 марта.
      Угольков Ю. Избушка для Агафьи // Красноярский рабочий. – 1991. – 13 сентября.
      Угольков Ю. Мирские заботы Усть-Ерината // Красноярский рабочий. – 1992. – 1 октября.
      Угольков Ю. У Агафьи на Еринате // Красноярский рабочий. – 1995. – 19 октября.
      Угольков Ю. Старинная книга вернулась на заимку // Красноярский рабочий. – 2005 г. – 6 апреля.
      Фёдоров В. Вот такая история // Ленинская смена. – 1990. – 14 августа.
      Царёв И. Одна в глухой тайге // Труд. – 1991. – 7 августа.
      Царёв И. Загадка пропавшего ветра // Труд. – 1993. – 30 января.
      Черепанов Л.С. Каирское открытие // Медицинская газета. – 1980. – 22 октября.
      Черепанов Л.С. Спутники для Агафьи// Труд. – 1990. – 13 октября.
      Черепанов Л.С. Во спасение Агафьи // Сельская жизнь. – 1991. – 7 февраля.
      Черепанов Л.С. Агафья в курятнике // Труд, – 1991. – 26 февраля.
      Черепанов Л.С. Чуткость по долгу службы. Суждено Агафье бедовать // Лесная газета. – 1991. – 12 марта.
      Черепанов Л.С. Весточка от Агафьи // Юный натуралист – 1991. №5. – С. 30-31.
      Черепанов Л.С. На людях людеют // Новости Кузбасса. – 1991. – 20-26 сентября.
      Черепанов Л.С. Из одного места да разные вести // Лесная газета. – 1991. – 17 декабря.
      Черепанов Л.С. Что изменилось? // Литературное обозрение. – 1992. – №1, – С. 111.
      Черепанов Л.С. Что изменилось? // Литературное обозрение. – 1992. – №1.
      Черепанов Л.С. Правда о Лыковых // Обществознание в школе. – 1992. №1. – С. 50-54.
      Черепанов Л.С. Агафья не слыхала про «авоську» // Труд. – 1992. – 30 мая.
      Черепанов Л.С. Вспомним про Агафью // Медицинская газета. – 1993. – 31 января.
      Черепанов Л.С. От чего убежали //День. – 1993. – 5 июня.
      Черепанов Л.С. Люди и судьбы. У Агафьи связь космическая // Советская Чувашия. – 1993. – 31 декабря.
      Черепанов Л.С. После пиршества // Труд. – 1994. – 2 февраля.
      Черепанов Л.С. Кто судит веру // Ленинская смена, – 1994. – 3 сентября.
      Черепанов Л.С. Опора для воздушного моста // Ленинская смена. – 1994. – 13 октября.
      Черепанов Л.С. Путешествие к Агафье // Труд. – 1994, – 4 ноября.
      Черепанов Л.С. Лыковы и мы // Красноярская газета. – 1995. – 30 ноября; 5 декабря; 7 декабря.
      Черепанов Л.С. В чьих руках судьба Агафьи? // Новые рубежи. – 1996. – 12 октября.
      Черепанов Л.С. Агафьины кошки // Сельская жизнь. – 1996, – 21 декабря.
      Черепанов Л.С. Агафья в белом плену // Российская газета. – 1997. – 1 февраля.
      Черепанов Л.С. Агафье Лыковой выписали паспорт // Российская газета. – 1999. – 17 февраля.
      Черепанов Л.С. Пришельцы // Сельская молодёжь. – 1999. №№ 1 – 2. – С. 9-11.
      Шадурский В.И. Лыковы: земледелие без риска // Земля сибирская, дальневосточная. – 1988, – №2.
      Шадурский В.И. Лыковы: земледелие без риска // Под знаменем Ленина. – 1988. – 4, 7, 9 августа.
      Шадурский В., Полетаева О, Их спасла земля // Сельская жизнь. – 1988. – 25 ноября.
      Шелков В. Агафья Лыкова: Обратитесь к богу и он обратится к вам // Новости Кузбасса. – 1992. – 21 октября.
      Щадрин А.А. Кто же вы, Лыковы? // Красноярский рабочий. – 1990. – 6 октября.
      Заметки:
      Пошлите весточку Агафье // Красноярский рабочий. – 2002. – 19 июля.
      Агафья улетела на воды // Красноярский рабочий. – 2003. – 29 января.
      Вертолетная помощь Агафье // Сегодняшняя газета. – 2003. – 30 января.
      2006 г.

>>