in ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (жертва: ст.-слав. «жьрати» — (жадно) поглощать, проглатывать, пожирать): один из наиболее древних религиозных обрядов, преследующий целью установление или укрепление связи личности или общины с духами, обожествлёнными предметами и богами путём принесения им даров, которые для жертвователей обладают реальной или символической ценностью. Жертвоприношение известно с первобытных времён. С появлением особых служителей культа — жрецов — усилилось магическое значение жертвоприношения. Элементы жертвоприношения в той или иной форме сохранились во всех религиях.

Распространенный сюжет космогонических мифов или мифологизированный ритуал. Как жертвоприношение понималось творение богами космоса из расчлененного тела первожертвы — чудовища, воплощающего хаос, или первочеловека. Соответственно ритуал жертвоприношения повторяет космогонический акт или поддерживает мироздание, боги которого восстанавливают свои силы — и силы космоса — жертвенной человеческой кровью. Сниженным вариантом мотива жертвоприношения как основы мироздания являются легенды о строительных жертвах — жертвоприношение человека, тело и кровь которого укрепляют фундамент возводимой крепости, города и т. п. При посредстве жертвоприношения достигалось также расположение богов (духов), которые вкушают-вдыхают воскуриваемую и возносимую к ним жертвенную пищу. В разных традициях существуют божества, специально ведающие жертвоприношениями, при этом ритуал жертвоприношения объединяет всех богов пантеона. Отсюда — особая мифологизированная роль жреца как руководителя жертвоприношения. Человеческое жертвоприношение считалось высшим ритуальным актом в иерархии жертв (птица-копытное животное-человек), приносимых с целью умилостивить божество. Характерны мотивы замены человека животным в момент жертвоприношения и об освобождении от жертвоприношения как знака милости божества (и отказа от кровавых обычаев). Наиболее архаичный мифологический сюжет, связанный с жертвоприношением, — миф об умирающем и воскресающем звере. Для древних земледельческих цивилизаций характерен календарный миф об умирающем и воскресающем боге как жертве. В отличие от ритуалов жертвоприношения раба, преступника, пленного иноплеменника, воплощающего грехи человечества («козла отпущения»), традиционный мотив в мифах — жертвоприношение ребенка, «агнца», невинного существа, искупляющего эти грехи. Традиционная символика жертвоприношения — смерть царя в облике раба, воскресение, бог как жертвенный (пасхальный) агнец, причастная трапеза — в христианской мифологии подверглась переосмыслению: суть жертвоприношения спасителя — добровольная искупительная жертва, освобождающая человечество от последствий «грехопадения».

Жертва
Умилостивительное или благодарственное приношение Богу от плодов земных или из царства животных. Этимологически это слово происходит от глагола жрети, жрать, пожирать (отсюда жрец) — как вследствие представления о том, что приносимое в жертву потребляется божеством, так и вследствие того, что жертва, по освящении ее, потреблялась самими приносящими. Идея жертвы проникает собой все религии, как древнего, так и нового мира, но формы ее разнообразны до бесконечности. В наиболее чистом виде жертва представляется в Библии, где она выступает уже в первобытные времена как символ отношений между Богом и человеком. Чувствуя свое ничтожество и свою полную зависимость от Высшего существа, человек старается умилостивить его в случае бедствия или возблагодарить в случае успеха и благоденствия, равно как и просто выразить чувства своей преданности ему, и вследствие этого приносит ему жертва, т. е. жертвует от своего достатка что-нибудь такое, что дорого и приятно ему самому, в предположении, что то же самое будет приятно и божеству. Первые следы жертвы в Ветхом Завете мы видим уже на первых страницах Библии; сыновья прародителей приносили в жертву Богу — один от плодов земных (Каин), а другой от стад своих (Авель). После потопа обычай жертвоприношений является уже вполне выработавшимся. Патриархи приносят жертву при всяком выдающемся случае в своей жизни; но только при Моисее вполне выработана была подробная обрядовая регламентация жертвоприношений. Правила о них изложены в книге Левит; они разделялись на пять родов:
1) жертва всесожжения (пища огня — приятное благоухание Господу; весь тук Господу; «и снимет кожу и рассечет, и заколет перед Господом, без порока, мне жертву вашу»);
2) жертва о грехе;
3) жертва повинности — за невольные и вольные прегрешения;
4) жертва мира — в выражение благодарности Богу;
5) жертва бескровная — состоявшая из приношения не животных, а муки, масла, вина и ладана. Как первые четыре рода жертвы означали принесение Богу жизни, так этот последний род означал принесение Ему плодов земли.

При необычайных событиях жертва иногда приносились в огромном количестве. Так, Соломон по случаю освящения храма принес в жертву 22 тысячи волов и 120 тысяч овец. Отличительной особенностью библейских жертв было то, что в них весьма сложная обрядность не закрывала основной идеи этого установления, получавшей все большее развитие. Во времена пророков прямо уже ставился вопрос о замене символа самой сущностью дела: вместо того чтобы приносить в жертву животных или плоды земные, требовалось приносить Богу сердце чистое, по принципу, что правда и милость — выше и благоугоднее Богу, чем кровь и жир баранов и козлов («Милости хочу, а не жертвы» — господствующий тон пророческих воззрений на этот предмет). В высшем своем значении ветхозаветные жертвы были символом великой жертвы Богочеловека, принесенной им во искупление человечества от первородного греха.



Правь и Навь- это волновой мир, но в Прави светит Солнце, ибо Солнце освещает оба мира — и атомарный и волновой. Эгрегоры религий и государств, которые относятся к Прави, получают волновую энергию существования от волнового аспекта Солнца. Эгрегоры, относящиеся к Нави, поскольку находятся на теневой стороне Земли, никакой энергии Солнца не получают, поскольку Солнце им противопоказано, они как вампиры погибают от солнечных лучей. Они существуют только за счет вампиризма земных энергий, переработанных живыми существами и самая ценная добыча — это Душа (Атман). Итак, сущность, находящаяся в волновом мире (в астральном мире, Нави), тоже нуждается в пище, только атомарная материя (физическое тело) ей не нужна, ей необходима волновая материя (Душа, Атман, Джива, КА). Поскольку душа — это сконцентрированная волновая материя и энергия, то это очень хорошая, калорийная пища. Менее калорийная, «растительная» еда — это эфирное тело жертвы (ее жизненные эманации). Жизнь своих астральных владык члены сект поддерживают ритуальными убийства животных и людей. Ритуальное убийство отличается от просто убийства тем, что сам ритуал предполагает установление связи, контакта между участниками ритуала, жертвой и тому, кому она предназначается, жертва обездвиживается на магическом жертвеннике (чаще связывается или путем прибивания рук и ног ритуальными гвоздями к двум X-образным доскам), тем самым фиксируется и душа-атма, которая после смерти не может покинуть мертвое тело, а значит, не может никуда ускользнуть от Душегуба. Поскольку от атмы животного мало проку, ее можно только сожрать, то душу человека можно не только сожрать, но и использовать в своих целях, сделать раба, заставить служить. На скованных цепью рабах и держится Треклятое царство Черномора.

В некоторых культах языческих религиях жертва получает кровожадный характер, переходя в полный каннибализм. В семитическом культе Ваала и Астарты этим божествам приносилась в жертву девическая честь (женская и мужская), и у капищ их существовали особые штаты «священных блудниц и блудников» (кедешимы и кедошоты). Кровожадность находила себе высшее выражение в человеческих жертвоприношениях, бывших в обычае у многих народов древности, не исключая и классических (в первобытные времена их истории). Хотя с течением времени они и отменялись, но существование их ясно засвидетельствовано памятниками; например, на ассиро-вавилонских памятниках часто можно видеть изображение приношения людей в жертву, во всей обстановке религиозного ритуала. Чаще всего родители приносили в жертву своих детей, господа — рабов, победители — побежденных. Следы их усматриваются и в Библии (жертвоприношение Авраамом своего сына Исаака, история дочери Иеффая). Христианские теологи считают, что видеть в жертвоприношении Исаака доказательство существования человеческих жертвоприношений и у евреев, значит упускать из виду значение этого факта, как испытания твердости веры Авраама. История Иеффая, добавляют исследователи, принесшего в жертву свою дочь излагается в Библии (Суд., XI, 30-40) с такой таинственной неопределенностью, что факт жертвоприношения в ней может подлежать различным толкованиям, и большинство новейших исследователей склоняется к объяснению, что дочь Иеффая была просто посвящена Богу на служение при Скинии. Во всяком случае Моисеев закон ясно запрещает человеческие жертвоприношения (см. Лев., XVIII, 21; XX, 2-5; Второзак., XII, 31; XVIII, 10), как «мерзость» перед Господом.

Война для ацтеков была священным долгом перед всем миропорядком, но эта война не была похожа на войны, привычные для европейцев. В Мексике главной целью войны был захват пленников, большей частью, для человеческих жертвоприношений. Когда начиналось сражение, лучники и метатели дротиков бросали свое оружие, а затем боевые ряды рассыпались и воины начинали действовать мечами и щитами. Поле битвы разбивалось на несколько отдельных очагов, и каждый воин старался обезвредить своего противника и оттащить его в сторону, где уже стояли наготове люди с веревками, чтобы связывать пленников. Когда серьезная война была невозможна, ацтеки развязывали с каким-нибудь соседним государством мирную «войну цветов» — своего рода рыцарский турнир, предназначавшийся для отбора не победителей, а проигравших, которых затем приносили в жертву. Обычно ацтеки становились победителями, но несмотря на это постоянные войны наносили серьезный ущерб их численности. Хотя, конечно, больше страдали другие племена. Все исследователи соглашаются с тем, что масштабы человеческих жертвоприношений были весьма значительными, даже если тот невероятно высокий уровень, который был достигнут в 1486 г., когда за четыре дня было убито 20 000 жертв, никогда больше не достигался. Некоторые антропологи предполагают, что в среднем за год приносили в жертву около четверти миллиона людей, т.е. около 700 человек в день, что звучит не так уж необоснованно, если учесть, что жертвоприношения были массовыми и происходили в ряде храмов (сколько именно храмов существовало у ацтеков, теперь неизвестно). Хотя имели место специальные празднества, на которых убивали женщин и детей, все источники в один голос утверждают, что жертвы выбирались в основном из молодых взрослых мужчин.

Проскомидия (греч. proskomiso приносить)
Первая часть христианской литургии (богослужения), в которой священнослужители приготавливают вещество для евхаристии (причащения). После должного приготовления и облачения священник и дьякон отходят к жертвеннику, где уже должны быть приготовлены священные сосуды. При совершении проскомидии ныне употребляются в православной церкви пять просфор (в разные времена было шесть или семь). О хлебе для проскомидии — просфора. Вино для нее должно быть безусловноо чистотое и беспримесное виноградное, красное, а отнюдь не ягодное (обыкновенно употребляется кагор). После предварительных молитв и «благословен Бог наш» священник берет левой рукой просфору, а правой копье, и режет верхнюю часть просфоры с четырех сторон печати, произнося слова пророчеств о страданиях Иисуса Христа. Затем режет с правой стороны нижней части просфоры и вынимает из всей просфоры часть кубической формы. Эта часть называется агнцем, так как она представляет собой страждущего Иисуса Христа, а сама просфора называется антидаром («вместо дара») и, разрезанная на частицы, раздается присутствующим непричащавшимся в конце обедни. «Агнца» священник кладет на дискос, вниз печатью. Затем он разрезает крестообразно вынутую из просфоры часть, изображая смерть Иисуса Христа на кресте, обращает агнца печатью вверх и прободает его копьем в правую сторону, причем говорит: «един от воин копием ребра его прободе, и абие изыде кровь и вода» — это воспоминание священника дьякон сопровождает поднесением ему в сосуде вина и воды и по его благословении вливает их в потир. Количество вливаемой воды не должно быть велико, чтобы не изменять вкуса вина. Приготовив агнца, священник вынимает частицы из других священнодействуемых просфор, а также из просфор, принесенных молящимися, и располагает их на дискосе вокруг агнца, покрывает его звездицей, а потом его и чашу пеленами, и дискос и потир покрывает одной пеленой, называемой «воздухом», произнося прошение, чтобы Бог покрыл всех верных своим покровом, отогнал от них всякого врага, умирил жизнь нашу. Затем священник берет кадило и сам кадит, после чего совершает вместе с дьяконом поклонение святым дарам. Далее читается «молитва предложения», в которой священник просит, чтобы Господь благословил предложение сие и принял его в пренебесный свой жертвенник, помянул принесших оное и священнодействующих. После того произносится краткий отпуст. Все действия проскомидии имеют аллегорическое значение: просфора, из которой изьемлется агнец, означает Пресвятую Деву, жертвенник — вертеп Вифлеемский, дискос — ясли и т. д., вообще проскомидия изображает событие Рождества Христова со всеми его деталями.

Просфора (от pros и fero, prosfora — приносимое)
Так назывались приношения из хлеба, вина и другого, с которыми верные в древности приходили в храм к литургии и часть которых служила для таинства евхаристии, а остатки — для «вечерей любви» (агапы), устраивавшихся сначала вслед за литургией. После того, как вечери любви были обособлены от литургии, просфорой называется специальной хлеб, употребляемый для совершения евхаристии. С древнейших времен, этот хлеб, нарочито приготовляемый, имеет форму несколько сплюснутого кружка, род небольшой толстой лепешки, с оттиснутым сверху изображением креста. Такой вид просфора имела уже в IV в. Считается, что тело Иисуса Христа, его органы и члены, находятся на небе, а на алтаре имеется — «круг» (корона). О церкви восточной также известно, что в ней просфора имела вид кружка с изображением креста. Позже, когда именно, неизвестно, при кресте появилась надпись IC XC N K, имеющая близкое сходство, почти тожество, с надписью на знамени Константина Великого, как читает ее биограф Константина, Евсевий; в той и другой имеется слово NIKA. Но нужно думать, что надпись на евхаристийном хлебе древнее Константинова знамени, потому что в древнейших экземплярах печатей греческих евхаристийных хлебов на этих печатях вторая половина надписи значится не в полном составе слова (NIKA), а в сокращении N K, из чего следует, что надпись появилась еще до провозглашения христианства религией господствующей, когда это господство еще лишь предвиделось церковью. У сирийцев и египтян печать евхаристийного хлеба представляла несколько больших (посредине) и много маленьких изображений креста в форме decussata — X, нередко с надписью кругом agios ioxiros. Такие же изображения встречаются сначала и в западной церкви — с крестами + и X. Были приносимы евхаристийные хлебы с печатью приносившего лица. На Западе очень рано стали заботиться о том, чтобы евхаристийные хлебы были возможно меньшего объема. Один из соборов толедских уже узаконяет modica oblata. Для этой цели, по словам Мабильона («De azymo»), была изобретена еще до XII века где-то на Западе железная машинка, дававшая определенный размер и вид евхаристийному хлебу, доведенному с течением времени до вида нынешних католических облаток. Такая операция возможна была только над хлебом пресным (опресники), но не над квасным, подымающимся и увеличивающимся в объеме во время печения, почему она и не могла распространиться на Востоке, где евхаристийный хлеб употреблялся только квасный. Имея везде вид круга, евхаристийный хлеб отличался в разных местах различными деталями формы, почему арльский собор (еще в VI в.) постановил, чтобы внешний вид евхаристийного хлеба был совершенно одинаков во всех церквах целой провинции. Изготовлением облаток для евхаристии на Западе занимались монахи в монастырях, при пении священных песней. В православной церкви просфора ныне состоит из двух наложенных один на другой кружков, из которых на верхнем имеется упомянутая выше древнейшая печать, изображающая четырехконечный крест, со словами: IC XC HI KA, окончательно введенная в практику московским собором 1667 года. В виде исключения, высшей церковной властью разрешается некоторым церквам особенно монастырям, иметь печати для просфор с другими изображениями, например с изображениями святого монастыря или праздника, в честь которого сооружен храм. Для единоверческих церквей дозволена печать с восьмиконечным крестом. Просфоры должны быть изготовляемы из лучшей пшеничной (а отнюдь не другой какой-либо) муки, замешаны на чистой воде, а не на молоке, безо всякой примеси, не должны быть помазываемы чем-либо, например, маслом или яйцами, должны быть сделаны из квасного теста, а не из пресного, чтобы не были черствые или «зацвелые», т. е. начавшие плесневеть. Для прихожан, желающих принести от себя просфору на проскомидию о здравии или молитве о своих присных, просфоры продаются в церкви же перед литургией.

Жертвоприношение в тантризме
Жертвоприношение всегда считалось неотъемлемой частью тантрических ритуалов, в частности, пуджи (поклонения). В «Куларнава-тантре» говорится: «в жертву можно приносить существ, которые летают, зверей, которые живут на суше, и животных, обитающих в воде». В «Маханирвана-тантре» мы встречаем следующий список: олень, козел, овца, буйвол, боров, дикообраз, заяц, игуана, черепаха и носорог. «Йони-тантра» упоминает оленя, верблюда, слона,шакала, льва, лошадь и, вопреки всем табу, корову. В «Нила-тантре» перечисляются породы рыбы, пригодные для матсьи: сола, чингада, мадгура и илиса (или хилса). Иногда в жертву приносили также петухов и голубей. Животных намазывали благовониями, украшали цветами и кормили рисом. Тантристы благословляли их и молились о том, чтобы в следующем рождении они стали людьми. При этом читали такое заклинание: «Твое тело пронзает Шива, и Шива тебя заберет. О знай, бессловесная тварь! Ты для меня Шива, и я для тебя Шива». Затем жертвенное животное клали на глиняную дощечку с изображением треугольной янтры (символа божественной йони) и перерезали ему горло. Кровь, обрызгавшая янтру, считалась жертвой, принесенной Великой Богине. «Убивая во имя бога или дважды рожденного (брамина), не совершаешь никакого греха», — утверждает «Куларнава-тантра».
«Куларнава-тантра» утверждает, что в мясном соке пребывает Брахма, в его запахе — Вишну, в семени — Рудра (т.е. Шива), а в поедании мяса — «верховное существо». «Тара-тантра» рекомендует весьма незамысловатый вид жертвоприношения: не нужно убивать ни людей, ни животных. В 5-й главе священного трактата говорится, что одна капелька собственной крови адепта ценится выше, чем целая чаша жертвенной крови другого существа. Учитывая, что, согласно йогическим воззрениям, семя является эссенцией крови, жертвоприношение мужского семени, особенно мультиоргастическое, является высшим жертвоприношением в тантризме, совершаемого во время ритуального полового акта - майтхуны.

Древнекиевские языческие боги, кто они?..

Согласно летописям, в 980 году «и нача княжити Володимер в Киеве и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. Жряху им, наричуще я богы, привожаху сыны свои и дщери, и жряху бесом, оскверняху землю требами своими, и осквернися кровыми земля Руска и холм от».

«Кумир» — это нечто, что способствует соединению в цельность с божественными силами. Теперь понимают под ним, во-первых, статую языческого божества, а во-вторых, предмет восхищения, преклонения. Эти значения отражают видимость предмета и явления, но не передают его глубинной сути. А она — в самом имени: «кум + ир». «Кум» — это и духовное родство (например — крестный отец), и, в более древних пластах языка, некая духовная, воздымающая, созидающая, подвигающая и восхищающая сила, присущая всему живому — а потому все и одухотворено, что одухотворяется ею. «Ир» же — это и некий райский, горний остров-пристанище всех как богов, как умерших и нерожденных душ, так и всех прочих сил бесплотных, а одновременно — это и мировое дерево-древо жизни (ирий или вырий), и, в более древних пластах языка, некий «покой», «мир», обнимающий, питающий, дарующий, зиждущий и берегущий всю жизнь и все мироздание. Древние киевляне замечали не меньше нас, «откуда мы пришли, зачем и есть».

«Жряху» — переводится обычно как «жертвовали», но слово обозначает то, о чем и звучит — киевляне отдавали богам жертвы на «жратву», «пожирание». Вроде просторечно и грубовато, но так оно и есть — «боги едят» жертвы жадно, много, «трескают» их, «лопают» — и все им мало, ненасытно и немного погодя вновь еще хочется. Что ж, и древние киевляне чувствовали и осознавали, что не только человек зависит от благоволения к нему божественных сил, но и для этих сил живительно действенное внимание к ним человека. Взаимообусловленная щедрость.

«Наричуще я богы» — переводят «называв их богами», но более точный перевод можно выразить так: «действенно наделяя их (а потому) и себя великими — вышними — силами». Само по себе слово «бог» обозначает нечто большее, чем мы (каждый из нас) есть сами. И это не вещь, не застигшее, замершее, стабильное явление, а вечно живой, неугасимый, развивающийся процесс. «Будьте яко боги» — бесконечно становитесь большим, чем вы есть. Потому-то боги и были творцами, демиургами (букв. «созидающими живое окружающее пространство»), что остановка была для них и созданного ими мира смерти подобной. Считалось, что силы, потенция творчества, которые приходят к богам от того еще «большего», чем они есть, требуют своего созидательного воплощения, именно светлого и магического использования, иначе переходят к другому, более достойному воспользоваться ими, потому что не ленив и не останавливается в своих поисках и свершениях, а главное — не устает. «Уставшие» боги уходили в небытие: их деяния оставались в блаженной памяти людей и мира, а сами они поселялись на райской первоземле-острове Ирий (впрочем всегда, как и все создания, будучи частью его, и кстати, сам остров не то ли, что и «блаженная, вечная присно-память» — память Вселенной?). Этот же остров является еще и общеизвестным для всех народов «древом жизни». И люди на нем — особая, «культурно прищепленная наивысшим создателем», особо избранная, способная особо богоугодно (животворяще и для богов, и для бесов, и для всего мира) плодоносить ветвь мироздания. У ветви людской свои особые задачи, хотя бы та, что человек должен быть (ему суждено становиться) для всего древа добрым попечителем, источником сил, радости и хозяином. Поэтому, как бы там ни было и как бы кому ни казалось, а всё-всё дерево жизни (все существа по отношению друг к другу) исключительно бережно и доброжелательно выращивает («селекционирует») человека, помогает человеку становиться Человеком.

«Бесы» — в дохристианском понимании — это могущественные, наделенные индивидуальным сознанием, извечно любующиеся и похваляющиеся своим физическим могуществом силы (т. н. «сверхъестественные существа»), необоримые и «пакостные» для каждого человека лишь в том случае, если они не удовлетворены деяниями, состоянием и жизнью самого этого человека. Что и случается тогда, когда человек в цельности своей бывает немощен и слаб. И тогда они руководят и играются человеком, а не человек в своем творчестве владеет ими. Отсюда и та значительнейшая роль в жизни древних киевлян особых посвященных — профессиональных посредников между людьми и богами, бесами — магов-волхвов, способных приручать или, по крайней мере, временно утихомиривать и ублажать до поры до времени очередного жертвоприношения бесов. Бес же, в свою очередь, возобладав над человеком (волхвом), может временно становиться для него и «богом». Впрочем, еще тем мог отличаться для человека «бог» от «беса», что бог дарует, содействует, созидает, делает тебя «б`ольшим», а бес отбирает, рушит, препятствует и «уменьшает», «обесточивает» тебя. Но и этим бесам отнюдь не отказывали волхвы в праве на жизнь только потому, что некоторые из этих бесов хвостаты, рогаты, с копытами и прочими диковинками. Следует заметить, что для древних киевлян и «бесы», и «боги» были такими же равноправными в праве жить созданиями, как и сами люди. У людей земля и твердь, у рыб — вода, у зверей — леса и луга, у птиц — деревья и небо, так и у бесов и богов свои особенные миры (называют их ныне иногда «эфирными», «астральными», «тонкими»), но тесно взаимосвязаны и пересекаются эти миры с нашими. И все мы одно — древо жизни и... сама жизнь, которую можно лишь только ощущать и которой возможно лишь только восхищаться. А с бесами и богами, считали древние киевляне, надо жить в мире, и для этого следует их попросту удовлетворять своим образом жизни. Вточь как у супругов. Наиболее плодотворной называлась взаимолюбовная «интимная с богами» связь, но для этого человек (волхв) должен был быть одновременно и максимально щедрым, открытым и нисколько (максимально) при этом стараться не терять себя. Иначе сверхъестественные силы (изначально призванные быть служителями цельности человека, которую, однако, лишь он сам лично способен осознанно взращивать в себе) тебя либо уничтожают, либо делают жалким своим рабом до конца здешних дней твоей слабости. И люди (в частности волхвы) стремились преуспевать в овладении собой — чтобы на равных или, даже, на правах творца сотрудничать с миром вовне и внутри себя.

«Оскверняху» — понимают под этим словом «творить нечистоту, гнусность, разврат, распутство». Слово «скверна» обозначает остатки от огненного жертвоприношения — сквары (букв. «жгучего жара»). Именно огонь был тем, кто «пожирал», истреблял и жадно, ненасытно поглощал человеческие богам дары, воскуривавшиеся в небо. Что ж, у древних киевлян уже сам по себе огонь был священным и жертвенным. Питался он сухими деревом, хворостом, соломой, сеном и поддерживался, в частности на кумирнях, как полагают, неугасимым денно и нощно. Другое дело — что в него еще бросали, особенно на Владимировых кумирнях (а их известно две — в Киеве на нынешней Андреевской горе и в Великом Новгороде (Новымгороде) на берегу реки Волхв).

«Требы» — требами называют определенные службы-священнодействия, обращенные к богам-«нянькам» с каким-то требованием, потому что совершаются по особой нужде. Это своеобразное вызывание снисхождения божьего огня-чудесного покрова на себя. Боги потому и боги, что могут где-то «приспать», «загулять» и не заметить нужды своих опекаемых созданий. Боги — тоже люди, своеобразные люди, им не чужды бывают человеческие заботы, слабости и сладострастия. Тоже птицы — но своего полета, тоже фрукт — но своей ветки. Пока человек немощен, он нуждается в покровителях, а когда обретает в себе силы — становится покровителем и благодетелем для других. Но «требы» имели еще и другое значение — очищения человека, они были воссоединением его существа с горним (небесным, божьим, прародительским, «дедовским») миром, в который человек таким образом, хоть и кратковременно, но попадал и набирался там прозрения своих путей и сил. «Треба» от слова «требовать», «теребить» — не только дергать богов, напоминая им о себе, но и теребить себя же самого, самих же себя, собравшихся на требище, очищать, отделять от всего негодного, непотребного («не по требе», что не трепещет, мертво, не живет), что мешает, довлеет невысказанностью, тревожит, тяготит. В определенные моменты само существо человека требует священнодействия, считали волхвы, потому что человек стремится к богу, стремится стать богом, стремится неустанно становиться б`ольшим, чем он есть теперь.

«Кровыми» — летописец недвусмысленно свидетельствует, что древние киевляне приносили в жертву богам своим своих же детей. Неизвестно (нет достоверных сведений ни в летописях, ни в памяти народной), как часто и насколько повсеместно подобные требища свершались. Единственный за всю прежнюю историю Киева документально зафиксированный случай произошел в 983 году, да и тот со многими вопросами и неизвестными. Дело было так:

Владимир возвратился из удачного похода, захватив богатую добычу и обложив новые племена данью. «И реша старцы и боляре: мечем жребий на отрока и девицу; на него же падет, того зарежем богам»...

Сделаем отступление. В древности среди многих народов бытовало совершенно серьезное представление, будто дети, в особенности девственные отроки («отрок и девица» — мальчик 7-15 лет — возраст достижения половозрелых способностей) являются наиболее для богов приятной и угодной («деликатесной») жертвой. И мальчикам хорошо — они идут, дескать, прямо к богу и всегда будут пребывать рядом с ним, и людям хорошо — они заслуживают особое расположение-благосклонность бога за такие внимание, веру и посланника. И люди (жрецы) выбирали (нередко посредством жребия — «выбор самих богов») лучшее из лучшего что у них было, — наиболее прекрасных во всех отношениях девственных отроков (реже — отроковиц) из числа своих детей (дети всех граждан участвовали в жребии). В знак то ли великой благодарности (за победы, удачи, добычи), то ли великой нужды (во время поражений, голода, эпидемий), то ли особо определенной регулярной даты (какой-нибудь праздник, связанный с самим богом-бесом), «абы тот был пуще прежнего сыт, милостив, доволен и щедрее». Родители тех, на кого падал жребий, должны были быть премного счастливыми и за дальнейшую (посмертную) судьбу сына (часто первенца), и за милость «всевышнего», проявленную к их семье. Такая жертва (закалываемая и сжигаемая, а то и сжигаемая живьем) была особенно лакомой для бога-беса лишь при добровольном согласии родителей мальчика (девочки) и, в меньшей степени, самого отрока (девицы).

Противились выпавшему жребию довольно редко — это могло привести чаще всего лишь к одному последствию: всю семью побивали камнями, а трупы бросали на растерзание диким зверям. С рождением и укреплением новых богов жертвоприношение детей (равно и вообще людей) было отменено, хотя, парадоксально, при этом люди стали по всяким другим поводам умервщлять себе подобных и их детей во все больших масштабах, чем было прежде. Однако, особое участие отроков в различных богослужениях продолжается и поныне. Они (например детские певчие) являются невинными, чистыми и непременными помощниками священников, и не без их особой магической силы «открываются небеса» и поддерживается во время службы священная связь между горним и дольним мирами.

Но вернемся в Киев 983 года... И жил тогда в Киеве варяг-христианин, пришедший из Греции. На его сына, «прекрасного телом и душой», и выпал жребий. Но отец отказался выдать сына на «зазряшную» поживу-пожирание бесам, чем подобная треба по сути и была. Именно христианство ясно напомнило и людям, и богам, и всему миру, что наибольше «пищи» боги, бесы и весь мир получают именно от жизни человека, нежели от смерти его, — и поэтому все вместе они должны стремиться не к его погибели, а к идельному исправлению, поправлению в целом, к его «селекции»... Посланцы пересказали столь крамольный для тогдашних святоотеческих законов отказ варяга гражданам, и те, вооружившись дубьем, кольями, топорами и прочим сподручным инвентарем, проломили забор и толпой ворвались во двор. Но и тогда отец не отступил. Феодор и Иоанн погибли. Принесли ли при этом Иоанна граждане в жертву Перуну или же он оказался для жертвы уже непригодным — неизвестно. Но главный из «темных» вопросов суть следующий: подобные жертвоприношения являлись характерными, «непришлыми» для всех киевлян (полян, славян) или же это был исключительный случай, да и то происшедший лишь в Верхнем городе (Перунов холм), а, может быть, и свойственный лишь для княжеской (киевской) дружины? Ведь «отроками» называли еще младших дружинников, принимавших участие в походах и сборах дани и находившихся в личном услужении у князей — не из этих ли причастных к судьбе дружины и князя отроков и избирались в экстремальные моменты жертвы?..

Судя по летописи, инициатива произошла именно от киевских старейшин и, пожалуй, такое им было уже не впервой, правда, «без прокола». Что ж, бывшая реальность этого вполне возможна: древние киевляне относились к убийству еще куда более проще, чем в наше время, это было для них обыденностью. Умели ли они в своем жестокосердии по достоинству ценить тайну жизни и ее священство?.. Это уже покрыто тайной времени. Тем не менее, существует мнение, что упомянутое жертвоприношение избранного «отрока и девицы» было ни чем иным как ритуальной дефлорацией отрока жрицей, что и знаменовало собой приношение Перуну как фаллическому божеству мужской потенции и силы. Во время эякуляции в женщину при этой крайней форме сексуальной инициации подросток становился мужчиной, что в действительности и было равносильным тому, чтобы «зарезать» в нем прежнего девственника и мальчика. Согласно этой версии событий, Иоанн, которому в 983 году было 14 лет, таки остался жив и насильственно прошел чуждый своему христианскому воспитанию языческий ритуал сексуального заклания. Позднее он стал монахом, а еще позднее стал известен как первый киевский митрополит Илларион. Но прежде того от него родился мальчик, которому суждено было стать отцом Антонием и основателем Киево-Печерской Лавры. Отец же Иоанна Феодор также остался жив. Провел оставшуюся жизнь в монастыре на Афоне и известен как духовный наставник Антония Феоктист.

Дополнительно:

Жертвенник